— Всего один вечер в неделю я хочу видеть с собой жену... Один вечер! Хотя бы в неделю! Я что, много просил? Не понял! Что, мало зарабатываю? Не могла привести себя в порядок?
— Вить, не могла. Андрюшка приболел.
— Я человек действия, а ты человек ...лени! Всё, прости меня, но это конец, Оль. Я так больше жить не собираюсь. Тебе вообще всё женское и любимое стало чуждо. В кого ты превратилась, не видишь что ли? Так вот оно - зеркало, посмотри. — сухо сказал Виктор и поставил чемодан на пол в прихожей.
— У меня не был времени, Вить! Я правда не смогла, только купила несколько новых вещей себе. Вкусно приготовила… Ты что, опять?
— Хочу приезжать домой к жене! Любимой, пока еще. Пока еще любимой. Где они?
— Спят. Уже десять. Вить, я тоже так больше не могу.
Виктор нахмурился и упал на пуфик, начал снимать ботинки. Устало взглянул на неё – стоит бледная, хвостик растрепанный, глаза, как блюдца, под ними круги. Ни помады, ни блеска… Ничего не осталось. Мышка-норушка.
— Оль, я зарабатываю деньги для вас, не для себя. Чтобы что-то иметь женское тоже. Я верный, но что ты мне предлагаешь? Еще подождать? Еще? Сколько еще?
— Вот такая я, — отрезала Ольга. — Моих родителей нет рядом, твоих тоже нет рядом. Ты дома почти не бываешь, а когда приходишь, посылаешь меня куда-то в салон, магазины, а я не хочу. Я дома хочу сидеть с нашими детьми, растить их. Больше ничего не хочу пока. Не нравится - не ешь!
— Всего один вечер в неделю я хочу видеть с собой жену... Один вечер! Хотя бы в неделю! Я что, много просил? Мы договорились. Ты знала, что я приеду. Обещала. Время – десять.
Короче, я понял, ты это специально. Стоишь, как в тряпках…
— Сам ты тряпка! — повысила она свой тонкий голос. — Это ты – тряпка, а я - мать!
— Всё я понял. Ты - мать, а я - тряпка… давай, мать, живи тогда одна. Я поехал обратно. Передумаешь, позвони… Мать. Мне не нужна мать! Мне нужна моя жена!
Внутри Виктора кипело возмущение. Он не смотрел на лицо жены, она отвернулась и пошла в комнату.
— Я ухожу Оля. Ты слышала? Алименты будут богатые, на всех хватит.
Она не отвечала. Виктор открыл дверь, потом снова закрыл и позвал:
— Оль подойди сюда, чтобы я их не разбудил.
Она подошла и прислонилась к косяку. Волосы были распущены. Короткие, но распустила и губы накрасила.
— Ты специально. Я так и знал.
— Чтобы ты ИХ не разбудил, уходи. Я буду жить с НИМИ. Мне нужен человек рядом, а не такой… Это вообще! Ты обидел меня!
— Чем?
— Словами! Я хочу жить с детьми, а ты… живи, с кем хочешь.
— Если бы ты меня любила, сразу бы так встретила. Хоть знак подала, что рада, как мужу, мужчине.
— Если бы ты меня любил, ты бы такое перед отъездом не сказал. Я бы может, тогда и встретила. А ты сказал, чтобы я накрасилась, как раньше и вообще стала, как раньше, а я тебе детей родила! Уходи, Вить.
— Думаешь, это выход?
— Выход!
— А воспитание? Без отца будут расти?
— Они и сейчас без отца. Пока маленькие… А потом, услышат как ты меня не любишь, еще хуже станет!
Будь у них другой отец, который играл бы с ними и купал чаще, чем раз в месяц, лечил, в поликлинику ходил… Который ... приходил бы и гулял с ними каждый день… Я б кинулась ему в ноги… наверное. А ты… уходи, Витя. — Ольга ушла в комнату и выключила свет.
— Я посмотрю, как ты найдёшь! Неблагодарная! — сказал Виктор и вышел из дома.
Он устал. Был на добыче, по двадцать часов работы в сутки. в полевых условиях, одни мужики и повара в столовой – женщины миловидные улыбчивые.
«У всех дети, но они имеют силы любить мужей!» — дерзко сказал себе вслух Виктор и вышел из подъезда.
На улице было темно, пусто, холодно. Закинув чемодан в багажник, откуда только что его доставал, он сел и начал поиск гостиниц, временного пристанища. Потом плюнул и сказал «Мать!»
