Художественное творчество хорошо в том числе тем, что только автор решает, каким языком и по каким правилам он будет создавать текст. И вроде есть определенные традиции, стандарты, схемы, в которые укладывается язык литературы и которые выводятся из опыта творчества маститых писателей, но не все хотят следовать этим традициям, придумывая свой художественный мир с уникальной языковой формой и содержанием.
Что это: протест, хулиганство или способ передачи языковых особенностей героя? Вероятно, всё перечисленное имеет место. Язык автора ― система всегда индивидуальная, но у кого-то это проявлено в большей степени.
В литературе первой половины XX века хулиганов новаторов от литературы было немало, но традиционно пальма первенства принадлежит В. Маяковскому. Весь Маяковский ― антистандарт и антисхемы.
И дело не только во введении новых приемов графической фиксации текста – столбиков и лесенок. Автора с таким желанием «поокказиональничать» еще поискать надо! Маяковский получал новые слова буквально из всего, наделяя при этом известные слова другими значениями: склоняя несклоняемое (пуанкарей, долоем), переставляя понятия в составных словах (лобоузкий) и создавая новые сочетания (голоштанный, черноморий, верблюдокорабледраконьи), нарушая формы числа (любвей, неб, эх) и многое другое.
Неосведомленный читатель открывает новую книгу: «Док Штраус сказал што я должен писать все што я думаю и помню и все што случаеца со мной с севодня». Первая страница, вторая, третья… Именно так Д. Киз передает особенности письменной речи умственно отсталого Чарли Гордона в произведении «Цветы для Элджернона». Здесь нарушены почти все языковые нормы: грамматика, орфография и пунктуация. Работа переводчика этого романа осложняется тем, что при переводе текста нужно не просто нарушить нормы русского языка, а сделать это сообразно тому, как они нарушены в языке-источнике. Именно изменения в письменной речи героя читатель замечает прежде всего, а уже потом другие метаморфозы в его жизни.
«Читай классиков, ― говорили они. ― Перестанешь ругаться матом и заговоришь на великом и могучем правильно!». И тут я открыл…
Ну, например, роман «Москва-Петушки» В. Ерофеева или что-нибудь из С. Довлатова или Э. Лимонова. Правда, согласно действующему законодательству, такая книга обязательно запечатана в прозрачную упаковку, на ней стоит маркировка «18+» и указание «Содержит нецензурную брань». Только автор решает, нужна ли в его книге нецензурная лексика или можно обойтись без неё. По этому поводу однажды высказался Сергей Лукьяненко: «Я думаю, что писатель имеет право на использование ненормативной лексики, включая матерную ругань. Однако использует он ее на свой страх и риск — только чувство меры, литературного вкуса и абсолютная обоснованность в употреблении того или иного слова служит ему оправданием».
А какие еще отступления от норм и стандартов в языке литературных произведений вспомнились вам?
Автор: Анна Минемуллина
Материалы защищены авторским правом. При цитировании обязательны ссылка на источник (канал #всемдиктант на Яндекс.Дзене) и указание автора публикации.
