Наталья старалась забыть про мужа. Прошло уже много лет, и она худо-бедно научилась жить одна. Валерий появился внезапно, как снег на голову.
В один из солнечных дней, когда вокруг пахло тополиными почками, а на клумбах алели тюльпаны, Наталья неспешно возвращалась домой с работы. Празднично украшенный город блестел отмытыми окнами, красовался приглаженными скверами, красными флагами и транспарантами. Сидеть в душной квартире ну совсем не хотелось. Наташа решила вытащить Машу на прогулку, сходить в кафе-мороженое, прогуляться по бульвару. Если, конечно, удастся обнаружить Машку, эту вредную девку, дома. Наверное, кое-как сделав уроки, умотала с Юлькой. Очень ей надо гулять с «престарелой» маменькой за ручку. Ну и ладно, тем хуже для нее – на кафе у Маши денег не хватит!
На скамейке у подъезда не оказалось давно знакомой команды бабусек. И не предвидится до ноября: все местные бабушки, кроме мамы Гали, были заядлыми дачницами. Около дома стояла серая "волга". За рулем – мужчина. Что-то знакомое в повороте его головы заставило Наталью замедлить ход.
Это был... Валерка, бывший муж и вероломный предатель. Конечно же, он. Дверца "волги" открылась, и он выпрямился перед Натальей. Высокий, моложавый, в модных джинсах и рубашке «поло». Виски тронуты ранней сединой, фигура заметно погрузнела, отяжелела, хотя живот не нависал над ремнем джинсов. Просто заматерел Валера, пришел в самый лучший мужской возраст.
- Здравствуй, Наташа, — просто сказал он.
Наталья не знала, что делать. Как снег на голову. Так просто: здравствуй, Наташа. Нет, она, конечно, не ждала от него покаяний. Не тот человек. Не будет он падать на колени и валяться в ногах с криками: прости. Но... А, может быть, он правильно все делает. В глазах – тоска. Все и так видно, какие уж тут слова.
- Здравствуй, Валера.
Она не один раз представляла себе его возвращение. Думала даже, что скажет ему с иронией: «И откуда же к нам такого красивого дяденьку занесло?» Как в комедии. Но почему-то не смогла вымолвить ни слова. Валерка стоял рядом, и Наталья чувствовала его родной запах. И весь он, с головы до пяток, был родной, единственный, любимый. Злости и обиды не было. Как будто он не к чужой женщине, а на войну ушел. И вот – вернулся, израненный, но живой. Господи, какая дура, какая дремучая дура, тряпка, размазня. Осталось на шею ему броситься и в голос, по-бабьи завыть: родненький! Наталья, одеревеневшая, ничего не говорила. Будто сама во всем виновата.
Все тот же прямой пробор в волосах, та же тяжелая коса, закрученная в тугой узел сотней шпилек. Она тянет голову, и всем кажется, что Наталья – заносчивая, много о себе понимающая. Не такая она. Просто тяжелая коса. Валера это знал. Глаза испуганные, растерянные, потемневшие. Губы мелко подрагивают, и не понять: поцелует она сейчас его или отдубасит своей сумочкой.
Они смотрели друг на друга молча. Валерий протянул руку и поправил ей выбившийся локон. А потом сел в свою "волгу" и уехал. Наталья зашла в подъезд, тяжело, по-старушечьи поднимаясь на свой этаж. Она поняла: в первый, но не в последний раз он приехал. Конец спокойной жизни. К худу, или к хорошему – неизвестно. Но он победил, даже не начиная бой.
Дома тихо. Слава богу, Маши не было дома, и не видела она их. Наталья закрыла входную дверь ключом, скинула с себя одежду и белье, застыв перед большим зеркалом в прихожей. Выдернула с какой-то ожесточенной злостью шпильки из прически. Тяжелые волосы упали на плечи, грудь, спину, рассыпавшись шелковым покрывалом. Наташа, всматриваясь придирчиво в свое отражение, искала изъяны. Крепкое, литое, монолитное тело, словно ожившая героиня картин эпохи Возрождения. Грудь высокая, широкие бедра, созданные не для кокетства, а для материнства, сильные руки, плечи, ноги, как ровные мраморные колонны. Такие, как она, красуются на плакатах: «Родина-мать» или «Дадим стране угля». Таким, как она, не место в мечтаниях поэтов серебряного века. Предназначение понятно: рожать, пахать, воевать...
Наталья, накинув на себя халатик, горько заплакала. Валерка относится к определенному типу мужиков. Этакий альфа-самец, окруженный сонмом женщин, влюбленных в него. Некогда горевать и мучиться совестью альфа-самцу, у него другие задачи. Его бабы даже не смеют упрекнуть. Не положено! Чем больше сил у самца, тем тише его гарем.
Но ей-то зачем это все? Она даже личную жизнь свою не может устроить: вечно думает о том, что подумает бывший муженек? А вдруг? Да и не нужен ей никто, кроме этого Валерки, будь он проклят! Позовет – она побежит. И бежать сразу же, сию минуту мешает только одно: Машка. Вот здесь – все по-другому. Наталья – мать. И с грязью мешать единственного ребенка ему не позволит! Нет! Никогда! Если бы муж попросил бы сейчас показать Машу – она развернулась бы и ушла. Маша – не игрушка. С Машей не будет так, как с ней. Потому что мать в Наташке всегда побеждает женщину в Наташке.