От матери было два пропущенных звонка неделю назад. Он не перезвонил, замотался, да и не хотелось. Ну что она скажет?
«Витенька, как дела? Как у Лёшеньки дела, как Андрюшенька? А Оля там справляется? Позвоню, скажу, что Оля с мужем не справляется. Расстались. Хватит… Она притворяется специально этой мышью, чтобы я вообще охладел. Все разговоры только о горшках, кормёжках, стирках… Поликлиниках…Андрюха опять что ли заболел? Закалять надо!»
Совесть начала глодать, как собака сладкую кость.
Мать не отвечала.
«Поеду, гляну, как там у неё. Заодно расскажу последние новости» .
Мать Виктор тщательно избегал, вернее избегал её в свои семейные проблемы посвящать. Он привозил ей продукты, справлялся о здоровье, но в квартире её пахло, как на старом чердаке или в кладовой, а кормила мама по привычке ужасными щами бог знает на чьих костях сваренных. Поэтому он избегал ночевать и просто ненадолго забегал.
В желудке громко заурчало.
«Ладно, пусть будут щи».
Виктор не уезжал, сидел и ждал перед своим домом. Посматривал на окна – тёмные. Жена свет не включала, и ему не звонила, как в прошлый раз… Витенька, вернись.
«Жену люблю. Пока еще люблю. Но что ж она со мной делает-то? Ведь сама толкает налево. Сама.
А я не могу. Вот такой человек… Не могу. И не хочу. Надо расставаться, жить больше так невозможно. Раз в месяц купать… я бы купал, если бы работа была свободней. Приезжаю – спит, просыпаюсь – уже по квартире бегают…
Избегает она меня. Уже три года точно избегает. Так жить нельзя»..
Мать проживала не слишком далеко на машине по прямой, в часе езды. Зашел в старую пятиэтажку, на четвертом этаже остановился. Запах в подъезде стоял знакомый, свой. Не сказать, что совсем неприятный, какой-то с детства знакомый.
— Кто? Кто там? — раздался испуганный старческий голос. Тонкий такой, вызывающий.
Нехорошее чувство раздражения на любой женский голос посетило Виктора.
— Я, мам. Открой. На телефон не отвечаешь – я приехал.
— Кто? — недоверчиво снова спросила мать.
— Сын твой Виктор. Открывай, мам.
Мать, затихла, отключила домофон, не открыла.
— Началось. Спать улеглась, а свет-то горел…
Виктор подождал и снова позвонил.
Тут его мобильный ожил:
— Витя. Это мама. Ко мне ночью кто-то позвонил и сказал, что это ты.
— Спала, что ли?
— Нет, телевизор смотрела. А ты что ж мне не позвонил? Я думала ты на работе, ты же уехал... Пришлось Оленьке звонить… Я так подумала, занят…
— Мам, это я приехал, открой.
— Как приехал?
— Вот так. Приехал. Открой, сейчас еще позвоню в домофон.
В этот раз мать открыла.
Вышла встречать, накинув шаль на голову.
— Привет, мам. Ты узнала вообще?
— Сыночка, конечно. Конечно узнала. Я тебя просто не ждала. А ты что, на минуточку? Мимо проезжал?
— Нет. Пустишь?
— Ты зайдёшь? Ох господи. Заходи, скорее. Замерз что ли? С командировки и сразу ко мне? А Оля там ждёт… Так ты позвони ей, скажи у матери побудешь и поедешь. Только пусть спать ложится, детишки рано просыпаются…
Лицо матери сразу засветилось. Она быстро достала клетчатые мужские тапочки и положила перед Виктором:
— Вот, твои, тебе купила. Новые. У меня холодно, надевай. Надевай, говорю, пол холодный!
Она засуетилась, пошла на кухню, включила свет.
Потом будто вспомнила что-то и подошла. Пытливо посмотрела.
— Что случилось?
— Что случилось.... Решил заехать. Вот … колесо спустило, сюда ближе. Завтра утром уеду.
— Оленьке звонил?
— Оленька в курсе. Мам, хватит вопросов, что ты как следователь.
— Витя. Ну ка!
— Что «ну ка»?
Мать зажмурилась, потом, справившись с волнением еще раз, уже строго повторила:
— Ну ка! Говори матери!
— Нечего говорить. Дай пройду, руки помою. Только приехал. Серьёзно, мам.
