В 11-м томе альманаха «Линтула» опубликовали подготовленную нами подборку писем родственников Алексея Васильевича Коновалова, эмигранта 1-й волны (был вывезен за границу ещё ребёнком) из Ленинграда в бельгийский Лёвен.
Для публикации была выбрана примерно половина писем (32 из 60) из хранящихся в Бельгии в домашнем архиве его сына, Александра Алексеевича Коновалова. Цель — показать развитие отношений его отца с родными в течение 25 лет переписки, рассказать об их жизни, типичной для простых советских семей. Полная подборка не публикуется, поскольку многие письма почти целиком посвящены описанию бытовых, семейных и т.п. малоинтересных для широкого читателя событий, к тому же иногда повторяющихся в близких по времени рассказах разных родственников.
Эмоциональным стержнем переписки, несомненно, были письма матери. Они почти не содержат «социальных» моментов, интересных с точки зрения истории, но очень ярки в смысле личных отношений. Думается, что в основном именно эти отношения надолго разлученных матери и сына определили попытку А.В.Коновалова вернуться в СССР в середине 1930-х, в самое неподходящее для этого время! Попытка была неудачной, во время войны мать умерла, и они так никогда и не увиделись...
Альманах редкий, в сети номера пока нет, так что некоторые наиболее интересные фрагменты я опубликую. Для начала — вводная статья А.А.Коновалова.
+++
1 января 1909 г. (н.ст.) в Санкт-Петербурге в семье тульских уроженцев Василия Коновалова и Анны Пушновой родились близнецы – братья Алексей (он же Леша и Леня в публикуемой переписке, мой отец) и Василий. Семья была многодетной (4 старших дочери). Позже появился на свет еще один сын, Иван.
Из детских воспоминаний отца меня особенно поразило одно событие, а именно парад 18 октября 1915 г. на Невском проспекте Бельгийского бронедивизиона, среди участников которого был некий Жак (т.е.Яков) Дебеккер, из известного рода Дебеккер-Реми. Молодой унтер-офицер погиб на фронте под Тарнополем 6 июня 1916 г, и на стене семейного склепа на кладбище при аббатстве Влирбеек под Левеном есть его мемориальная доска. Таким образом отец, сам того не ведая, встретился с выходцем из Левена, который спустя несколько лет станет его собственным последним пристанищем на земле, где он учился, трудился, обзавелся семьей...
После кончины деда в 1918 г. (последствия лишений, осложненных застарелым алкоголизмом) бабушке удалось определить близнецов в детский приют во Всеволожске. Очевидно, причиной была очень тяжелая жизнь вдовы во время послереволюционной разрухи. Этот период, вплоть до 1923 г., за отсутствием документальных данных и оставшихся в живых свидетелей событий, остается самым темным в биографии отца. Сам он, как мне помнится, был чрезвычайно скуп в деталях, вспоминая об этих годах. Тем не менее, он любил рассказывать, как на каком-то озере под Всеволожском слышал и видел, как красноармейцы ручными гранатами глушили рыбу, а также о том, как участвовал во вступительном конкурсе по классу фортепиано, правда, неудачно, в Петроградской консерватории. Председателем жюри был сам директор консерватории, Александр Глазунов.
Вспоминал отец и о том, как к ним во Всеволожск в детский дом приезжали Ленин и Троцкий и фотографировались вместе с воспитанниками. Я помню эту фотографию – на ней были и отец с братом, она хранилась в семье, после куда-то затерялась. По рассказам, еще в 1970-х была она и в экспозиции Музея революции в Москве, но с заретушированным Львом Давыдовичем.
Вот, на мой взгляд, вполне приемлемая версия о том, как молодой Алеша Коновалов, единственный из семьи, попал за границу. Пока он с братом был в детдоме, бабушка с дочерьми и младшим сыном перебираются из голодного Питера на более сытый Юг, а именно в Борисполь под Киевом. Туда, чуть позже, добираются и близнецы вместе с одной воспитательницей, некоей Верой Георгиевной (N.N), супругой или подругой жизни офицера Белой армии Бориса Николаевича Уединова, находившимся уже в эмиграции, в Болгарии. Вера Георгиевна договаривается с бабушкой и со статусом «приемной матери» (?) уезжает вместе с Алешей через Одессу в Варну и далее в болгарский Шумен.
Так как ни Борису Николаевичу, ни Вере Георгиевне не разрешили остаться в Болгарии, они решают определить отца в местную русскую гимназию, а сами уезжают во Францию, где заканчивают свой земной путь глубокими стариками в русском старческом доме под Парижем, в местечке Нуази, где, кстати, скончался поэт Константин Бальмонт. Все упоминаемые здесь лица и места совершенно достоверны, хромает лишь хронология.
