"... он, который часто в обществе казался так весел, так беззаботен, как будто сердце его было - мыльный пузырь!" (М. Ю. Лермонтов, "Странный человек.")
В странные 90-е годы, советский мозг обывателя не успевал в себя приходить от шокирующих перемен. Кажется, изменить (часто без всякого умственного напряжения) спешили всё.
Например, сеть по распространению периодических печатных изданий "Союзпечать" не только реконструировалась, к чьей-то выгоде, но и изменила название. "Роспечать" - пожалуй, это было случаем логики.
Но внешне киоски ещё оставались небольшими строениями, похожими на избушки. Между собой киоскёры именовали их "будками." Затрудненья с поиском работы и привели меня в "Роспечать" на два года.
И уже об этом можно написать публикацию, наполненную занятными случаями, любопытными персонажами. Быть может, так и поступлю, в другой раз. А сегодня предлагаю вам историю продавщицы кваса по имени... Мэри.
В "будку" Роспечати я устроилась осенью, а уже май наступил, немного отогнав душевную маяту. А май - это зелень, солнце и открытие "квасного" сезона! (хоть что-то оставалось незыблемым!)
В некотором отдалении, но мне видно отлично, установили бочку с надписью "Квас." Сейчас их уж и не встретишь, а в период перелома, они ещё повсеместно встречались в тёплое время года.
К такой бочке полагалась продавщица, но бочка несколько дней бесхозно стояла. Наверное, выбирали по конкурсу или не были точно уверены, что бочка-цистерна будет стоять именно здесь. Её увезли, потом доставили снова.
И в это же утро на легковой машине приехала хозяйка бочки с квасом. Водитель - молодой, интересный мужчина, лично поднёс длинную трубу из бумажных стаканчиков в целлофане и другой торговый набор.
По тому, как прощались водитель и продавщица, стало понятно - они не чужие люди. Нежные объятия, поцелуи. ДЕвица деловито приступила к обустройству рабочего места. Я за ней наблюдала не специально, а потому, что перед глазами.
Её стройность была не эфемерной, а упруго спортивной. Волосы затянуты заколкой в высокий, шикарный хвост. Овал лица "треугольником" - острый подбородок и под стать нос. Серые глаза с прищуром, поскольку всегда улыбаются. Не красавица, но весьма ничего девушка.
Часов до одиннадцати, интересующихся квасом не было, и продавщица нарисовалась перед окошком моего киоска. Заговорила быстро и уверено, сразу на "ты," хотя разница в возрасте между нами стояла приличная:
"Привет! Я Мэри. До осени буду каждый день напротив тебя. Предлагаю взаимную выгоду: с меня каждый день квас - сколько выпьешь, а ты меня приютишь, если дождик польёт! Ну, чё?"
Её непосредственность показалась мне милой. Назвалась, и уточнила:"А ты - именно Мэри?" Не моргнув глазом, она предложила: "Хошь, паспортину достану из широких штанин?"
"Да, ладно. Я ж не милиция. Просто так уточнила. Только халявного кваса не нужно. Заглядывай просто так, в любую погоду." На моё гостеприимство "без границ," девушка наставительно возразила:
"Отношения по принципу "ты - мне, я - тебе," гораздо надёжнее и проще. Придумай, чем я могу быть полезной тебе!"
Я придумала:"Если отойду ненадолго, и вдруг куратор приедет или почту неурочно доставят, ты обозначишься в мою пользу." Мэри кивнула:"Уже кое-что." Так и работали напротив друг друга. Я по два дня с половинкой, она ежедневно, кроме понедельника.
Ах, как вкусно она продавала квас, звонким голосом зазывая покупателей! Подавая стаканчик, говорила:"Пейте, не болейте!" Наполнив трёхлитровую банку или пластиковую бутылку, обтирала донышко тряпочкой и благодарила с лёгким книксеном.
