Главный хранитель Дома-музея Марины Цветаевой Василий Греков выбрал предметы, с которыми связаны истории из жизни поэтессы, ее близких и друзей.
Главный хранитель — человек, который знает все о каждом предмете в коллекции музея. Ему известно, откуда пришла в музей вещь, какую ценность она собой представляет, какие с ней связаны истории. Конечно, у каждого хранителя есть свои фавориты. О своих любимых экспонатах рассказывает Василий Греков, главный хранитель Дома-музея Марины Цветаевой.
Фотография Марины Цветаевой с Ариадной Эфрон в матроске
Мать и дочь. В детстве Ариадна — одаренная девочка, «домашний гений», любимица матери, героиня ее стихов — боготворила Марину Цветаеву и находилась под сильнейшим ее влиянием, в юности отстранилась, захотела свободы. Но свобода обернулась для вернувшейся на родину эмигрантки годами тюрем, лагерей и ссылки. После реабилитации «за отсутствием состава преступления» Ариадна Эфрон сделала все, чтобы творческое наследие ее матери, запрещенное в СССР, вновь вернулось к читателям.
Кофейная чашка
Согласно семейной легенде дарителей, этот предмет принадлежал Цветаевой. В своих воспоминаниях Ариадна Эфрон писала:
«...я нечаянно разбила одну из двух ее любимых чашек старинного фарфора — к счастью, не ту, что с Наполеоном, а ту, что с Жозефиной, и, заливаясь слезами, кричала: “Я разбила его жену! Теперь он овдовел!”».
Чашка, демонстрируемая в музее, восстановлена, собрана из осколков.
То самое платье
Платье Марины Цветаевой. Фасон, который никогда не выйдет из моды. Предположительно, именно о нем идет речь в воспоминаниях Ариадны Эфрон, описывающей поход в берлинский универмаг с матерью и Любовью Михайловной Эренбург-Козинцевой летом 1922 года:
«Марина купила <…> под категорическим нажимом Любови Михайловны платье себе, совсем уж простенькое “бауэрнклайд”; крестьянский этот, ситцевый фасон с обтянутым лифом и сборчатой юбкой она любила и носила всю жизнь, каждое лето этой жизни».
Цветаева одевалась просто, в вещах ценила «прочность, испытанную временем: не признавала хрупкого, мнущегося, рвущегося, крошащегося, уязвимого, одним словом — “изящного”». По словам дочери, Марина Цветаева «не отвергала моду, как считали некоторые поверхностные ее современники, но, не имея материальной возможности ни создавать ее, ни следовать ей, брезгливо избегала нищих под нее подделок и в годы эмиграции с достоинством носила одежду с чужого плеча».
Не так было до революции, когда у Цветаевой была возможность создавать свой особенный стиль и смело, порой вопреки принятым нормам, следовать ему. В декабре 1913 года она писала своему другу Михаилу Фельдштейну:
«Завтра будет готово мое новое платье — страшно праздничное: ослепительно-синий атлас с ослепительно-красными маленькими розами. Не ужасайтесь! Оно совсем старинное и волшебное. Господи, к чему эти унылые английские кофточки, когда так мало жить! Я сейчас под очарованием костюмов. Прекрасно — прекрасно одеваться вообще, а особенно — где-нибудь на необитаемом острове, — только для себя!»
Текст был подготовлен редакцией МОСГОРТУРа и впервые опубликован на портале Mos.ru.
Не забывайте подписываться на наш канал и группы в Facebook и ВКонтакте, чтобы всегда быть в курсе лучших событий в московских музеях!