— Ладно, иди, мой. Полотенце сейчас дам.
Голос у матери стал строгий, как он помнил в детстве.
Дождавшись, пока она уйдёт за полотенцем в комнату, Виктор осмотрел ванну. Везде ржавчина, грибок, полежать отмокнуть точно не удастся. Он быстро вымыл руки дешевым мылом, провел по лицу – небритая щетина...
Начал заказывать ужин – доставку нашел быстро.
«Чемодан остался в машине, надо бы сходить» - подумал Виктор и ужаснулся. – «Что наговорили опять? Что за… встреча долгожданная?»
Есть сразу расхотелось. Мать караулила возле ванной, её хорошо знакомые голубоватые глаза смотрели серьёзно и насторожено.
— Что? — спросил Виктор и улыбнулся.
— Ты что удумал?
— Я ничего не удумал. Мам, пошли, чай налей… пить хочу.
— Руки помыл?
— Помыл.
— А язык свой с мылом помыл?
— Мам, перестань, я уж взрослый дядя.
— Я тебе дам, взрослый дядя! Ты, спрашиваю, язык мыл?
— Да, мы поругались. Немного. Всё нормально.
— Я тебе дам, нормально! Я тебе!!… Ты что ж такой в отца-то….
Ведь он всю жизнь наговорит, всем паршиво сделает, а потом ходит, как ни при чём. Ласковый такой.
Ты что это?… Ну ка … иди домой быстро! Быстро иди кому сказала! Двое детей у тебя, а ты всё… дурью маешься! Иди, сказала, домой. Оленьку любишь, чего ты строишь из себя!
— Мам, не ругайся. Я так устал…
— Ты еще не знаешь, что такое уставать! У меня ум отнимался, когда вас трое было и все по очереди болели. То сыпь из сада принесете, то вшей, то диарею. Я полотенце отжать не могла, сил не было. Так что ж, без отца твоего вообще бы… А ну иди домой быстро!
— Не любит она меня, мам.
— Это кто тебе такую песню напел?
— Я сам понял. Хочу приезжать домой к жене...
— Кто не любит, так ласково о тебе не говорит, и кушанья на твой вкус не готовит, и рубахи тебе не наглаживает! Была я у вас… видала всё. И как она хватается, все тебе подает. И как ты на неё голодным взглядом смотришь, как волос её касаешься. Иди домой и сам, всё сам. Скромная она у тебя и хорошая. Оля наша.
— Сейчас не нужно мне домой. Дай отойти.
— В семье душа живет, пока ты, Витя, язык свой будешь чистить. Тебе на работе досталось, ты приходишь и домой приносишь. Точно, как твой отец. Я то поняла к сорока годам, а до этого … выгоняла его. Только ты, Витенька, за папку хватался и смотрел на меня. А я жалела. Но любила, любила вас всех. И Оля любит.
— Сами разберемся.
— Ты что ж, дурачок ты мой... — сказал она с неожиданной улыбкой. — Оля очень любит тебя, я знаю.
— Откуда, мам?… Откуда?… Вы ж не общаетесь.
— Мы? Я то почти каждый день звоню или жду её звонка. Все новости скажет, здоровья пожелает, даст послушать Андрюшку и Лешка расскажет, как там в садике. Мы и гуляли … Она приезжала ко мне с дитями-то. Мне не очень удобно, я теряюсь, вокзалы современные… А она – сядет на электричку и ко мне. Вечером домой.
Позвонили в домофон: доставили люля-кебаб в лаваше, печеные овощи из шашлычной.
Виктор открыл, тоскливо посмотрел пакет и сказал:
— Мам, ты вообще долго не спишь?
— Я-то? Да в двенадцать, пол-первого ложусь и еще немного смотрю телевизор.
— Поедем к нам, мам? Я и правда, наговорил… с три короба. Ольке обидно стало. Я ведь люблю её. Хочется мне немного тоже внимания, счастья… А она, что-то ... как специально…
Мать с радостным блеском в глазах начала собираться. Надела новую кофту, оторвав этикетку, сложила чистый халат, достала пакет, начала шуршать.
— Я готова!
— Так быстро?
— А что мне, ради такого, копаться? Увижу Лёшеньку, Андрюшку на руках подержу, его я осилю поднять. Скоро тоже вырастет и не потаскаешь. Вить, ты еще цветы купи и зефир этот… «Шармэльку». Она любит у тебя. Вить, ну как ты сынок? Эй, сынок, сына… ты что у меня, плачешь что ли?