Через дорогу располагался небольшой рынок, на котором продавец кассет устраивал музыкальную паузу. Мэри, любительница ярких, воздушных платьев - розового, голубого, бирюзового, без стеснения танцевала. Я уже знала, что "в молодости" она посещала танцевальный кружок.
Вообще, складывалось впечатление, что Мэри очень счастливая. Ну, во-первых, сама по себе. Есть такие люди - с вечной искоркой, смешинкой внутри. Во-вторых, влюблённый, как молодожён муж - тот самый, интересный водитель.
Его звали Михаил и я не удержалась от подкола:"Майкл звучало бы гармоничнее, Мэри!" Она изобразила одну из своих милых гримасок. Миша привозил Мэри на работу и в два часа дня был тут, как тут - они вместе в машине обедали. Нередко втроём.
Дочка Наталка, шести лет от роду, часто составляла матери компанию возле бочки. Тогда Михаил привозил походные столик и стул, чтобы девочка могла рисовать. Вся в Мэри, Наталка светилась улыбкой, крутилась юлой и распевала песенки.
Покупатели кваса, идущие с рыночка или из магазина, часто угощали её пряничком или конфеткой. Эта троица - мама, папа, дочка, будто магнитики, тянулись друг к другу, едва оказавшись рядом. Обнимашки, поцелуйчики, какие-то приятные разговорчики.
А как же тепло и уютно, должно быть, им всем вместе в их семейном гнёздышке! Правда, жили они с мамой Мэри - Галиной Ермолаевной. Вряд ли это мешало. Галина Ермолаевна была женщина современная, с лёгким шармом - дуринкой. Мы с ней общались не раз.
Кроме выходных по понедельникам, Мэри не выходила ещё в какой-нибудь день недели. Мать её замещала, поскольку уж год, как вышла на льготную пенсию. Не сидела без дела - постоянно, и возле бочки с квасом, вязала какие-то милые вещи - шапочки, детские костюмчики, топики.
Сбыт шёл через отделы магазинов детской одежды и приносил неплохой доход. Галина Ермолаевна напоминала даму полусвета, заявляясь торговать квасом в длинных платьях с вставками из парчи и гипюра, немыслимыми для трудового, белого дня.
И непременно в одной из своих замысловатых шляпок - с широкими полями, украшенные шёлковыми цветами, а одна - даже с вуалью. На неё недоумённо оборачивались, а во мне Галина Ермолаевна вызывала симпатию.
Тем, как она несла свою странность, как держала с тонкой сигаретой мундштук, как обмахивалась цветным веером. Не говорила, но чувствовалось - женщина обожает дочку и внучку.
Однажды Галина Ермолаевна обронила:"Кажется, ещё чуть-чуть и моя Мэри станет окончательно счастлива!" Я решила, что она имеет в виду рождение второго ребёнка. Для такой семьи, как у Михаила и Мэри это было бы очень логично.
"Наверное, у них в этом плане проблемы, а Галина мечтает о скором преодолении и тогда: уа-уа, у Наталки появится братик или сестрёнка," - думала я. В середине августа Мэри мне сообщила, что с мужем и дочкой уезжает на юг.
"На две недели вместе с дорогой. Мы на машине поедем. Жить будем в палатке, но всё равно - счастье!" - говорила, жмуря глаза. "А квас?" "Мамка поторгует. Я ж вольнонаёмная. Подпишу доверенность, фамилия у нас одна. На словах я уже договорилась. Ракушку тебе привезу!"
Я не стала Мэри разочаровывать, что у меня их коробка - самых разных. А самые красивые, в ванной, составляют компанию дельфинчикам с декоративной плитки. И пропустила мимо анализа фразу:"фамилия у нас одна."
Семейство укатило, и теперь каждую смену я виделась с Галиной Ермолаевной. Иногда удавалось поболтать. Она всю жизнь работала в "химии," обычной аппаратчицей, но с юности мечтала актрисой стать. Читала стихи, зайдя ко мне в свой обед.
