В мае 1936 г. суд рассматривал дело об убийстве на острове Врангеля врача Николая Вульфсона начальником зимовки Константином Семенчуком и проводником Степаном Старцевым. Необычно, что дело о бытовом убийстве на отдалённом острове рассматривал Верховный Суд РСФСР, а обвинителем на нём выступал не кто-нибудь, а Прокурор СССР (т.е. Генпрокурор) Андрей Вышинский, который вскоре будет проводить знаменитые Московские процессы.
О трагедии, разыгравшейся на острове Врангеля в конце 1934 – начале 1935 года, хорошо известно. Ей, помимо множества статей, посвящён рассказ бывшего следователя по особо важным делам Льва Шейнина «Дело Семенчука», и художественный фильм Филиппа Абрютина «Трагедия в бухте Роджерс». Однако ни статьи, ни рассказ, ни фильм не дают ответов на вопросы: почему же убийство рассматривал Верховный Суд РСФСР, а обвинителем выступал высший чин прокуратуры. Андрей Януарьевич Вышинский, прозванный «Ягуарьевичем», незадолго до того был назначен на высший прокурорский пост в СССР, и почему-то не побрезговал заняться провинциальной «бытовухой». Более того, на суде он выступил с длинной и блестящей речью. С чего бы это?
Итак, в 1934 году на остров Врангеля была отправлена очередная группа зимовщиков во главе с Семенчуком. Начальник зимовки в изолированных посёлках Заполярья был не только представителем Главного управления Северного морского пути, но и официальной властью, подобно той, которой обладает капитан корабля. В то время на острове жило 65 эскимосов, переселённых советской властью на остров в 1926 году. Эскимосы охотились на белых медведей, тюленей, моржей и песцов. Хотя шкуры, добывавшиеся эскимосскими охотниками, приносили прибыль, главной целью создания постоянного поселения было обозначение присутствия СССР на острове, на который когда-то претендовала Канада.
На ситуацию на острове влиял национально-расовый фактор. Эскимосы, переселённые туда, плохо говорили по-русски, были неграмотными и полностью послушными советскому начальству. Для того, чтобы в зимовье поддерживались нормальные, человеческие отношения, руководителем должен был быть толерантный и внимательный к нуждам аборигенов человек. Первые начальники зимовки, Георгий Ушаков и Ареф Минеев, были именно такими: отношения с эскимосами у них были хорошими, и никаких скверных происшествий на острове не случалось.
При Семенчуке всё сразу стало плохо. «Я здесь прокуратура, ГПУ и суд», - говорил он. И вся его работа была направлена не на организацию нормальной жизни зимовья, а на непрерывное доказательство всем и вся, что он на острове царь и бог. С женой Надеждой, отличавшейся тем, что избивала людей, и своими прихвостнями (алкоголиком биологом Вакуленко и слабоумным проводником Старцевым, при поддержке парторга Крабовского) он установил на острове жестокий режим личной власти. Для того, чтобы никто не забывал, кто хозяин, Семенчук запрещал эскимосам охотиться, и резко уменьшил выдачу продовольствия (всё продовольствие, а его было минимум на три года, причём муки – на 10 лет, хранилось на складе, которым распоряжался Семенчук). Эскимосы начали недоедать, слабеть и болеть. Начальник, сам запретивший охоту, обвинил эскимосов в лени и тунеядстве, и запретил выдавать больным пайки. Он также урезал выдачу топлива, хотя его запасы были велики.
На суде Семенчук утверждал, что прекратил выдавать продукты из экономии, опасаясь, что суда с припасами могут не прийти вовремя. Но это явная ложь: стремление сэкономить не может объяснить отказ выдавать пайки больным и ослабевшим, запрет на выдачу лекарств сухого молока умирающим детям.
Эскимосы начали умирать. Семенчук отправил на Большую землю телеграмму, в которой объявил о появлении на острове тифа, которого, как известно, на Крайнем Севере быть не может.
Против Семенчука выступил врач Николай Вольфсон и его жена Гита Фельдман, тоже медик. Они требовали выдавать эскимосам нормальные пайки, и усиленные – больным. Между Семенчуком и врачами начались скандалы, кончившиеся трагически: 27 декабря 1935 года при объезде больных Вульфсон пропал, а через четыре дня (Семенчук саботировал поиски) был найден мёртвым с явными следами насилия. В поездке врача сопровождал подручный Семенчука Старцев. Семенчук приказал немедленно похоронить погибшего, и отправил на Большую Землю телеграмму, в которой говорилось, что Вульфсон заблудился и замёрз в пьяном виде. После гибели мужа Фельдман продолжала противостоять тирану, за что он лишил её пайка и топлива (в заполярную зиму!). Тяжело заболевшая женщина выжила, только благодаря тайной помощи нескольких зимовщиков – русских и эскимосов.
