В годы мрачного тридцатилетия в жизни России, по крайней мере, два человека продолжали трудиться над переводом Библии на русский язык: один из них, архимандрит Макарий. - на Алтае, другой - профессор еврейского языка Герасим Павский - в Петербурге.
Справедливости ради следует заметить, что московский митрополит Филарет (Дроздов), который прежде под эгидой Библейского общества переводил на русский язык Евангелие от Иоанна, на первых порах после закрытия Библейского общества попытался поднять тему продолжения перевода Библии. Являясь членом святейшего синода, он на очередном заседании. проходившем в августе 1826 года в Москве по случаю коронации Николая I, поднял волновавший его вопрос. Однако получил энергичный отпор со стороны петербургского митрополита Серафима, возглавлявшего в это время Библейское общество. Серафима поддержал киевский митрополит Евгений. Филарет хотел было вернуться к теме перевода Библии в мае следующего года, прибыв в Петербург на заседание синода. Но едва он заикнулся, митрополит Серафим, являвшийся первенствующим членом синода, встретил его предложение в штыки: «Если вы будете настаивать на продолжении перевода Священного Писания, то я выйду в отставку». «Перевод был бы полезен для церкви, отвечал Филарет, - потому что наши духовные силы не настолько еще образованны, что бы могли в нужных случаях обращаться к самим подлинникам, к латинским или к протестантским переводам, составленным под влиянием своих догматических мнений. Можно было бы это дело проводить не так поспешно, как доселе делалось, но с большей осмотрительностью... Впрочем, не дошел я до такого безумия, чтобы считать служение вашего высокопреосвященства излишним для церкви».
На этом Филарет «оставил дальнейшие попытки» и никогда в течение последующих тридцати лет вопрос о переводе Библии на русский язык не поднимал. Православные историки мотивируют это якобы его желанием избежать раскола церкви. Опасения относительно раскола явно преувеличены, так как Филарет не представлял собой той фигуры, за которой в годы деспотического правления Николая I могло бы последовать достаточно большое количество русских иерархов. До 1817 года он был архимандритом, затем до 1821 года-епископом, с 1821 по 1826 год - московским архиепископом и лишь в августе 1826 года был возведен в сан митрополита Московского. Просто «Филарет мудрый», как его некоторые величали, отличавшийся дипломатичностью и благоразумием, не пошел против рожна, зная, что император настроен негативно по отношению к Библейскому обществу и переводу Библии на русский.
В отличие от Филарета архимандрит Макарий (в миру Михаил Яковлевич Глухарев) не обладал благоразумием «премудрого пескаря», он, невзирая на неблагоприятную ситуацию, негативное отношение монарха, недовольство синода, угрозы церковных наказаний, настойчиво, даже настырно, предлагал свои переводы Библии на русский язык. Начиная с 1814 года Макарий обучался в Петербургской духовной академии, которую возглавлял Филарет (Дроздов). Между ними, при всем различии их характеров, возраста и положения, установились дружеские, доверительные отношения. Несколько лет спустя, в августе 1830 года, архимандрит Макарий возглавил православную миссию на Алтае. Население Алтая отличалось многообразием диалектов. Сначала Макарий перевел на один из главных диалектов, телеутский, Евангелие, Деяния святых Апостолов, несколько апостольских посланий. Затем понял, что таким образом проблемы просвещения здесь не решить - Библию нужно переводить на современный русский язык. В письме к митрополиту Филарету он пишет: «Одно из важнейших дел, составляющих службу миссии, есть обучение новокрещеных инородцев грамоте не только на природных наречиях их, но и русской... потому что вошедши в общение с народом русским в единой вере, для лучшего познании этой спасительной веры они должны искать общение с ними в самом языке русском и изучать этот живой язык, на котором, по милости Божией, имеет церковь наша уже Новый Завет и некоторые из священных книг Ветхого», Миссионеры вместе с Макарием проповедовали христианство не только среди алтайских язычников, но и среди местных русских, которые в познании Священного Писания оказались дремуче непросвещенными. Таким образом, вопрос перевода книг Библии на живой русский язык имел для Макария как главы миссии крайне важное практическое значение. Вместе с тем Макарий сознавал глубинное духовное воздействие Библии, которая является самодостаточным источником веры: она просвещает и обращает к Господу. С этой точки зрения ясность текста для читающих является главным условием духовного воздействия Слова Божьего, потому перевод Библии на живой русский язык просто необходим.
