С уходом Александра I, который мог дать асимметрично по зубам (и часто делал это превентивно, например, в Орегоне), англичане стали присматриваться, кого можно национально освободить в России, желательно с доброй резнёй а-ля индостан. Но чисто технически это было непросто: Россия страна – континентальная, Англия наоборот. Практически речь могла идти о традиционно бузотёрствующих поляках, с отдельным впрыском польских евреев, а также малых горских народах. Однако только к Кавказу было возможно подобраться по морю. При этом, воздействовать на цивилизованную Грузию тоже не получалось, структурированные вожди, интегрированные в истеблишмент метрополии не были заинтересованы в нарушении статус-кво (над багратионами хихикали, но наливали), зато так называемые «черкесы», слишком мелкоплеменные, чтобы их бугры могли причаститься имперским титулам, с трудом, но подверглись влиянию заморских учителей (учили, в частности, работорговле).
Восточное побережье Чёрного моря представляло собой совсем не курорт, а настоящий субтропический ад. Черноморская береговая линия крепостей только создавалась и зияла огромными лакунами. До середины 1830-х еле-еле прозябали крепости Анап, Геленджик, Гагра, Редут-Кале, Поти и Сухум с никудышной связностью как между собой, так и с метрополией (по морю). Проникновение туда/оттуда вглубь материка было практически невозможно: только для одной крепости в Геленджике удалось с боями доставить материалы по суше. Ещё в 1812 Александр хотел добиться от Турции открытия транзита в Грузию по долине реки Риони в качестве маршрута, альтернативного Большой Грузинской Дороге – для поставок с побережья. Получилось это только с подписанием Адрианопольского трактата после молниеносной войны 1828 – 29, и то лишь юридически.
Так или иначе, контроль за морем равно как и за сушей был никудышный, недоукомплектованные гарнизоны охраняли сами себя, потихоньку вымирая и находились в постоянной блокаде, вместо того, чтобы «замирять» местные племена.
Русские сепаратные успехи в дележе тела «больного человека» (так Николай называл Турцию) Англию взбесили. Вовсю началась контрабандная торговля и поставки оружия горцам, вплоть до пушек. Дело кончилось скандалом с судном «Виксен» (поставка горцам по морю вооружения для борьбы в old-style духе «неверные», «газават»), на которое Николай ответил поддержкой канадских сепаратистов в стиле организованной старшим братом свистопляски в Орегоне накануне доктрины Монро.
Для карантина и таможни русские открыли в 1832 два порта: Анап и Редут-Кале. Но в ноябре 1836 российский бриг «Аякс» задержал английскую шхуну «Виксен» в акватории Суджук-Кале (Новороссийск). Шхуну взять с поличным не удалось: оружие уже успели выгрузить, на борту обнаружили незначительный груз контрабандной соли и известного английского шпиона. Но по дипломатическим каналам выяснили, что оружие там было. Скорее всего, сведения поступили из окружения двойного агента и друга юности Александра I Адама Чарторыйского. Тот, как и большинство политизированной аристократии в то время, работал на несколько сторон одновременно.
Шхуну конфисковали и с английским юмором переименовали в «Суджук-Кале». С острова раздался слитный вой чёрного пиара: «пираты», «оккупанты», «свободу Черкесии».
[Вообще же дело «Виксен» было очевидной провокацией самого русского правительства, но об этом как-нибудь в другой раз.]
Теперь с тёплого моря в холодную Канаду.
Канада – это сохранившие верность короне во время Американской революции колонии, ставшие английскими после Семилетней войны, когда Франция почти стопроцентно была выдворена из Америки. Отсюда ясно, что французское влияние там было сильное, но дело было даже уже не в этнике. А в том, что все революции делает 1%, а не 99. Не французский, а канадский сепаратизм всегда с радостью поддерживался Соединёнными Штатами, союзником Франции. Долгое время сепаратисты играли любимым английским лозунгом: хотим парламента. Но то, что англичане с боями и революциями продавливали в других странах, в своих колониях внедрять не спешили.
Вооружённое восстание вспыхнуло в конце 1837, было разгромлено, и повстанцы (несколько тысяч человек) укрылись в США. Отношения между Англией и Америкой были такими, что канадские правительственные войска вторглись даже на территорию США в погоне за бунтарями. Президент отправил ноту, какого чёрта на территории суверенного государства англичане сожгли шхуну (типа «Виксен», ха-ха), снабжавшую сепаратистов оружием, но никакого ответа и вовсе не получил. Через год американцы совершили налёт на Канаду. Дело шло к войне, вдобавок, в связи с финансовым кризисом 1837 многие американские штаты отказались платить проценты по заокеанским кредитам, а то и вовсе не желали признавать сами долги. Ещё вдобавок, Канада и США не могли договориться о границе севернее штата Мэн и в Орегоне, канадцы и федеральное правительство взаимно ассигновали деньги на войну.
