- Ну что девчонки, все живы? - так начиналось каждое утро в шестой палате хосписа городской онкобольницы.
Обшарпанные стены, покрашенные еще во времена союза синей краской, деревянные окна и двери, уставшие, безэмоциональные лица мед персонала вызывали полное чувство безысходности. Однако оптимизм Галины заряжал всех больных палаты. Спрашивая «все ли живы?!» она как будто смеялась над дыханием смерти, возвращая женщин к жизни в сегодняшнем дне. Своим примером она заставляла их жить дальше. Вставать, умываться, приводить себя в порядок несмотря ни на что. Кремы, пилки, ножницы у Галины были с собой, даже лак для ногтей двух цветов!
Галина уже в третий раз ложилась в хоспис, надеясь на улучшение. Она не верила, что вот так все заканчивается, мысли были только о будущем, о семье и делах дома. Химиотерапия дала временный эффект. Первоначальное улучшение было недолгим, а потом наступило резкое ухудшение и ее направили в хоспис.
Муж ездил каждый день к ней. Они жили в соседнем районном городе, за 100 км от больницы и ежедневно навещая Галину привозил ей что-то особенное, вкусненькое. Он не верил. Не хотел верить. Не мог поверить, что все, это конец. Потеряв мать в десять лет, он рос диким волчонком в душе и только в браке с Галиной стал отогреваться ее теплом и заботой, с годами становясь все гибче и мягче. Она была для него всем, и женой, и другом, и матерью. С ней он искал и находил себя, взлетал и падал, разбиваясь в кровь и опустошая карманы. Она всегда была рядом, помогала и словом, и делом. Много всего было в их жизни, в молодости все бурлило и кипело, а сейчас, после сорока они по-настоящему стали понимать друг друга и были счастливы.
Дочери они не говорили о серьезности ситуации. Она все узнала сама, когда в обход родителей пошла по врачам и, услышав приговор, не могла поверить в то, насколько несерьезно родители отнеслись к болезни. Забрав все документы, она направила их в разные клиники как в Москве, так и в другие страны, но везде был дан один ответ. Сроки были разные, от двух недель до двух месяцев. Изменить уже ничего невозможно.
Ольга договорилась с завотделением и заняла одну из коек в палате. Она понимала, что это последние ее дни с мамой. Каждый день она увеличивала дозу успокоительных, пока не довела её до максимума. Столкновение с реальностью было настолько мучительным, что не пить таблетки было невозможно. Как справлялся отец Ольга не представляла. Его поддерживала вера в лучшее. У Ольги эту веру развеяли как дым по ветру пять разных клиник, и она каждый день жизни мамы она отпускала с болью.
Это была настоящая пытка временем. Когда ты точно знаешь какой будет финал, но не знаешь когда он наступит. Сегодня, завтра или через неделю. Она хотела остановить время, но оно никогда так быстро не бежало как тогда.
Ей нельзя было плакать, иначе мама расстроится. Ее состояние и так ухудшалось, но она жила. Через неделю Ольга ненавидела всех врачей в хосписе. Каждое утро заходя в палату на обход и встречая Ольгу они удивленно спрашивали: «Как, вы еще здесь?» и переводили взгляд на Галину.
Папа и слушать не хотел ничего. Он замер, ловил каждый взгляд мамы и, надеялся на чудо. Хуже всего было то, что врачи с Ольгой говорили прямо и жестко, не скрывая ничего, а у отца поддерживали иллюзию выздоровления мамы.
В ту ночь Ольга не могла уснуть, лежала на кушетке рядом с мамой вслушиваясь в ее дыхание. Она чувствовала, что мама уходит. В пять утра мама с облегчением выдохнула и наступила тишина. Ольга тихо встала, взяла маму за руку и впервые заплакала. Она отпускала сегодняшнюю маму, больную, которой тяжело дышать и больно жить, но не хотела отпускать ту свою маму, которую она знала, которая была для нее целым миром. Которая всегда улыбалась, пекла изумительные блинчики, нежно гладила по голове и постоянно беспокоилась за дочь. Нужно было идти сообщить на пост и сказать о том, что произошло, но Ольга не могла встать. Она понимала, что тогда маму увезут и наступит конец. А пока мама тут, она как будто удерживает только что исчезнувший мир, мир, где есть мама.