Свои соображения на этот счет Макарий изложил митрополиту Филарету (Дроздову) в письме от 23 марта 1834 года. Письмо представляло собой по существу богословский текст в сочетании с программой практических действий. Макарий настаивал на необходимости перевода Библии, поскольку славянский язык «непонятен простому народу», «перевод Российским Библейским обществом не завершен, так как не охватывает Ветхий Завет», «европейские народы давно имеют Священное Писание на своих языках», «даже магометане Коран на российском языке». Вообще русский перевод необходим всем многочисленным народам, живущим на территории Российской империи.
Удивительно, что руководитель крохотной миссии, затерявшейся в российской глухомани, мыслил государственными общенациональными категориями, а иерархи, заседавшие империи, не могли приподняться над узко-амбициозными интересами.
Премудрый Филарет ответил... молчанием. Молчал год, другой. Это не было осторожностью, не было даже сверхосторожностью. Это было то, что идет после сверхосторожности. Макарий понял Филарета правильно и больше письмами его не беспокоил.
Но это не означало, что он замолчал. Нет. 8 июня 1836 года он пишет послание не кому-нибудь, а обер-прокурору святейшего синода С. Д. Нечаеву, являвшемуся в высшем органе церковного управления непосредственным представителем императора. Повторив мысли, изложенные в письме Филарету, Макарий усиливает их конкретными примерами. «Если же все еще будем бояться полной Библии на российском наречии, то не вошел бы в число миссионеров наших некто, подобный одному клирику, приходившему ко мне с заявлением, что он желает послужить святой церкви проповедованием Слова Божия иноверцам. «Хорошо, - говорю, - друг мой, но скажи мне, сколько у нас Богов, чтобы знать, какую веру вы намерены проповедовать?» И что же? Он насчитал мне не только три, но четыре, и пять и, может быть, продолжил бы далее, если бы я не пресек эти перечисления... Впрочем, у нас нельзя и ожидать того, чтобы одни миссионеры и клирики приходских церквей проповедовали иноверцам Бога истинного. Но и все православные земледельцы и торговые люди нередко изъясняют им веру, которую называют «крещеною». И многие из этих учителей называют иконы богами, а полочки, на которых они стоят, божницами».
Обер-прокурору синода вопль алтайского миссионера относительно библейского просвещения народа был так же глубоко безразличен, как и митрополиту.
Год спустя, 25 июля 1837 года, Макарий пишет одному из своих адресатов: «Весной нынешнего года претерпевал я сильные искушения от уныния и тоски. И думаю, что Само Провидение Божие, милосердию пекущееся о таком грешном человеке, как я, навело меня на одно занятие, в котором душа моя находила утешение и подкрепление: это перевод книги Иова с еврейского языка на российский. Началось дело на пасхальной неделе и в полночь накануне дня Иова Праведного (5 мая), при помощи Божией, кончено». Таким образом, Макарий проделал этот труд в течение 17 дней. Трудолюбие, достойное восхищения!
Свою работу Макарий направляет для издания в комиссию духовных училищ, сопроводив кратким письмом, в котором приводит аргумент: «В народе российском многие миссионеры, и в том числе знатная часть служителей церкви, не могут хорошо разуметь Ветхий Завет на славянском, уже мертвом у нас, наречии». Любопытное примечание. Итак, в 1837 году уже было ясно, что церковнославянский язык, на котором в Русской церкви совершалось богослужение, на котором, как и ныне, читали псалмы, тексты из Ветхого Завета и Евангелия, был мертвым языком, и его толком не понимали сами священники. Что же говорить о народе, прихожанах, которые посещали церковь?
Представление в комиссию духовных училищ перевода ветхозаветной книги стало фактом, который привлек внимание членов синода. Перевод Макария сдали в архив синода, а ему ответил митрополит Филарет (Дроздов): «Беседу с вами начать надобно, кажется, с мыслей ваших о полном переводе Библии на русское наречие. Вы употребили немало труда на изложение этих мыслей, но посев ваш пришелся не на готовую землю и не вовремя. Сомнения о полезности перевода, сделанного к этому времени, и споры о его достоинстве или не прекращались, или возникали вновь. Так что продолжение этого дела больше угрожало бы умножением сомнения и споров, нежели обнадеживало бы умножением плода духовного...».
