В 1919 году Марина Цветаева написала стихотворение «Тебе — через сто лет», обращенное к своему поклоннику из далекого будущего. Пронзительное и одновременно лиричное, грустное, но бойкое. «Друг! не ищи меня! Другая мода! Меня не помнят даже старики». В этом необычном стихотворении-обращении Цветаева как бы вкладывает в уста человека, кому суждено родиться через много лет после нее, укор и презрение к другим женщинам, всем кроме нее. В конце есть такие слова: «Все восхваляли! Розового платья Никто не подарил!»
А кто должен был дарить Цветаевой розовое платье? Она человек конца XIX века, когда существуют еще какие-то правила. И интересно, кто восхвалял, кто именно эти друзья? Вряд ли речь идет о женщинах, которые восхищались ее стихами. Да и «друзья» вроде как указывает на лиц мужского пола.
В другом стихотворении у нее есть «передник, полный роз». Символика розы очень простая, даже скучно о ней говорить. Получается, что мужчины, которые восхищались ее стихами, должны были подарить ей «розовое платье». И роза символизировала отнюдь не брак. Очевидно также, что получать в дар шедевр портняжного искусства она не хочет.
Все восхваляли, что восхваляли? Стихи, талант. Но никто не предложил что? Скажем, любовь. Все восхищаются, а консумировать свою любовь жестом в виде розы никто не хочет.
Она не ждет, что ей кто-то станет дарить розовое платье, она другое ждет. В сущности здесь ставится вопрос о соотношении таланта и интеллекта и желания общаться с мужчинами, скажем, по старинке. И Цветаева, все-таки немного финдесьекль, хочет, чтобы ее любили. И это «платье» уже ни с чем иным не связано, ни с пополнением гардероба, ни с вручением каких-то почтительных подарков, а только с желанием быть любимой, даже через сто лет после смерти.
Тебе — через сто лет
К тебе, имеющему быть рожденным
Столетие спустя, как отдышу, –
Из самых недр – как на смерть осужденный,
Своей рукой пишу:
– Друг! не ищи меня! Другая мода!
Меня не помнят даже старики.
– Ртом не достать! – Через летейски воды
Протягиваю две руки.
Как два костра, глаза твои я вижу,
Пылающие мне в могилу – в ад, –
Ту видящие, что рукой не движет,
Умершую сто лет назад.
Со мной в руке – почти что горстка пыли –
Мои стихи! – я вижу: на ветру
Ты ищешь дом, где родилась я – или
В котором я умру.
На встречных женщин – тех, живых, счастливых, –
Горжусь, как смотришь, и ловлю слова:
– Сборище самозванок! Всё мертвы вы!
Она одна жива!
Я ей служил служеньем добровольца!
Все тайны знал, весь склад ее перстней!
Грабительницы мертвых! Эти кольца
Украдены у ней!
О, сто моих колец! Мне тянет жилы,
Раскаиваюсь в первый раз,
Что столько я их вкривь и вкось дарила, –
Тебя не дождалась!
И грустно мне еще, что в этот вечер,
Сегодняшний – так долго шла я вслед
Садящемуся солнцу, – и навстречу
Тебе – через сто лет.
Бьюсь об заклад, что бросишь ты проклятье
Моим друзьям во мглу могил:
– Все восхваляли! Розового платья
Никто не подарил!
Кто бескорыстней был?! – Нет, я корыстна!
Раз не убьешь, – корысти нет скрывать,
Что я у всех выпрашивала письма,
Чтоб ночью целовать.
Сказать? – Скажу! Небытие – условность.
Ты мне сейчас – страстнейший из гостей,
И ты откажешь перлу всех любовниц
Во имя той – костей.
Марина Цветаева, Август 1919