Во время вручения верительных грамот Николай недвусмысленно заявил новому американскому послу в Петербурге Далласу о своей поддержке делу отделения канадских колоний. (Напомню, что друг Александра I и автор «доктрины Монро» Адамс, став президентом, проповедовал «США от полюса до экватора», включавшие территории Канады и Мексики.) Как намёк, с послом также кулуарно обсуждалась первая попытка присоединения к США Техаса (по заявке последнего).
Получив от США (и от своего посольства в США) сведения, что сепаратисты имеют мало шансов на реальную победу (не хватало своего Ленина), императорское правительство решило убить нескольких зайцев. С одной стороны, Россия подливала масла в огонь, как могла, продемонстрировав решимость поддерживать сепаратистов до конца, с другой – налила дипломатической воды верности принципам Священного Союза и официально поддержало королеву Викторию (но не Палмерстона, смещение которого считалось национальным приоритетом, – и на несколько лет гению дипломатии пришлось подвинуться).
По просьбе помощника президента США с лидерами сепаратистов встретился русский посол в Вашингтоне Бодиско. Самому помощнику он заявил, что Англия сама и всюду покровительствует сепаратистам, и неплохо бы ей испытать то же на своей шкуре (она, впрочем, испытала, как никто, в 1776) Официально всё было предельно прилично, но инсургенты ушли из дома посла с набитыми карманами. И, видимо, не раз - раз об этом стали писать газеты.
Пальмерстон, грозивший войной, заткнулся так быстро (а в 1841 ушёл в отставку), что газеты не успели отреагировать, и по инерции ещё продолжали чёрный пиар. А что случилось? Впервые был применён принцип самоопределения наций-«канадций». Именно его успех так испугал британский кабинет. Вот эту акцию, где религией и прочей дребеденью («нет налогам без представительства») уже совсем не пахло, можно считать началом настоящей национально-освободительной борьбы. Это – не Греция, азиатов которой умудрились притянуть за уши к эллинам и византийцам, и не Латинская Америка с интербригадами, это просто заявление белых: «как хотим, так и сделаем». Надо сказать, поддержка России и США была довольно игрушечной, но каков мог быть гризли, если таков плюшевый мишка.
Интересно, что российской дипломатии на тот момент удалось состряпать массу выгодных делишек: почти покончить с вмешательством Британии на Кавказе, вбить очередной клин между дружественными США и враждебной Британией, при этом сохранить нормальные отношения с обеими странами, и даже – добиться выгодного урегулирования между Российско-Американской Компанией и Компанией Гудзонова Залива (между ними была суррогатная сухопутная граница в Америке). Последнее сварганили настолько качественно, что во время Крымской войны обе компании проявили что-то вроде суверенитета, объявив о нейтралитете и взаимной защите людей и товаров.
Напоследок. С этой темой тесно смыкается Крымская война, точнее, её интерпретация, сомкнутая клещами советской и западной пропаганды. Согласно ей, Россия её с позором проиграла из-за того, что царь не послушал Левшу. Я как-то писал:
Представим себе на один абзац, что в то время случилась бы война против всех, скажем, мирового лидера, Англии. А что такого? Против Франции ведь это было, и чем кончилось, помним. Ну, допустим, сложился бы союз России, Франции, США и, например, Испании... Долго ли могла бы противостоять передовая держава (с парламентом, паровым флотом, нарезными ружьями без кирпичей и телеграфом) такому альянсу при угрожающем нейтралитете тех же Пруссии и Австрии? Скажут: в Лондоне высадиться бы не смогли. Не смогли бы. Но ведь и в Петербурге не смогли в Крымскую. А где-нибудь в Монреале? Каков был бы итог гипотетической Московской конференции?
Люди начали мяться: невозможно, царь-дурак. Но в 1838 – 39 с Англией поступили, в общем, по-доброму. Четыре страны я подобрал не случайно. Именно в те годы осложнения Британии не ограничивались Россией и США. Конфликт с Францией по вопросу Египта был жёстким, и конвенция четырёх держав под эгидой Англии 1840 года была антифранцузской. А Испанию и агитировать не надо. Но Николай, утративший дипломатическую хватку старшего брата, решил по-своему. А может, надо было высадиться в Монреале, а?
По теме: Братья Александр и Николай Первые