Искренне, с выражением. Незатейливые, из школьной программы. Похвалив, я спросила, что помешало мечте. "У меня... ноги кривые,"- застенчиво призналась Галина Ермолаевна и подняла длинный подол платья.
Мда, "икс" присутствовал. "Ладно, хоть дочке не передалось. У Ма.. У Мэри ножки стройные, танцевальные," - порадовалась за дочку мать. Но вот отпускники вернулись. Загорелые, с впечатлениями. И ракушку мне Мэри подарила.
Торговать ей оставалось до середины сентября или чуть дольше, если погода позволит. Но пока мы жили в августе. Мне вдруг показалось, что в Мэри приглушился весёлый свет.
Всё чаще она замирала, в задумчивости, сидя на табуретке возле бочки и даже появление Михаила в обед, мало её оживляло. Он всё также тянулся с поцелуем и значит, дело было ни в нём?
Вдруг Мэри стала приезжать на работу на общественном транспорте или на служебном "зилке," доставляющем наполненную квасом бочку с завода. Теперь редко брала Наталку с собой и отдыхала только по понедельникам.
Что-то явно случилось в счастливой семье. Галина Ермолаевна заболела? У Михаила неудачи? Я имела смутное представление о его работе. Знала, что связано со строительством - подряд, хорошие деньги, но до выполнения. Работа была закончена перед их поездкой на море.
Может, теперь Миша подался на вахту - в городе плохо с работой и Мэри тоскует? В дождливый, с некоторыми перерывами день, когда Мэри пережидала мокроту у меня в "будке," я это предположение высказала, с намерением ободрить.
Она сидела на стульчике, у самой двери, и меланхолично жевала беляш, запивая квасом. Счастье, делавшее её красивой, отступило. Мэри казалась старше, обычнее. На мой вопрос о вахте, кивнула:"Почти. Эта вахта длится семь лет. У него в деревне."
"Михаил деревенский? Должен родителям помогать в огородных делах? Понятно, что, как жену, тебя это напрягает, Мэри." "Я не Мэри. Я Маша. Мария Ивановна. Это Мишка "Мэри" придумал. У него жена тоже Машка. Вот, чтоб её имя между нами не вставало, я стала Мэри,"- призналась и показала язык.
Смешно не стало ни мне, ни ей. Понятно, банальщина: Миша женат, а Мэри - Маша любовница. Стоп, а Наталка? Она так естественно обращалась к Михаилу "папа" и "папочка." Маша кивнула:
"Да щас, доем беляш и расскажу. Надо было два брать - вкусно. Не вздыхай. Ты стала свидетелем не трагедии, а очередной серии. Сколько нам "Санту Барбару" показывают? Десятый год?
Значит, мы с Мишкой, в своей, больше середины прошли. Наталке-то первого сентября семь исполнится. Наверное, погожу в школу отдавать. Настроя нет её уроками заниматься. Уж на следующий год, пожалуй. А теперь слушай, про Мишино "многожёнство."
И я узнала, что скрывалось за картинкой безмятежного "счастья."
Закончив школу, Маша поступила в торговое училище и вскоре познакомилась с Михаилом. Парень из деревни, всего в сорока километрах от города, заканчивал обучение на механизатора. Жил он в общежитии, к своим ездил по выходным и представился Маше совершенно свободным.
Между молодыми людьми вспыхнул любовный пожар и пойти в ЗАГС им мешал только несовершеннолетний возраст девушки. Галина Ермолаевна, мать Маши, сама давно разведённая, усмотрела в юной страсти нечто шекспировское. И не стала возражать, когда Михаил к ним переехал из общежития.
Почему он не представил Машу своим родителям? Парень очень убедительно пояснял, что деревенские сожительство не одобряют совсем, и о девушке сложится негативное мнение. Мать сразу догадается у какого-такого приятеля сын проживает.
Вот уж он отслужит в армии, Маша "подрастёт" и состоятся знакомство, сватовство, как положено. Уболтал, в общем. С тем и призвался. Причём, на проводы в деревню, "стеснительный" Миша Машу не пригласил.
