Андрей смотрел на Софью Ильиничну… А слышал горькие Любашины слова:
- Позови меня на свадьбу…
Усмехнулся:
- До свадьбы у нас с Вами, Софья Ильинична, так и не дошло. А того господина… с седыми висками, мне жалко: выходит, Вы не мне одному врали. Его Вы тоже обманываете. Ну, какая ж свадьба.
Андрей вышел. Софья Ильинична в превеликой досаде отбросила шаль, которую принёс ей Большаков, прикусила губу. Так сильно топнула ножкою, что сломался каблучок на модном башмачке. Металась по светёлке, бормотала угрозы Андрею:
- Ты ещё пожалеешь! Ты ещё вспомнишь меня! Ты не знаешь, какою будет моя месть!
И очень жалела, что не знает, где живёт Марфа… А то прямо сейчас, несмотря на поздний вечер, побежала бы к ней и сказала, что согласна на её предложение. Только бы Марфа не передумала!..
Еле дождалась утра. В школе не скрывала своего раздражения: ну, надо же, – какие бестолковые дети! Все – как на подбор!.. От её окриков притихшие ребятишки пригибались к партам. И буквы этим утром что-то никак не складывались в слоги и слова…
Марфу Софья Ильинична заметила в окно. Выбежала из класса, – не дослушала, как старательно читает по слогам Павлуша Карпухин. Не дала Марфе слова сказать:
- Сегодня же!.. Я приведу тебе мальчишку сегодня же!
Марфа угрюмо взглянула на учительницу:
- Сдаётся мне, не получится у тебя – привести мне его. Ты на себя посмотри: тобою ребят пугать хорошо, чтоб у мамки сахар не таскали. Злость из глаз искрами сыплется. Думаешь, мальчонка пойдёт с тобою?
- Не пойдёт – так на руках принесу! Мне надо, чтоб не стало его, – побыстрее!
Более лютого наказания, чем исчезновение сына, для Андрея не будет. Это Софья Ильинична хорошо знала. Пусть уведёт Марфа мальчишку! И никто его не найдёт. А тогда – посмотрим!.. Посмотрим, как Андрей будет в ногах у неё валяться, умолять, чтоб замуж за него вышла, – когда узнает, что она беременна от него. Она, конечно, выйдет замуж за Большакова… Но прежде ему очень долго придётся поваляться у неё в ногах. Непросто ему будет заслужить её согласие на свадьбу… Софья Ильинична уже представляла, как она скорбно изогнёт брови… и скажет, что пойдёт к знакомой знахарке, – той, что умеет избавлять от беременности. Они, Большаковы, все станут в ногах у неё валяться, если узнают, что и этого ребёнка у них не будет, – коли не будет на то её, Софьи Ильиничны, воли.
Марфа оказалась права. Ни в этот день, ни на следующий Софье Ильиничне не удалось увести Василька от ворот, где они играли с соседской Глашенькой. Глашенька эта хмурила свои бровки и крепко обнимала и прижимала к себе Василька, – лишь Софья Ильинична приближалась к ним. А потом Софья Ильинична придумала. Подошла к ребятам, присела перед ними. Про Марфины слова помнила, – что ею, Софьей Ильиничною, детей пугать хорошо… Поэтому старалась говорить ласково и сладко:
-Пойдём со мной, Василёчек. Там, у шахты, батянечка твой ждёт нас с тобою. Там у него лошадка, – славная такая!.. Сказал батянечка, что на лошадке покатает тебя. – Так же ласково взглянула на Глашеньку: – Хочешь, – с нами пойдём?..
Глашенька подумала… Головой покачала:
- Маманюшка не велит далеко от ворот уходить. Станет искать меня и плакать.
- Ну, тогда домой иди. А нам с Васильком торопиться надо, – его батянечка ждёт нас, выглядывает, – когда придём.
Глашенька помахала Васильку ладошкой и убежала во двор. А Софья Ильинична сама себе напомнила хитрую лису из сказки, что всё ж украла петушка…. И несёт его за тёмные леса.
Хорошо, – улица пустынна: хозяйки об эту пору шахтёрам своим обед варят. Ну, а девчонке… Кто ж поверит детским выдумкам!.. Софья Ильинична в это время всегда в школе. Степанида Демьянова, ежели что, подтвердит: Софья Ильинична допоздна в классе сидела…
… Любаня Привалова отважилась в этот день Григория встретить. Знала, что он с другими парнями у новой шахты сейчас работает. К обеду они в Ольховку возвращаются. Надеялась, что Григорий увидит её и сам от парней отстанет…
С собою Люба прихватила кошёлочку плетёную: на берегу Донца росла груша-дичка. Грушки у неё сладкие-сладкие. Любаня с маманей всегда по осени груш этих набирают, на печи сушат, – батя очень любит, когда зимою узвар с ними сваришь… Люба искала в траве спелые грушки: одну – в кошёлку, другую – в рот. Случайно оглянулась… Берегом торопливо шла, почти бежала, Софья Ильинична. На руках она держала Василька… Любаня расслышала, как задыхается Софья Ильинична, – от своих поспешных шагов, да и от того, что Василёк, хоть и мал, а мальчишечка росленький, тяжелёхонек уже, должно быть… Сердце Любино тревожно забилось: куда это она мальчишечку несёт, куда так торопится!..