Радиограммы Семенчука всё сильнее тревожили руководство Главсевморпути: было понятно, что на острове Врангеля неблагополучно. Семенчук, пестуя свою тиранию, забросил дела, в результате чего зимовье пришло в полный упадок. А ведь оно должно было заготавливать пушнину и вести научные исследования.
«За восемь месяцев вредительской деятельности Семенчука хозяйство острова пришло в полный упадок. Погибли почти все собаки, этот основной и единственный вид промыслового транспорта, только на полярной станции осталось несколько упряжек. Не сохранились и кожаные байдары, без которых промысел невозможен.
За весь сезон было поймано всего 50 песцов – 13% от многолетней средней добычи на острове. Даже в первый год освоения острова, в сезон 1926/27 года, песцов было добыто в два раза больше. Столь же плохо обстояло и с другими видами промысла. Медведей заготовили в три раза меньше, чем обычно, мамонтовую кость совершенно не заготовляли, моржового клыка добыли очень мало.
Не лучше шли и научные работы на полярной станции. Семенчук всячески тормозил проведение научных работ, систематически отказывал в необходимой помощи, в выдаче нужных материалов. Для работ, связанных с поездками по острову, он не давал собак. Геодезист Смирнов за время пребывания Семенчука с большим трудом выполнил только 12% плана, а после вывоза Семенчука за четыре месяца сделал 116% плана.
До 1934 года на острове Врангеля совершенно не проводились геологические исследования. Первый геолог был направлен в смене Семенчука. Но Семенчук отправил этого геолога обратно, мотивируя этот акт самоуправства разногласиями с ним. Таким образом, остров опять остался необследованным в геологическом отношении.
Почти ничего не смог сделать и гидролог Куцевалов. Зимой для доставки на место гидрологической станции всего оборудования (лебедки, батометров, вертушки Экмана-Мерца, палатки, пешень) ему требовалось не менее двух собачьих упряжек. А Семенчук либо вовсе отказывал в собаках, либо давал одну упряжку, но без помощника» (Минеев А.И. Остров Врангеля. Издательство Главсевморпути, Москва – Ленинград, 1946 г.).
В начале апреля на остров прибыл представитель Главсевморпути И.Л.Жердев. Он навёл порядок: Семенчук был отстранён от должности, арестован, и вместе со своим подручным Старцевым отправлен в Москву. Возобновилось снабжение эскимосов необходимыми припасами, жизнь зимовья постепенно вернулась в нормальное русло.
17 мая 1936 г., после завершения расследования, в Москве начался суд над Семенчуком и Старцевым. Как отмечалось, советская власть придавала ему особое значение.
1930-е гг. были временем освоения Крайнего Севера. Сталин и его команда планировали заселить тундры и арктические пустыни, и превратить их в источники минеральных богатств, наладив масштабную добычу золота, никеля, платины, олова и пр. Для этого была создана рабовладельческая промышленная империя – Дальстрой, для этого начинал строиться Норильск и закладывались шахты в Воркуте.
Освоение Крайнего Севера имело несколько целей. Первая, конечно, это природные богатства. Вторая, не менее важная – демонстрация всему миру, что советская власть не только способна наладить экономическое развитие на территориях, которые в «капиталистическом мире» остаются незаселёнными, но и обеспечивает гармоничное сотрудничество с коренным населением. Опять же в отличие от «капиталистического мира».
Тем временем ситуация на советском Крайнем Севере была тяжёлой. Коллективизация, затронувшая коренные народы, столкнулась с ожесточённым сопротивлением: в 1932 г. восстание охватило Таймыр, в 1934 г. на Ямале шла «Мандалада» - вооружённое сопротивление ненцев. Чукчи, долганы, юкагиры, коряки уклонялись от мероприятий советской власти, скрывались в тундре, срывали коллективизацию, отказывались платить налоги.