Они простились в её квартире, зато страстными объятиями, что, согласитесь, куда лучше перепившей компании Мишкиных корешей, да въедливых взглядов родни. Мда.
На самом деле, Михаил со школы добивался внимания своей соседки Маши. Она была первой красавицей на деревне и, когда с ним согласилась встречаться, Мишка до неба подпрыгнул. Маша, девушка строгая, даже на поцелуи скупилась.
После школы ему пришлось за специальностью в город податься. Случилась встреча с Машей - 2, и у Михаила чуть мозг не взорвался. Неприступная Маша - красивая и своя. Городская - ртуть, огонь, смешинка. После любовной близости, сюда стало возможным добавить, "магнит."
Рядом с городской возлюбленной, образ деревенской расплывался. Но, ступив на "родную пыль," Мишка тут же оказывался у дома более красивой и неизведанной. "Двоелюбом" Михаил оказался (нет такого слова? тогда почему есть "однолюб?")
Так что из армии он переписывался с обеими девушками, и каждая себя его невестой считала. Хотя нет: городская Маша - почти женой. Она даже колечко, похожее на обручальное, в галантерее купила, и носила на безымянном пальце правой руки.
Промелькнуло время солдатских сапог и любовных писем. С поезда, Мишка примчался к городской Маше. Сутки спустя, еле оторвавшись, он уехал в деревню с твёрдым пониманием, кого в ЗАГС поведёт.
Деревенская Маша вместе с его матерью лепила пельмени. Она часто у будущей свекрови бывала - соседи и невестка почти. Забыто красивая, своя. Прибыл в четверг, а в выходные спонтанно случилось обмывание встречи.
Заодно и "запой" объявили, пропив холостяцкую жизнь Михаила. На уединение молодых закрыли глаза. А куда после "запоя?" Только в ЗАГС! Две недели спустя Михаил, с несчастным видом, предстал перед городской Машей и всё ей открыл, до буковки.
Сказал, что теперь точно знает, что её поцелуи слаще, а объятия жарче, но из закрутившейся предсвадебной канители, выбраться невозможно. Покаянно говорил:
"Это ж деревня, Маша. Откажусь от невесты - ладно меня, родителей проклянут! Теперь одно остаётся. Ты перетерпи, а я недолго Машкиным мужем побуду и подам на развод. В разлуке не будем - на работу устроюсь в городе, как - нибудь выкручусь перед женой. Да и недолго нам мучиться!"
Первым делом запретила называть себя Машей. Вторым - надавала пощёчин. Потом заплакала. Мишка не обиделся и быстро нашёлся с именем:"А давай, ты станешь Мэри? Романтично и очень тебе идёт!"
Почему не прогнала, почему согласилась на "Мэри"? Любила, привыкла, что Михаил - её мужчина. Единственный, между прочим. И злость не дала: "Что - вот так взять и уступить свою любовь, какой-то колхознице?!" Да и мать её поддержала, сказав, что за чувства и побороться не грех.
Вскоре ещё одна причина нашлась. Мэри поняла, что беременна. Даже обрадовалась: теперь-то Миша от свадьбы с Машкой откажется. А он вспылил:"Вы сговорились, что ли?!" Да, деревенскую невесту тоже затошнило.
Мэри припугнула Мишку, что приедет в деревню и откроется его невесте, родителям. А он у виска покрутил:
"Дура ты, Мэри. Знаешь, как мои к этому отнесутся? "Согрешил дембель с городской доступной девицей." И всё. А тебе - позор. И Машка от свадьбы не откажется - ей теперь отступать некуда. Я тебя люблю. Просто переждать нужно. Родит, подрастёт ребёнок, хоть до года, и подам на развод. Поженимся, будем нашего малыша растить."