— Нет. Пойдём на выход!
— Эх ты мой бедный, языкастый. Мишенька в меня, Славик тоже в меня, а ты, Витя, … в отца. Ну ничего, ничего. Отец наш тоже хороший был, дорогой наш человек. Работал много, грубил, даже издевлялся.
Но было у нас всё лучше и лучше. И у вас всё будет! Счастье будет.
Ты все слова назад бери, все. Похвали, попробуй, как вкусно. Скажи, что красивая. Ведь она у тебя такая красивая.
На душе было горько, а после этих слов стало сладко и больно.
Пока ехали домой, глаза матери тепло щурились от света фар встречных машин. Пахло шашлыком.
— Правильно, Витенька, как же это правильно, сыночек. Хочешь мясца? Я подам… тут и вилки есть.
— Нет, мам, не хочу.
— А я попробую. Уж больно пахнет вкусно. О… а мягкий какой! Точно не хочешь?
— Я поем, что жена приготовила. Ты ешь, мам. И не волнуйся, я извинюсь.
Подъехали к дому, Виктор повернулся и встретился с глазами матери. Они светились пониманием, как в детстве. Вызовут в школу – светились тревогой, домой придёт – строгостью. А спать ложишься - добром и пониманием.
Дети спали в комнате, а Оля уснула на кухне, сидя, уронив голову на сложенные руки.
На столе стояли яства – запеченная картошка в сметане с чесночком, Грибы из духовки с сыром фаршированные, отбивные в панировке и два салата. Ждала. Готовилась.
Виктор горько вздохнул и осторожно её поднял на руки.
— Цыплёнок, прости меня. Я наговорил… Прости, цыплёнок. Я отнесу тебя, спи, спи…
— Я не специально… Я на часы не посмотрела, даже в душ не успела. Вить… Ты меня такую любишь?
— Очень. Очень люблю. Люблю… Оленька… И детей наших люблю.
— Я тоже.
— Оль я мать привез, боялся, не простишь. Ты спи, я к детям подойду. Ты отдохни.
«Квартира большая, две комнаты, гостиная просторная, прихожая в которой мы ссорились сегодня…» — думал Виктор сидя между детскими кроватками. — В одной комнате сейчас жена любимая спит. Я ее сам уложил, одеяло поправил, чтоб выспалась. Вот - старший, пять лет, Алёшка. Алексей Викторович. Характер нежный, глаза Олькины. Вот – Андрюшка. Тонкий, как веточка. Тёплая головушка, пока еще молочный, всё пьет и никак не напьётся матери..».
Мать уже похозяйничала, постелила себе на диване. Подошла тихонько:
— Спят?
— Спят, мам.
— Соскучился?
Это она о ком спрашивает? О них, о детях. Она целует Виктора поочередно то в одну щеку, то в другую.
— Иди. Иди, ложись.
— Я в ванну, мам. Ты позови, если что. Ольку не буди…. Да я недолго. Так тебе благодарен.
— Да, за то, что не приняла у себя. И не приму. Нет, не приму. Всегда домой гнать буду. Была бы жена плохая – приняла к себе. А у тебя – любимая.
— Когда дети не спят – любовь крепче. Они и строят нашу с Олькой любовь. Алёшка заметит что, недовольство какое и подбежит к ней – поцелует, прижмётся, а потом бежит ко мне, обнимет тоже потянется, поцелует. Или за руку возьмет прижмется. Все слова замирают на языке и тают, растворяются… Устал я, мам … Просто приехал и навоображал себе, как она готовится, а она … готовила. Лучше бы она не готовила, а готовилась.
— Лучше бы ты не сказал, а обнял! Надо быть человеком действия, а ты - человек слова... Да еще какого.
— Дурного. Злого и плохого. И всё равно, лучше бы она ...
Легкий подзатыльник матери, едва уловимый, для понимания, и Виктор затих.
Он сидел тихо и смирно минут десять, пока на плечо его не легла рука и в ухо не шепнули: «Вить, не могу заснуть без тебя. Я ванну налила, иди...»
© Все текстовые материалы канала «Свет моей жизни» на dzen.ru являются объектом авторского права.
Эта история из жизни навеяна рассказом сбежавшего к матери сына. Отца двоих мальчишек, которым уже скоро пятнадцать.
Благодарю за то, что читаете мои слова и чувства, с любовью, Автор!