При всей витиеватости слога и осторожности в выражении мыслей суть дела ясна: сама идея полного перевода Библии на русский несвоевременна, перевод Макарием книги Иова вызвал большие споры, а продолжение переводов книг Библии чревато для Макария большими проблемами. Кто-то другой, возможно, призадумался бы. Но Макария все эти предостережения со стороны иерарха уже не могли остановить, он верил, что его ведет Господь, Которого следует слушать больше, чем людей. Без промедления миссионер приступает к переводу на русский язык книги Исаии. В течение года справляется с этой огромной работой и также направляет перевод в ту же самую комиссию. Перевод Исаии, как и Иова, сдается в архив синода.
Переводчик Макарий неукротим: ломая все нормы и правила, он обращается с письмом непосредственно к императору: «Если Владимир Великий просветил русский народ святым крещением, то ныне царствующий Монарх просветит святой Библией на российском наречии». Естественно, письмо алтайского миссионера до государя не дошло, его переадресовали в синод. При этом председальствующему в синоде митрополиту Серафиму, так много сделавшему для закрытия Библейского общества и прекращения перевода Библии на русский, было указано на недопустимость обращения архимандрита Макария непосредственно к государю. Митрополит Серафим, разумеется, сделал настырному миссионеру соответствующее разъяснение.
Тогда Макарий прибегает к обходному маневру: он просит синод разрешить ему приехать в Санкт-Петербург, чтобы поправить пошатнувшееся здоровье. Разрешение было получено. Прибыв в столицу, Макарий все силы прилагает к тому, чтобы как можно больше должностных лиц привлечь к идее перевода Библии. Активность алтайского переводчика вызвала у митрополита Серафима гнев. Владыка требует, чтобы Макарий немедленно покинул Петербург, иначе он прикажет выдворить его в сопровождении жандармов или же сошлет в монастырь. Переводчик подчиняется.
Его приезд в столицу все же не был напрасным: здесь в его руки случайно попали литографические пластинки с текстом перевода с еврейского ряда книг Ветхого Завета, выполненного профессором Петербургской духовной академии Герасимом Павским. Макарий даже не знал о том, что такой перевод существует. Он с нетерпением приступил к чтению пластин, сверяя перевод Павского со своим. Занимался этим по дороге из Петербурга на Алтай во время остановок в Москве и Казани. Миссионер должен был признать, что местами профессор переводил еврейский текст точнее, и тогда Макарий вносил поправки в свой перевод. Так тщательно, фразу за фразой он сверил книги Иова и Исаии. Уточненный текст направил в Санкт-Петербург, но уже не в комиссию духовных училищ, а непосредственно в святейший синод.
К переводу приложил сопроводительное письмо, его, скорее, можно назвать посланием, в котором звучит грозный глас ветхозаветного пророка. Макарий пишет, что сделанные в недавние годы (по инициативе Библейского общества) переводы Священного Писания - для России величайшее благословение Господне. И оставление этого богоугодного начинания - величайший грех и нечестие. Именно за них Россию постигли многочисленные бедствия, которые есть суд Божий. Эту мысль Макарий подтверждает пророческим комментарием к петербургскому наводнению 1824 года, смерти жизнелюбивого царя Александра I, восстанию декабристов, пожарам театра и царского дворца, разрушительным землетрясениям на юге России. Все эти события есть зримое проявление воли Божией - это Его наказание за пренебрежительное отношение к Слову Божьему.
«Пятикнижие в русском переводе, та святая и страшная книга, которая лежала на ковчеге завета Иеговы, в Святая Святых, у очень многих лиц лежит в простой кладовой, - пишет Макарий. - Неужели Слово Божье в облачении славянской буквы перестает быть Словом Божьим в одежде русского языка?».
Святейший синод ответил... церковным наказанием: наложением на Макария епитимии в виде послушания при доме томского архиерея сроком от трех до шести недель, по усмотрению владыки.
Некоторое время спустя синод вновь наложил на Макария церковное взыскание, теперь за подготовку к изданию книги «Алфавит Библии», в основу которой автор положил выдержки из Библии в русском переводе. Целью «Алфавита Библии» являлось просвещение населения в основах христианского вероучения. Рукопись Макарий послал спонсору алтайской миссии, московскому генерал-губернатору князю Д. Голицыну. Тот переслал ее обер-прокурору синода графу Н. А. Протасову. Обер-прокурор передал рукопись на рецензию ректору духовной академии архимандриту Афанасию (Дроздову), который, как о нем говорили, «веровал в церковные книги больше, чем в Слово Божье».