Мэри предложила свой вариант:
"А не проще наплевать на всех и ко мне с вещами приехать? Оставит эта Машка ребёнка - станешь алименты платить. А может, ума на аборт хватит. Работать, всё одно, в городе будешь, и не придётся перед деревенскими извиняться!"
Но Михаил категорично отказался от такой "подлости." Сказал, что не станет деревенскую Машу губить и позорить. "А меня, меня губить можно?!" - взвилась Мэри. По мнению Михаила, в городе проще всё представить так, как пожелаешь.
"Станешь всем говорить, что мы расписались. Ребёнка на себя запишу и из роддома вас встречу. Вам стану отдавать всякую минутку свободную и поддержу деньгами. Год, максимум, два. Потом навсегда твоим буду."
Надо сказать, что про аборт Мишка "благородно" смолчал и это вселило в Мэри надежду, что обещания любовника правдивы. Ей не хотелось Мишку терять и прерывания беременности боялась. Потом ещё с матерью посоветовалась.
Галина Ермолаевна, из тех, кто "не съест и не предаст," посоветовала дочке рожать:
"Мужики - маета, а дети - радость. Главное назначение женщины. Твой отец ушёл, и алименты платил через раз, а ничего, вырастила тебя. Нас двое и Мишка никуда не денется, вот посмотришь!"
Он никуда не делся. Приезжал, хотя бы в неделю раз. Деньги давал регулярно, не ожидая появления реальной причины. Из роддома встретил с цветами, и записался отцом новорожденной девочки. Только от жены не ушёл ни через два года, ни через пять.
Со временем, законная жена разобралась, какие такие сверхурочные с ночевой мужа в городе оставляют, да иногда и в выходные выдёргивают. Но даже крупных разборок не устраивала. Так, наедине, выскажет едким намёком, а потом, как ни в чём не бывало, обедать зовёт.
А дело в том, что по сторонам умела Маша смотреть. Видела - Мишка получше многих. Не пьёт, на городской стройке вкалывает, себя не жалея. В хозяйстве, как трактор пашет. В отношениях спокойный, дочку любит.
А времена-то ненадёжные подступили! Нет уж, она не дура одна оставаться. Сама, как приткнулась в магазин, в доживавшее советское время, так и держалась за место - уже у частника. И за Мишку так же. А как же любовь, ревность, гордость?
Маша в дом мужа вошла и держали они свиней, штук пятьдесят кур, десять соток огорода имели. Приготовить на шестерых (с ними ещё бабка жила), простирнуть, прибрать. И всё это между основной работой.
При такой нагрузке мысли, чувства ленивей становятся. Помыться бы в баньке, да в постель упасть. Желательно с мужем - спокойнее за завтрашний день. Всё это, про деревенскую Машу, Мэри узнала из обрывочных рассказов Михаила.
Такая, упрямая, как коза, не уступит и не свернёт.
Но Мэри верила твёрдо - настоящая любовь Михаила она, а не Машка. Их страсть не стихала, долго не видеться они не могли. Дочь Наталку он обожал. Деньгами, в благополучие её и дочки, вкладывался, как мог.
Соседи и знакомые Мэри не сомневались, что Михаил ей законный муж. Галина Ермолаевна в "зяте" души не чаяла. На всю эту бочку "мёда ворованного," находился один неприятный нюанс: Михаилу понравилось жить на два дома.
Его женщины, даром, что обе Маши, были, как огонь и вода. Та, что Мэри, за день - ночь вместе, пробирала его до каждой жилочки. Много целовала, обнимала, много говорила и смеялась.
Постоянно куда-то тянула, чего-то хотела. Классно! Но от случая к случаю. Женитьба на ней означала бы переезд в город, а горожанином Миша себя не чувствовал.
Жена Маша мало говорила, с поцелуями не набрасывалась. О своих бабьих делах знала и мужу (свёкрам) успевала помощницей быть. И без всплеска эмоций, которые так утомляют любого мужчину. Ровная, как гладкая поверхность реки.
