Франц Ксавьер Винтерхальтер — художник сколь выдающийся, столь и неоднозначный. Человек интереснейшей судьбы, водивший близкое знакомство с величайшими европейскими монархами и заслуживший репутацию престижнейшего портретиста Старого Света. Но так и не сумевший реализовать свой потенциал в полной мере.
Трудолюбивый и необычайно одарённый выходец из бедной крестьянской семьи, в расцвете карьеры пробуждавший зависть коллег по творческому цеху и получивший сомнительный статус «салонного» художника в среде профессиональных критиков. Блистательный мастер романтизма с типично «итальянским» творческим стилем, достойным мастеров старой школы, которого никто и никогда не воспринимал таковым.
А ведь во многом именно его стараниями создан тот образ высшей французской, германской, британской, русской аристократии XIX века, который ныне «смотрит» на нас со страниц учебников и иллюстраций серьёзных исторических трудов. Не говоря уже об экспозициях главных музеев Европы, от Эрмитажа до Лувра. Романтизированный, возвышенный, прекрасный образ эпохи, которого в действительности никогда не существовало...
Знаете, уважаемый читатель, если бы такая личность как Франц Винтерхальтер не появилась на свет, то её — право слово — стоило бы придумать. Да вот хотя бы тому же Александру Дюма, жившему и творившему в ту же эпоху. Между прочим, этот признанный мастер слова, знавший толк в создании красивых, но неизменно драматичных образов, оставил потомкам собственное впечатление о жизни и творчестве Винтерхальтера. По словам Дюма, даже графини и герцогини вынуждены были ожидать месяцами (а некоторые — годами) своей очереди для того, чтобы попасть на сеанс к маэстро Винтерхальтеру. При этом иные живописцы, имевшие вдесятеро меньше клиентов и в сотню раз более скромный доход, принципиально не желали видеть в этом придворном портретисте равного себе творца и относились к нему как ремесленнику, а не как к человеку от мира искусства.
Всё дело в том, что Франц Ксавьер Винтерхальтер был для дам высшего света XIX века аналогом современной программы «Фотошоп». Вернее, это они хотели видеть его таковым, не умея до конца понять и по достоинству оценить шедевры «Блистательного Франца». А ведь он как никто иной умел писать стопроцентно узнаваемые, «дышащие» живой достоверностью портреты, переносить на холст лучшие движения души портретируемой личности. А не просто деликатно опускать физические недостатки своих героинь.
Его кисть никогда не врала, не льстила и не угодничала даже тогда, когда напротив восседала сама Елизавета Баварская. Лишь особенно старательно переносила на полотно неуловимые для прочих, но очевидные для гениального Винтерхальтера «выгодные» черты облика. Те, которые «работали» на создание не столько сугубо эстетической, сколько эмпатической, действующей на тонком подсознательном уровне привлекательности модели. Превращали констатацию физических черт в яркое впечатление.
В определённой степени он предвосхитил путь развития европейской живописи. Ракурс, оттенок, пластика, мимика, взаимодействие текстур — во всех этих деталях в частности и их гармоничном «собирании» в единый образ в целом Винтерхальтер был совершенно непогрешим и гениален. В результате чувственность и скромность, «прямоспинный» аристократизм и непосредственная искренность его героинь сосуществуют в рамках одного и того же произведения, далеко выходят за рамки догматичного академизма.
Но страстную любовь дам и завистливую антипатию коллег он заслужил не этими умениями. А тем, как виртуозно «уворачивался» от портивших образы деталей. Созидая, он одновременно утаивал, открывая — маскировал, и делал это с такой естественностью и непринуждённостью, какой не могли добиться придворные льстецы от мира живописи. Ведь они всего лишь угождали, а он, как и положено мастеру, открывал миру внутреннюю красоту своих героев.
Он восхищал двор и свет, но возмущал высоколобых академистов. Но был уже не в силах и не в праве отказываться от бесконечных заказов, дабы потрафить музе, но разгневать августейших особ. Как певчая птица в золотой клетке, он был обречён судьбою сразу и на восхищение, и на печальное сочувствия. Гений, смирившийся с рамками одного- единственного жанра. Крестьянский мальчишка, написавший целую эпоху.
Как сказал бы один киногерой, позаимствованный из романа Дюма: « для Атоса это слишком много, а для графа де ла Фер — слишком мало...»
🎯 Если Вам понравилось, поставьте «палец вверх» и подписывайтесь на канал. Спасибо! Приглашаем посетить наш сайт!