Кроме того, юридический статус острова Врангеля оставался неясным. Хотя он был известен русским ещё с XVII века, остров долго оставался не исследованным и не был нанесён на карты. Не были установлены и знаки, обозначающие его принадлежность России. В 1849 г. об открытии острова заявил британский исследователь Генри Келлетт, а первым известным европейцем, ступившим на его берег, стал в 1866 г. немецкий капитан Эдуард Дальман.
В 1913-23 гг. остров Врангеля пытался освоить Вильялмур Стефанссон, исландец с канадским подданством. Он завербовал на Аляске эскимосов, которые должны были наладить на острове добычу морского зверя. Считая остров «бесхозным», Стефанссон в 1921 г. объявил его владением Канады. В «Прокламации», подписанной участниками экспедиции, говорились: «…Принимая во внимание отсутствие объявленных прав на остров со стороны иностранных держав и ввиду пребывания на острове с 12 марта 1914 года по 7 сентября 1914 года … объявляем этот остров, известный под именем острова Врангеля, состоящим с этого времени владением Его Величества Георга, короля Великобритании и Ирландии, заморских доминионов, императора Индии и пр., и частью Британской империи».
Правительство Канады отреагировало на появление нового «владения» осторожно – не признав прямо присоединение острова, но и не возражая против инициативы Стефанссона. Премьер-министр Канады Артур Мейгхен направил инициатору колонизации письмо следующего содержания: «Дорогой мистер Стефанссон. Я просмотрел материалы, которые вы представили мне сегодня, и счёл необходимым предупредить вас, что правительство намерено поддержать права Канады на остров Врангеля, основываясь на открытиях и исследованиях Вашей экспедиции. Полагаю, что в настоящее время этого вполне достаточно для осуществления ваших намерений».
Колонизацию острова Стефанссон организовал из рук вон плохо. Часть колонистов погибла от голода, часть попыталась уйти по льду на Большую Землю, и бесследно сгинула во льдах. В 1924 г. правительство СССР направило к острову Врангеля канонерскую лодку «Красный Октябрь», экипаж которой водрузил советский флаг, объявил остров территорией СССР и вывез оттуда 13 колонистов, в числе которых был американский геолог Чарльз Уэллс и двенадцать эскимосов.
Эпопея с присоединением острова к Канаде провалилась (по вине самих канадцев), но юридический статус острова оставался спорным. Советскому Союзу было необходимо доказать, что он управляет им эффективнее, а главное – гуманнее по отношению к эскимосам, чем канадцы и американцы.
На этом фоне события 1934 г. на острове были для Москвы совершенно нетерпимы. Тем более, что информация о событиях на острове Врангеля каким-то образом «утекла» на Запад – вероятно, через работников Главсевморпути. Об этом прямо упомянул в своей речи на суде Вышинский: «Враги пользуются каждым такого рода моментом для того, чтобы изобразить дело в свете высоких политических событий, извращая действительность и представляя каждое судебное дело как одно из проявлений болезни нашего государственного организма. Именно этим объясняется поведение газеты «Карьяла» - органа финской коалиционной партии, поместившей сообщение о том, что на Земле Франца-Иосифа раскрыт целый заговор среди зимовщиков, возглавляемый комендантом острова Семенчуком, и что доставленные Водопьяновым и Махоткиным агенты ГПУ ликвидировали этот заговор».
Хотя «Карьяла» перепутала остров Врангеля с Землёй Франца-Иосифа, и объявила Семенчука антисоветским заговорщиком, не было сомнений в том, что нелепая статья – отражение сведений о событиях на острове.
Советская власть решила провести открытый процесс, призванный показать всему миру, что она решительно борется с произволом и защищает коренных жителей Арктики. Определённую роль играла и национальность погибшего доктора: на суде неоднократно упоминалось, что Семенчук и его клевреты – закоренелые антисемиты.
Вышинский не только не скрывал, но всячески педалировал политическую составляющую процесса. Он подчёркивал «громадный политический смысл, который государственное обвинение вкладывает в оценку деятельности Семенчука с первых же дней его появления на врангельской зимовке». Задача советской власти, по словам Вышинского, состоит в том, чтобы «разгромить это старое представление о белом человеке, пришедшем с «большой земли», создать новое представление о советском человеке, о большевике, показать все принципиальное различие между большевиком, пришедшим на остров, и старым купцом, промышленником, колонизатором, которые тоже приходили на остров и которые грабили и эксплуатировали жителей этого острова».