Бывало, сядут рядышком на крыльцо или в беседке, она голову склонит на плечо Михаила и тихонечко, напевно выговорит: "Дикому соколу - ветер и небо. Леса оленю даны. А сердце мужчины - женскому сердцу, как в стародавние дни..."
Она любила такие фразы выписывать в книжицу, и проговаривать только супругу. И такую благую тишину ими дарила, что никакой Мэри- зажигалки не надо. Так казалось. А потом снова тянуло встряхнуться. И менять он давно ничего не желал.
Но Мэри всё это надоело до чёртиков. Дочке Наталке пошёл седьмой год, а ей, получается, двадцать седьмой. Жена - не жена. В праздники с мамой и дочкой. На сторону посмотреть - вроде неловко и ожидание "чужого милого" надоело. Это обострилось, в очередном тревожно - ветреном марте.
До кучи, Мэри рассорилась с директором магазина, в котором работала и уволилась. Домой пришла в раздражении, а там - Михаил. У него был ключ от квартиры. Сидел на кухне с Наталкой. Она с упоением папу чаем поила.
Матери дома не было. Вот и славно. Сказала Наталке:"Иди поиграй. Мне с папой поговорить надо" Плотно закрыла за дочерью дверь и без обиняков сообщила:
"Я, Миша, решила расстаться с тобой. И не доставай лапшу из кармана. Сто раз слышала. Можешь и деньгами не помогать - только исчезни! И не когда-нибудь, а прямо сейчас и ключ оставь. Твой дом - в деревне!"
Он явно расстроился:"Ну вот! А я всерьёз с тобой быть настроился! С чемоданом пришёл." "Как с чемоданом?! С Машей расстался?" Последний, вопрос - в лоб, ему не понравился и отвечал, подбирая слова:
"Почти. Выгодный подряд нашёл, до середины августа договор. Срочный! Приличные деньги должен поднять. Машке сказал, чтоб домой ночевать не ждала. Некогда мотаться туда-сюда. Хочу, чтоб привыкла жить без меня. Смекаешь? Работу закончу - на море махнём, где-то к концу августа. Считай, свадебное путешествие! Что скажешь?"
У Мэри сердце зашлось. "Ты разводиться решился?! А почему сразу нельзя?" У женщин привычка такая - всё усложнять. Изобразив обиду, Миша сказал:"Я приехал. С вещами. Специально работу нашёл, чтоб стала трамплином. В деревню ездить не буду. И это только начало!"
Такому намёку верить хотелось. Михаил разведётся со своей деревенской женой. На этот раз всё серьёзно, она это чувствовала. Вечером они открыли шампанское, уже с Галиной Ермолаевной и пили за то, чтоб "всё сбылось и все были здоровы."
Ради летнего отдыха на курорте, Мэри и устроилась продавать квас. Чтоб, как только Миша свистнет - и она готова. Ей, верилось, что именно первая совместная поездка на море - доказательство, что они с Михаилом, наконец, выйдут "из тени."
Мэри рассказывала, не обращая внимания на то, что закончился дождь и покупатели интересуются квасом. Задвинулась поглубже к двери, чтоб её не было видно.
Я своих обслуживала с короткими перерывами: в то время за газетами "нового, жёлтого содержания" и всякой китайской ерундой шли, как за хлебом, один за другим. И слушала бедную Мэри.
Деревенскую Машу я не знала. Наверное, она тоже была очень неплохой, а главное ангельского терпения женщиной. Но та Маша была где-то, а Мэри рядом страдала. Она вдруг дёрнула себя за шикарный хвост. Ещё и ещё. Оторвала! Я онемела.
"Фальшивка, как вся моя жизнь!" - немного театрально пояснила Мэри.
"А дочка, а мама? Да и ты, Машка, очень даже настоящая. Я в людях разбираюсь, поверь. Это я сейчас киоскёр, а раньше..." - молола, собирая свои "регалии," чтобы слова о "настоящей Маше," прозвучали авторитетно.