Валерка приезжал раз в месяц. Ничего не менялось. К подъезду подкрадется его серая машина и стоит часа три. Наталья смотрит из окна на блестящую серую крышу автомобиля и не выходит. Иногда она встречает машину при выходе с работы. Валера здоровается с ней, она с ним. Помолчат и разойдутся. И опять проходит месяц, и потом – опять, пока Наталья не привыкла и не стала нервно Валеру поджидать, выискивая среди машин знакомую, серую, с жалюзи на заднем стекле.
После Нового Года он приехал, как обычно. Подошел к ней и вдруг прикоснулся к ее руке, словно током ударил. Властно сжал ее пальцы и повел к машине. Усадил, сам сел, завел двигатель. Повез за город, далеко-далеко.
- Куда ты меня везешь? – забеспокоилась Наталья, — у меня дочка дома одна!
- Маша уехала в лагерь на зимние каникулы. Не ври, — ответил Валерий.
- Откуда ты...
- Я все про вас знаю. До мелочей. Давно. Молчи, — Валерий осторожно вел автомобиль по заснеженному шоссе.
Они долго ехали. Дорога была пустая, а ветви деревьев склонялись над ними под шапками липкого снега. Через два часа "волга" свернула с шоссе и медленно поползла по сосновому перелеску, рискуя увязнуть в глубоких колеях. Через некоторое время впереди показалась ровная, освещенная фонарями поляна. В ее центре стоял огромный деревянный терем. Какая-то туристическая база «для своих». Валерий припарковал машину на тщательно вычищенной площадке и подал руку Наталье.
Их окружало настоящее царство Берендея. Тишина была такая, что закладывало уши. Двери терема не заперты, и Валера с Наташей очутились в просторном фойе, украшенном по-новогоднему. Деревянные стены, желтые, похожие на бруски сливочного масла, источали свежий хвойный аромат. В углу помещения расположился огромный камин, в котором потрескивали дрова. Несколько мягких кресел стояли кружком вокруг камина, приглашая к неспешной беседе под рюмку коньяка. Но Валерий повел Наташу по добротной, крепкой лестнице на второй этаж. Толкнул ногой массивную деревянную дверь в комнату.
Здесь было тепло и уютно. Огромная двуспальная кровать. Медвежья шкура небрежно кинута на лаковый янтарный пол. Широченное окно за тяжелыми портьерами выходило на круглый балкончик, где стоял столик и пара плетеных кресел. В комнате также находились небольшой камин и столик, накрытый к праздничному ужину. Бутылка шампанского, квадратный штоф непонятного напитка чайного цвета, фрукты, закуски, сладости и икра на льду. Видно было, что к приезду гостей тщательно подготовились.
- Здесь мы будем с тобой жить, — наконец-то сказал Валерий.
- Как, жить? У меня ничего с собой нет, и на работе...
- Плюнь ты на свою работу. Не уволят. Не посмеют. Все необходимое – в шкафу. А Маше можно отсюда позвонить. Да там, в лагере, не больно-то девка о тебе вспомнит. У нее – любовь.
- Какая такая любовь, Валера? Что ты мелешь? – возмутилась Наташа.
- Мальчишка третий месяц ей портфель таскает. В автобус вместе заходили и сели на одно сиденье. На лыжах вместе катаются. И он, рыцарь, потом лыжи вместо портфеля носит! Я ездил в лагерь, видел, — ответил Валерий, — ничего такого. Чистая детская любовь. Но голова Машина точно не тобой забита.
- И давно ты за нами наблюдаешь? – Наташа начала задыхаться от возмущения.
Валерий даже в лице не изменился. «Хозяин жизни» - промелькнуло у женщины в голове - «Ни стыда, ни совести».
- Давно. Несколько лет. Все про вас знаю. Режим отдыха и работы. Знаю, что у тебя никого не было и нет. Знаю, что мама твоя обожает все контролировать и носит вам пирожки. А у Машки куча троек в табеле и безмозглая подружка. Знаю, что за тобой одно время таскался один хмырь, а ты его даже в квартиру не пригласила. Знаю, что Машке ты покупаешь модное шмотье, а сама ходишь в старенькой юбочке, и туфлям твоим столько же лет, сколько и дочери. Почему ты так плохо одеваешься? Я присылаю достаточно денег.
- Это деньги для Маши. Мне они не нужны! – огрызнулась Наталья.
- Эти деньги – для вас! Прекрати экономить на себе! Надо, я дам в три раза больше! – жестко сказал Валерий.
- Мне ничего от тебя не надо, — Наташа выскочила из комнаты, сбежала вниз по ступеням и распахнула двери на улицу. Плевать, пешком убежит. Напугал!