О том, как жил остров до приезда Семенчука, Вышинский говорил так: «В результате правильно организованной работы девяти советских лет на зимовке острова Врангеля остров Врангеля действительно превратился в цветущий земной рай, поднялся на громадную высоту своего материального благополучия, и вместе с тем поднялось на громадную, недосягаемую до нашего прихода на этот остров высоту и материально-культурное положение эскимосского населения. Семенчук получил, таким образом, большое и прекрасно устроенное хозяйство, большое и прекрасное наследство». То, как обошёлся Семенчук с этим наследием Прокурор СССР определил как «вредительство, антисоветское дело, настоящая контрреволюция». Семенчук обвинялся в том, что «задачу - скомпрометировать советскую власть, Советское государство, Советскую страну, советский народ … частично выполнил».
Семенчук и Старцев были приговорены к высшей мере наказания и расстреляны по статье «бандитизм» (!?), хотя их преступные действия, разумеется, не носили ни малейших признаков бандитизма.
Дело Семенчука – Старцева было важным для Москвы не только опасностью внешнеполитического резонанса. Вспомним, что дело происходило в стране, где всего годом раньше бушевал страшный голод, приведший к гибели миллионов людей и чудовищным страданиям десятков миллионов.
Следователь Шейнин в «Записках следователя» писал: «За многие годы моей следственной работы я видел вереницы преступных типов и характеров. Я допрашивал убийц, профессиональных бандитов, содержателей притонов, сутенёров и растлителей малолетних. Но ещё никогда мне не приходилось встречать человека, в личности которого не было бы ни одного проблеска, ни одного светлого пятна, ничего человеческого. Семенчук был именно таков. Он жил и действовал, зная лишь один свой, семенчуковский, волчий закон».
Красиво и пафосно, но неубедительно. Во времена коллективизации и массового голода в деревнях и сёлах были, наверное, тысячи таких «Семенчуков», а то и похуже. Бессудные убийства и зверские избиения были нормой во многих колхозах того времени. Голодная смерть косила крестьян буквально рядом с зернохранилищами, где гнили тонны продукции, которая могла бы их спасти. Умирающие от голода эскимосы, которым Семенчук отказывал в помощи – это прямое продолжение курса, который проводили тысячи председателей колхозов и сельсоветов годом раньше.
Таким образом, трагедия на острове Врангеля – очень советская история, не выделяющаяся на фоне того, что творилось по всей стране в 1930-е гг. Её громогласное шельмование как чего-то из ряда вон выходящего должно было продемонстрировать, что уморение голодом, убийства и произвол, баранья покорность коллектива и «партийного актива» – это вовсе не норма жизни советских людей. Отсюда и Верховный Суд РСФСР, и 5-часовая обвинительная речь самого «Ягуарьевича».
И ещё одно. Пафос обвинительной речи и вообще всего суда, призванные показать коренные отличия советской системы от колониальной, в общем, оказались провальными. Суд был по делу об убийстве Вульфсона – безусловно, честного и достойного человека, и издевательствах над Фельдман – тоже, конечно, заслуживающей всяческого уважения. Конечно, за это Семенчука следовало казнить (полудурка Старцева, скорее, его стоило отправить в психбольницу).
Но как же умершие эскимосы? О них на суде упоминали неоднократно. Но только упоминали – без имён и фамилий. Даже количество умерших не называлось; только Семенчук, отвечая на вопрос о количестве погибших, сказал: «охотников умерло человек пять». И суд этим удовлетворился. Вышинский в длиннющей речи не удосужился ни назвать число умерших, ни перечислить их поимённо. Хотя вовсю цитировал эскимосов - свидетелей семенчуковских безобразий, с именами и фамилиями.
Поразительно, но смерть эскимосов от голода, несомненным виновником которой был Семенчук, не была включена в обвинительный приговор. Они не были перечислены поимённо. А ведь эскимосы – такие же советские граждане, как и люди всех остальных национальностей! Получается, что «самый справедливый суд в мире» отнёсся к умершим «туземцам» не как к гражданам, а как к какому-то расходному материалу, который жалко потому, что израсходован неправильно. Так где же отличия советского строя от колониализма?
Вот эти имена: охотники Тагью, Етуи, Нувок, Аналько, Таграк, жёны охотников Синеми и Кивуткак. Имена пяти умерших детей не перечислены ни в одном документе.
И ещё одно. Суд в 1989 г. реабилитировал Семенчука и Старцева ввиду отсутствия события преступления. Что неудивительно: факта бандитизма, за который они были расстреляны, не было, а приговор носил ярко выраженный политический характер.