Все, что происходило потом Ольга помнит, как фильм со своим участием. Было так невыносимо больно, будто сердце вырвали из груди и одновременно лишили опоры под ногами. Дозу успокоительного врачи увеличили, и Ольга прибывала в состоянии «что воля, что неволя». На этих таблетках Ольга просидела почти год, заблокировав в себе все чувства. Поначалу она вроде бы и жила как обычно, дом, работа, дела, семья. Все говорили, хорошо держится! А потом началась ломка. Отложенный медикаментозно период проживания горя постепенно стал проявляться. Три года Ольга находилась как под пыткой, когда то отпустит, то накроет. Её уже перестали понимать близкие и сочувствовать знакомые, прошли же годы, нужно успокоиться и жить дальше. Только вот у неё не получалось отпустить и успокоиться.
Годы не имеют значения, если горе не отгорёвано в свой день и час. Это как нарыв который внутри отравляет организм и, вместо того, чтоб его вскрыть начав процесс очищения и заживления, человек усиленно делает вид что нарыва нет, замазывая его мазями, заклеивая пластырем в надежде, что само рассосется.
Так и медикаменты заблокировали выход чувств и эмоций лишь на время, но они никуда не делись. Психологические защиты, которые сработали в моменте почти привели к депрессии.
Осуждение и не принятие делают человеку, не прожившему горе только хуже. Он сам уже и так не справляется, а тут еще его и начинают стыдить за это.
Терапия помогла Ольге прожить горевание, попрощаться с мамой и принять все, что случилось. Перестать осуждать родителей за бездействие, обижаться на маму, что не сказала, перестать винить себя, что не смогла спасти.
Очень часто дети, особенно уже взрослые возлагают на себя ответственность за жизнь родителей, по сути, психологически меняясь с ними местами. Это вполне адекватно если родитель уже не дееспособен психически или физически не может себя обслужить. Однако, когда родителям 50, 60, да и за 70 лет бывает так, что люди вполне могут позаботиться о себе сами, и их жизнь – их выбор.
Как человек встречает конец своей жизни, тоже его выбор.
Близким нужно научится уважать этот выбор и принимать его, учится жить дальше без этих людей.
В терапии Ольга поняла, что повзрослела только тогда, когда не стало мамы. Хотя к этому времени у нее уже давно была своя семья, ребенок и жила она отдельно от родителей с 18 лет. Однако мама в жизни Ольги была настолько большой и значимой фигурой, что настоящая сепарация происходила в момент фактической утраты, поэтому было так долго больно.
Шаг за шагом она отделяла себя от мамы, училась искать свои смыслы, свои интересы и свои желания. Слияние оказалось настолько сильным, что на это потребовалось более года еженедельных встреч. В итоге Ольга увидела, что во многом она опиралась на маму, ее одобрение и поддержку. Мамин голос звучал в голове Ольги каждый раз, когда она сталкивалась с тем или иным выбором. Еще несколько лет после утраты мамы Ольга ловила себя на том, что боится совершать казавшиеся раньше легкими любые решительные действия потому, что нет маминого одобрения: «Доченька, ты точно справишься!». В терапии Ольга взращивала свою внутреннюю опору, создавая собственную психологическую устойчивость, при этом сохраняя теплые воспоминания о маме.
Конечно, своевременная сепарация от родителей не отменяет боль от их утраты. Даже когда родителям много лет и дети сами уже взрослые, одна мысль о том, что когда-то родителей не станет причиняет боль. Однако это испытание проходит каждый человек в жизни, поскольку жизнь конечна и нельзя этого не принимать. Чем больше человек пытается избежать принятие проживания этого события натягивая на себя все доступные ему психологические защиты, тем дольше и больнее он будет возвращаться к себе, своей обычной жизни.
Если вам нужна поддержка в проживании своего горя, помощь в понимании себя, принятии ситуации, приходите в терапию.
Связаться со мной можно любым из указанных способов.
Telegram: https://t.me/Psy_Pisareva
ВКонтакте: https://vk.com/psyholog_pisareva
#психолог_писарева #психолог #психология #самооценка #сказать нет #личные границы