Валерий догнал ее, сграбастал в охапку и повалил в снег. Наталья отбиваясь, ударила его несколько раз по лицу. От ее пальто отлетело несколько пуговиц, а шапка слетела с головы. Валерий, схватившись за толстую, растрепавшуюся косу, намотав ее, как жгут на кулак, обездвижил Наташу и впился в ее губы. Конечно, ослабла. Конечно, ответила на поцелуй. Конечно, оплела руками его шею. Кого обманывать. У Натальи не было мужчины кроме него. Никогда.
Они прожили в тереме три дня. И три дня Наталья плыла в каком-то розовом тумане, не чувствуя под собой ног. Она пила вино, ела икру, парилась в сауне, гуляла с Валеркой по лесу, много смеялась, много говорила и ни о чем другом не хотела думать. Появилось какое-то ощущение легкости и беспечности. И мстительного удовольствия. Ведь где-то там, в огромной, богато обставленной квартире осталась ОНА. Пусть теперь ОНА побудет одна и подумает, каково это, БЫТЬ ОДНОЙ. Каково это – стискивать зубы от боли, реветь в подушку, застывать изваянием перед окном и ждать звонка.
На третью ночь Валерия прорвало. Он говорил, говорил, пропуская через пальцы Наташины шелковые волосы, а она слушала внимательно, радуясь, что тот, кого она так любила, не был счастлив. И не будет счастлив никогда.
- Елена хотела, чтобы я всегда был рядом. А еще она хотела, чтобы деньги в ИХ доме никогда не кончались. Я работал, как говорят, крутил делишки. Родилась дочка. Девочка. А я крутил делишки и не мог находиться около Елены. Так не бывает: или одно, или другое. Ничего личного – жизнь. Ленка поначалу скандалила, пытаясь одержать верх. Я ненавижу скандальных баб. Хотелось ударить ее. Но я не ударил. Просто ушел и не появлялся дома неделю. Когда вернулся, она встретила меня притихшая и жалкая.
Так у нас и повелось: Ленка открывает рот – я закрываю за собой дверь. Она поняла, что под ее дудочку плясать никто не будет. Я задаривал Лену золотом и шмотками. Ее мать отдыхала на лучших курортах. У Алинки было все. Вроде – жизнь удалась. А я смотрел на них и понимал – ничего не получается. Альке нужен батя. Нормальный батька. Пусть небогатый, пусть в трениках по субботам, и вместо моря таскал бы ее на закорках на речку. Пусть не дом отдыха, а деревня с бабушкой. Я старался быть с ней чаще. Но не получалось. И еще – постоянно думал о Машке. У нее тоже не было нормального батьки. Ни в трениках, ни на "волге", никакого. Я даже пить начал, потом бросил.
Ленка заполняла пустоту вечеринками и гостями. Она такая: если ребенок не интересен отцу, то и ей – тоже. О теще и говорить нечего. Тупая и ограниченная. До сих пор заводит себе любовников в два раза младше ее самой. На мои бабки... Алька – хорошая. Самостоятельная. Умница невероятная, — Валера закурил.
Он один единственный раз съездил с Алькой к матери. Мария не произнесла ни слова сыну, молчала всю неделю. Но Алю полюбила. Это было видно. Они не расставались с ней ни на минуту. А дочка, как выпущенный на волю маленький зверек, без конца носилась по полям, купалась в реке, вытаращив глазенки, и сидела на маленькой скамеечке в хлеву, где мать доила корову. Она не испугалась огромных рогов и просила поднять ее, чтобы погладить морду животного.
Алька ревела взахлеб, не желая уезжать от бабушки. А Мария сказала только:
- Что же ты мне только одну дочку привез? А та, что? Не считается? Предатель.
Наталья тоже привозила Машу в родное село бывшего мужа. И Машка вела себя так же. И так же порывалась погладить корову, лепеча:
- Бабуська, а почему у коловки сопельки? Она плостудилась? Ей надо аспилин!
И так же ревела на остановке, пока Наталья ждала автобус. Вот только Мария крепко целовала и Машку, и Наталью, говоря:
- Девоньки, приезжайте чаще, не забывайте про меня. Я вам дом отпишу. Ничего не жалко, хорошие мои!
Валерий смотрел в потолок, а потом прикурил новую сигарету:
- Все – фальшь, мираж, фикция. Детские мечты, и моя дурацкая спесь. Вообразил из себя невесть что. Мать это сразу поняла. Она до сих пор со мной не общается. А я до сих пор не попросил ни у кого из вас прощения. Да вам и не нужно это прощение. А Маша... Она узнает правду, но и близко к себе не подпустит. Не такой человек. Сильная. А вот Аля... Аля может сломаться.
- А что ты думаешь обо мне, Валера? Почему ты никогда не думаешь обо мне? – спросила вдруг Наталья.
- А что о тебе думать? Ты любишь. Знаешь, как растерзали нашу планету разные катаклизмы? Метеориты уничтожали все живое. Но проходили сотни лет, и Земля вновь покрывалась зелеными лесами, а в морях и океанах заводились новые морские гады. Так и ты. Тебя ничто не может сломать, а уж тем более, такое мелкое дерьмо, как я.
---
Анна Лебедева