Протасов был одним из тех иерархов, которые объявили славянский текст Библии текстом, исключительно обладающим каноническими достоинствами и запрещали мирянам читать Библию самостоятельно. Афанасий, естественно, написал отрицательную рецензию на «Алфавит…», синод наложил на Макария вторичную епитимию.
Отвержение синодом его переводческих трудов не сломило Макария, но побудило его изменить организацию своей деятельности: он решил уехать из России и трудиться над переводами в Иерусалиме. 'Гам он слышал бы еврейский язык, с которого переводил, видел бы то небо, которое видели библейские ветхозаветные герои. И в конце 1842 года Макарий подал в синод прошение об освобождении его от обязанностей руководителя миссии и о разрешении выехать в Палестину. От должности синод освободил, а в Палестину не пустил. Решением синода от 16 июня 1844 года архимандрит Макарий был назначен настоятелем монастыря в Орловской епархии.
Там, в монастыре, близ города Волхова, он и трудился последние три года своей жизни - до мая 1847. Бывший миссионер не без удивления обнаружил, что в центре России население было таким же дремуче непросвещенным в Библии, как и язычники Алтая. Макарий организовал курсы по ликвидации религиозной безграмотности для детей и взрослых. На занятиях Евангелие он читал на русском языке.
Значение переводческого труда архимандрита Макария в том, что благодаря ему в первой половине XIX столетия в России был осуществлен полный перевод Библии на русский язык. Только Псалтырь был переведен и издан прежде Русским Библейским обществом, все остальные канонические книги Ветхого Завета перевел на русский Макарий. Это, конечно, не умаляет трудов профессора Павского, который перевел с еврейского книги Иова, Притчей Соломоновых, Екклесиаста, Песни Песней, Исаии, Иеремии, Иезекиля, Даниила, Ездры, Неемии, а также книги двенадцати малых пророков.
Необычайная продуктивность переводческого труда Макария объясняется прежде всего той высокой целью, которую он перед собой поставил: «Перевод всей Библии Ветхого Завета с еврейского языка на российский будет уже и сам по себе исполнением заповеди Спасителя, и трудом, который будет увенчан Его благословением». Макарий верил, что его переводы дадут зримые плоды просвещения: «Многие места в пророческих книгах Ветхого Завета усердные христиане знали бы наизусть, если бы эти книги были доступны душ общего разумения на российском языке, как они вразумительны на других новейших языках в переводе с еврейского».
Помимо того, Макарий сумел привлечь к переводческим работам целый ряд преданных Библии, просвещенных людей, владеющих несколькими языками. В их числе были ссыльные декабристы П. С. Бобрищев-Пушкин, Н. II. Свистунов, М. А. Фонвизин, священники М. Лавров, Е. Остромысленский, его биограф Д. Д. Филимонов, сотрудница миссии София де Вальмон, а также многие близкие, знакомые и сочувствующие люди. Своим самоотверженным трудом во славу Господа Макарий увлекал всех. Например, Е. Ф. Непряхина, чтобы быть Макарию более полезной, на пятом десятке лет принялась за изучение английского, немецкого и французского языков. Работы хватало всем.
Его биограф Д. Филимонов описывает: «После обычного приветствия, усадив меня подле себя за стол, заваленный рукописями и книгами, отец Макарий подал английский перевод Библии и попросил передать по-русски, как можно ближе к тексту, первую главу из книги Иова... По окончании первой главы он дал мне французский, а затем немецкий тексты, прося продолжать читать и переводить для сличения ту же главу по-русски. Сам отец Макарий между тем все время следил по исписанной по-русски тетради, проверяя с еврейским текстом, справляясь по временам с разными комментариями и, высказывая при том переводе замечание: какой, по его мнению, перевод оказывался ближе к еврейскому». Таким образом. еврейский текст Ветхого Завета являлся для Макария базисным, а современные европейские переводы и комментарии к ним он использовал в качестве ориентиров. В одном из писем он излагал свою программу: «Молим даровать нам полную российскую Библию на российском наречии, верно переведенную с оригинальных языков еврейского и эллинского».
Переводческие труды архимандрита Макария оказались не напрасными, его Ветхий Завет был опубликован в московском журнале «Православное обозрение» в 1860-1867 годах. В последующем они выходили отдельными изданиями.