Собственные волосёнки оказались слабыми и короткими. Машка теперь напоминала пощипанного воробушка и мне было жаль, что эта неординарная, на самом деле девушка, так "ординарно" попалась. Впрочем, обмануться было легко.
Михаил на стройке работал без выходных и возвращался, когда становилось темно. Зато обеденный перерыв - полтора часа он проводил с Мэри. И договорился с бригадой, что по утрам будет сначала отвозить на работу "жену." Так он, якобы, им говорил про любовницу.
Поэтому на море, Мэри поехала с ощущением "вот-вот." За счёт Михаила. И там они "играли" в семью без всяких усилий. По возвращению, Михаил ещё, какое-то время, позволял Мэри ждать своего "вот-вот," а потом признался, что в тот день, с чемоданом, он прибыл без тех планов, которые Мэри озвучил.
"Мы решили заняться разведением кроликов и индоуток, как ИП. Кое-какие деньги есть, но желательно дополнительное вложение. Мы с Машей прикинули. Приятель позвал в бригаду - на кровлю супермаркета.
Я рассчитывал, тебя порадовать, что мы так долго будем вместе, а ты заявила о расставании и я... мне захотелось тебя удержать. Вот и наобещал. И про море сорвалось случайно. Пришлось выполнять.
Знаешь, как это ударило по карману, хоть и жили в палаточном городке! И я не горожанин, Мэри. Не говорил, а Маша ждёт второго ребёнка. У нас общие планы, хозяйство. Теперь я могу рассуждать здраво. У меня руки горят на новое дело. Не до любовных утех с тобой. Да, нам нужно расстаться!"
Вот такую тираду выдал на прощание Михаил. И сказал, что матпомощь на дочь теперь станет отправлять переводом. Некогда привозить лично.
Несколько месяцев назад, в тревожно-ветреном марте, могло произойти то же самое, но с победным ощущением для Маши - Мэри. А теперь она сидела жалкая, "без хвоста" и не понимала:
"Как же так! Миша называл жену скучной, холодной. Посмеивался над её привычкой собирать душещипательные фразы в блокнот. Говорил, что рядом со мной закипает кровь. И вдруг оказалось, что он всегда принадлежал ей, а мне доставались мыльные пузыри. Они громко лопались, а я не слышала и выдувала новые. Лина!"
Она разрыдалась. И до конца рабочего дня не пошла продавать квас. Видеть вблизи разбитое сердце - тяжело. Любые "бодрящие" слова пусты. Но и молчать невозможно. "Маш, это всего лишь затянувшийся опыт. Будет другой." Она усмехнулась:"Ага. Не деревенский навоз, так городское г-но."
"Знаешь, если считать, что жизнь дерьмо, а в конце смерть - рождаться не следует. Сделай ставку на себя, на дочь, на маму. Ты рассталась с мужиком, которого знала сто лет. Не надоел? Не культивируй в себе крошки чувств. И хвост носи. Тебе идёт."
Больше ничего не придумалось. Маша взяла "хвост" и вышла из киоска. Нескольким ожидающим соврала, что квас закончился. Закрыла рабочее место. Ушла домой, запихав "хвост" в сумку.
Сентябрь выдался плаксивый, но Маша упорно оставалась под своим зонтом, явно не желая идти в мой киоск. Я не навязывалась. Бывают моменты, когда весь мир хочется к чёрту послать и побыть наедине с собой.
Отсутствие наплыва любителей кваса этому вполне способствовало. Несколько дней спустя, бочку - цистерну увезли без присутствия Маши. Я больше её не встречала, как и Галину Ермолаевну.
Продавец кваса, танцующая возле бочки - такой я запомнила Машу.
Благодарю за прочтение. Пожалуйста. голосуйте. пишите. Подписывайтесь, если заглянули впервые. Лина
#реальные истории, рассказы #семейные отношения #воспитание детей #родные и близкие люди #любовь, ревность, измена