А Софья Ильинична нарочно берегом-то пошла: от людских глаз подальше. По сторонам не смотрела, Любку и не заметила бы… А Василёк вдруг протянул ручонки… и молвил:
- Маманюшка!..
Василёк каждый день слышал, что Глашенька так называет свою мать – маманюшка… А сейчас увидел Любаню, и ему захотелось сказать ей – так, как Глашенька говорила: маманюшка!..
Софья Ильинична на миг оторопела… И оттого, что мальчишка вдруг заговорил… И оттого, что руки протянул к этой, опять невесть откуда взявшейся девчонке… И маманюшкой её назвал… От неожиданности Софья Ильинична уронила Василька, а Любаня успела подхватить его, – чтоб на землю не упал. А Василёк повторил:
- Маманюшка!
Софья Ильинична собралась, было, коршуном наброситься на Любку Привалову. И тут увидела Марфу. Марфа стояла у дуба. И шагу не сделала к ним. Головою медленно покачала. Повернулась и назад пошла, к дороге, что вела в Верхнюю Камышеваху… Марфины плечи были так понуро опущены, что Софья Ильинична догадалась: окликать Марфу не стоит, – она даже не повернётся…
Василёк снова говорил Любке: маманюшка!.. И от его ласкового голоска, и от слова этого ласкового Софья Ильинична вдруг побледнела, – ровно испугалась чего-то… Страх этот сорвал её с места, заставил повернуться и бежать к посёлку… или ещё куда-нибудь, подальше от Ольховки…
Тем временем молодые шахтёры возвращались с новой шахты. И получилось так, как надеялась Любаня: Григорий замедлил шаги. Улыбнулся мальчишке, Любане кивнул:
- Андрюхин?.. Смотри-ка, вырос как!..
А Василёк и Григорию сказал – про Любаню:
-Маманюшка!..
Люба счастливо и виновато взглянула на Григория… А он сам понялл:
- Да знаю я, Любань. Не я один знаю, что люб тебе Андрей. Я уж и бате сказал, что не пошлю к тебе сватов.
- А… Он что? – пролепетала Любаня.
Григорий рукой махнул:
- Бушевал батя. Пока маманя ему в лоб согнутым пальцем не стукнула… Тогда он враз про Ульяну смекнул, – Гришкин голос вздрогнул от затаённой нежности.
- Ещё бы мой смекнул… Про Андрея, – вздохнула Люба.
- Смекнёт, – уверенно заулыбался Григорий.
У Любани на глазах показались слёзы:
- Не так всё просто, Гриша… А вам с Ульяной – счастья.
Григорий показал глазами:
- А вон и новый наш десятник, Андрей Михайлович. Ладно, Любань. Побежал я.
Андрей подошёл… Василёк обнял Любаню. И отцу тоже про Любу сказал:
- Маманюшка!..
Алексей Матвеевич лишь брови удивлённо свёл, когда вечером зашёл к ним Андрей Большаков. Любаня в светёлку метнулась. А Андрей просто и серьёзно сказал:
- С Любаней у нас всё решено. Сватов засылаю. В Покров обвенчаемся.
Анисья Петровна замерла… А десятник Привалов скуповато усмехнулся:
- Не сильно и удивил ты меня, Андрей Михайлович.
… Марфа исчезла из Верхней Камышевахи. Вернулась неожиданно. И, к удивлению поселковых, не одна вернулась, – с мальчонкой лет десяти. На расспросы любопытных баб сказала лишь слово: сын.
Бабы есть бабы: дознались всё же, что мальчишку Марфа взяла к себе из сиротского приюта, что при монастыре… Души не чаяла в нём, ровно и правда – сына отыскала… Да только не прижился мальчишка у неё, – назад, в приют, сбежал.
Настёна Карпухина заглянула к Марфе – не так посочувствовать, как разузнать, отчего ж сбежал-то сорванец: ведь как сыр в масле катался. А Марфа сказала, – будто не Настёне, а себе самой:
- По-другому и быть не могло…
Уходила Марфа из Верхней Камышевахи звонким предзимним днём. Свернула к храму: взять у батюшки Владимира благословение – в дорогу и на послушание, в монастырь, в сиротский приют. Присела на скамейку, – подождать. В храме – венчание: батюшка Владимир венчал Фёдора Титова с Лизаветой Евсюковой.
А на следующее лето – как раз заканчивался Петровский пост – на самой зорьке, будто по чьему-то безмолвному велению, из сиротского приюта вышла послушница Марфа. Замерла: на ступеньках крыльца чуть слышно покряхтывал младенец, завёрнутый в узорчатую шаль… По тропинке, что вела отсюда к Донцу, торопливо спускалась женщина. Марфа не окликнула её, хоть и узнала сразу: Софья Ильинична, бывшая учительница из Ольховки…
Монастырский батюшка Сергий благословил послушницу Марфу быть крёстной найденному младенцу. Крестили мальчишку Петром.
Начало Часть 2 Часть 3 Часть 4 Часть 5
Часть 6 Часть 7 Часть 8 Часть 9 Часть 10
Часть 11 Часть 12 Часть 13 Часть 14
Навигация по каналу «Полевые цветы»