Это немного вдогон вчерашнему. В советское время писатели-классики (во всяком случае на школьных уроках литературы) занимали пустовавшую тогда божницу. Увесистые немолодые учительницы с фанатичным блеском в глазах их сакрализировали, отбивая тем самым детский интерес, ибо живая душа чувствует, что художественная литература всё же отличается чем-то от Священного Писания. Уверена, что сейчас положение уже во многом изменилось, и, если уж в программе есть Чернышевский, учители догадываются пояснять, какие идеи его, такого, породили. (А то, может статься, кто посмелее - подсунет детям "Дар").
Да, я о том, что писателя надлежит рассматривать в контексте его среды, страны, моды. И тогда мы извлекаем из его книг больше, чем он предполагал дать.
Роман "Лезвие бритвы" интересен тем, что он у Сомерсета Моэма, по собственному признанию, повествует о реальных событиях и людях. И, по всему судя, это не литературный прием, не игра. Хотя не без лакировки и прикрас, иначе невозможно.
(Предвижу вопрос: ну чего это я пристаю и пристаю к "мистеру М."? Отвечаю честно: а чего это "мистер М. пристает и пристает к Джен Остин? Я нашла ёще один поклёп. У него на ее тему что, обострение мизогинии?)
Что получается, тем не менее, если мы верим на слово "мистеру М"? Если писатель не лжет, из этого отнюдь не всегда вытекает, что писатель говорит правду.
А в "Лезвии бритвы" мы принимаем на веру то, что является правдой для Моэма. Итак. Есть мистер М. (тогда еще не сэр). Он пишет книги, добился успеха, ну и, помимо книг, как это свойственно всем британским писателям (за вычетом инклингов) "шпионит как последний cyкин сын", в том числе в России, описания пейзажей и лиц которой у него неимоверно и фантамагорически бездарны. Кстати, сэра ему едва ли дали за литературу, таково наше скромное мнение. Но - "мистер М." живет деятельной и насыщенной жизнью. Правильно живёт.
И есть Эллиот Темплтон. Он неимоверный сноб, его интересуют в людях лишь титулы. Кстати сказать, наши бонаконы зря считают это слово комплиментарным, даже журнал так назвали, явно подразумевая - не для всех. Но sine nobilitate - отнюдь не похвала. Это то же самое, что и "мещанин во дворянстве". Эллиот в самом деле сноб. Он прежде всего - американец. Жаждущий отринуть плебейский мир янки от своих изящно обутых стоп и давно превратившийся в парижанина, представителя высшего света. Это было непросто, он один знал, каких трудов стоило сделаться своим среди французских аристократов, особенно строгих в знакомствах потому, что на дворе пятая по счету республика. Он всю жизнь живет светской суетой, он умирает в суетных тревогах о том, получит ли приглашение на маскарад к принцессе.
Жалкая жизнь, прожитая зря! В этом убежден "мистер М.", ну и мы ему верим. "Так прошло лето. Эллиот только и делал, что сновал взад и вперед по Ривьере: завтракал в Каннах, обедал в Монте-Карло, в промежутках умудрялся поспеть на званый чай или вечеринку с коктейлями и, несмотря на усталость, тщился быть неизменно любезным, разговорчивым, приятным. Он был в курсе всех сплетен, очередной скандал становился известен ему во всех подробностях первому, если не считать лиц, непосредственно в нем замешанных. На человека, который сказал бы ему, что его существование бессмысленно и пусто, он бы воззрился в самом искреннем изумлении".
Свою оценку писатель завершает страшным штрихом. Уже причастившийся перед смертью Святых Даров (Эллиот некогда принял католичество, по мысли Моэма - чтобы стать уж совсем своим среди титулованных французов), он умирает с суетным ругательством на устах, адресованным этой самой принцессе.
Но - минуту терпения! То, о чем "мистер М." упоминает вскользь и с насмешкой, явно не придавая этому значения.
"– Вам, конечно, известно, что дуче осушает и заселяет большие земельные площади в Понтийских болотах, а мне дали понять, что его святейшество сильно озабочен отсутствием Божьих храмов для людей, обживающих эти земли. Короче говоря, я построил небольшую церковь в романском стиле, точную копию одной церкви, которую видел в Провансе, скажу не хвастаясь – настоящую игрушечку. Освящена она во имя святого Мартина, потому что мне посчастливилось разыскать старинный витраж с изображением святого Мартина, разрезающего свой плащ, чтобы отдать половину нагому нищему, и, поскольку символ оказался так уместен, я купил этот витраж и поместил над алтарем".
И дальнейшее развитие темы:
На следующий вечер я отбыл Голубым экспрессом на Ривьеру, а дня через три наведался в Антиб к Эллиоту рассказать ему парижские новости. Выглядел он плохо. Курс лечения в Монтекатино не оправдал его ожиданий, и последующие разъезды вконец его измотали. Купель он в Венеции нашел, потом махнул во Флоренцию покупать триптих, к которому уже давно приценивался. Чтобы лично присмотреть за тем, как будут размещать эти предметы, он поехал в Понтийские болота и поселился в паршивенькой гостинице, где неимоверно страдал от жары. Его драгоценные покупки задержались в дороге, но он твердо решил не бросать начатое дело и дождался их. Когда все было наконец приведено в порядок, он остался очень доволен эффектом и сделал несколько снимков, которые и показал мне. Церковь, хоть и небольшая, производила величественное впечатление, а интерьер ее лишний раз подтверждал прекрасный вкус Эллиота.
В этой же церкви бывший американец завещает себя похоронить. Моэм воспринимает это как эстетические прихоти Эллиота.
Но сравним теперь по честному. Не с точки зрения автора романа.
Вот есть у нас "мистер М". Он написал три изумительных шедевра: роман "Театр" и рассказы "На окраине Империи" и "Непокоренная". Он написал десятка два очень хороших рассказов, пусть не равных "Непокоренной", но безусловно превосходных. Собственно, не будь этих вещей, мы сейчас о нем бы не разговаривали. Он написал еще десяток-другой более менее приличных вещиц. И большое количество всякого словесного мусора, как, к примеру, "Бремя страстей человеческих". В промежутках между книгами он шпионил. Не то, чтобы занятие безсмысленное, но и романтизировать его не стоит. Он циник и мизогиник.
Вот есть у нас также Эллиот Темплтон, как бы его ни звали на самом деле. Он построил храм. Не на модной Ривьере, а в очень бедных краях, подарил крестьянам "в грубых башмаках" драгоценные статуи и изображения. Из тщеславия? А если храм стоит, так ли важно, каковы были мотивы строителя? Что долговечнее - храм или книги? Если человек построил хоть один, жизнь уже прожита не с меньшим толком, чем у известного писателя. Эллиот - тонкий знаток живописи и антиквариата, то есть своим существованием он вносит в жизнь общества культурную лепту. Можно подозревать его в чем угодно, но это не отменяет факта - он практикующий христианин. Да, Эллиот сноб. Но точно ли это хуже, чем быть циником и мизогиником? Точно ли скакать по светским раутам хуже, чем шпионить?
Что же получается? На поверку две биографии по меньшей мере равноценны.
Так-то, мистер М. Это вам - за Джен Остин.
(А теперь пора браться за обещанную неприятную тему).
изображения из открытого доступа