Болгарский период в биографии отца можно установить с предельной точностью, так как сохранилась групповая фотография ІІІ и ІV класса Шуменской русской гимназии, датированная 1924 г., а также Новый Завет издания Американского Библейского Общества 1920 г. с дарственной надписью «Абитуріенту VІІІ выпуска Шуменской Гимназіи Коновалову Алексѣю» с подписями директора Н.Парманина и законоучителя протоиерея Д.Трухманова, с датой 17/30 VІ 1929.
Далее, с группой однокашников отец переезжает в Великое Герцогство Люксембург, а именно в городок Вильц, где на местной кожевенной фабрике «Идеаль» срочно требовались рабочие. Как видно из труда местного историка, численность русских в городе Вильц в начале 1930-х превысила 150 человек, и местное население не без гордости говорило о «наших Русских»!
Скоро отец начал хлопотать о возможном переезде в Бельгию, где надеялся продолжить образование. И уже в октябре 1930 г., с т.н. Нансенским паспортом (№ 124) на руках и со стипендией от Фонда «Бельгийская помощь Русским», он вместе с двумя товарищами прибывает в Лёвен, где в Католическом Университете записывается на подготовительный курс при факультете естественных наук по специальности «Химия». В июле 1936 г. он благополучно завершает курс обучения со званием доктора химических наук. Забегая вперед, можно сказать, что своей страсти к химии, математике и к естественным наукам вообще передать своим детям он не сумел...
Отец поступает на научную работу в свою Альма Матер, но как многие соотечественники – а в Бельгии их было предостаточно – лелеет мечту о возвращении на родину. Но его ходатайства через советское Полпредство в Брюсселе не имеют успеха. Причина отказа осталась тайной. О попытках получения Советского гражданства и возвращения довольно обстоятельно говорится в некоторых из сохранившихся писем.
В 1939 г. отец женится на живущей в Левене голландке Каролине (Лине) ван Ставерен, в православии Марии. В 1941 г. появляется на свет сын Сергей, в 1944 г. – автор этих строк, и через год – дочка Надежда. По окончании Второй Мировой войны отец вновь подает на советское гражданство, но ввиду очередной неудачи, 20-го марта 1951 г. он решается на прошение о Бельгийском гражданстве, которое и приобретает через год. Таким образом, мы с братом и сестрой в 1952 г. потеряли наш первоначальный статус «апатридов», превратившись в настоящих бельгийцев!
В 1958 г., воспользовавшись благоприятными международными условиями и проведением Всемирной выставки в Брюсселе, отец старается пригласить в гости любимую сестру Катю, но также безуспешно, т.к. разрешения на временный выезд из СССР она добиться не смогла!
20 марта 1962 г. отец скончался от приступа грудной жабы и похоронен на местном левенском кладбище. Его могила сохранилась. Там же покоятся мама и ее бельгийские родственники.
Как и многие эмигранты, попав в иноязычную среду, отец страдал от т.н. лингвистической травмы, т.к. в то время фламандский город Лёвен был преимущественно франкоязычным: местная буржуазия говорила на довольно скверном французском, а более демократическая часть населения предпочитала неимоверный левенский диалект! Но мы с братом и сестрой учились в школе на нидерландском. А русским языком – чтением, грамматикой, диктантами, плюс к тому историей, географией, литературой, музыкой – отец занимался с нами регулярно, даже слишком, на наш взгляд. Старую орфографию он бросил окончательно и для занятий пользовался уже советскими изданиями. Библиотеку нам оставил обширную, но, как сейчас кажется, немного слишком «классического» направления.
Отец прилично играл на фортепиано, а будучи студентом, участвовал и в балалаечном ансамбле. В хоре местного храма Свв. Великомучеников Георгия и Татианы вел басовую партию. Старшего сына регулярно записывал в летние русские лагеря, а когда дети подросли, то водил нас и на Татьянин день – в 1950-е русских студентов в Левене было еще много и они каждый год отмечали этот праздник.
Копаясь недавно в отцовском досье в бельгийском госархиве, я наткнулся на любопытные документы, из которых следует, что местные органы безопасности одно время путали отца с неким Константином Коноваловым, однофамильцем, считавшимся неблагонадежным из-за принадлежности к правым организациям. В довоенное время тот состоял в эмигрантской военизированной организации, «Русской стрелковой генерала Врангеля дружине». Далее имя К.Коновалова часто встречается вместе с лицами, запятнавшимися сотрудничеством с германскими оккупантами, в том числе с небезызвестным Юрием Войцеховским.
Отец же, поскольку я знаю, политикой не занимался и, мечтая о возвращении на родину, ничем антисоветским не отличался. Одно время увлекался идеями «народной монархии» братьев Солоневичей, и у нас хранилась обширная коллекция газеты «Наша Страна», на которую отец несколько лет подписывался. По своим убеждениям он был скорее славянофилом, и на этой почве часто возникали споры со знакомыми, которые придерживались идей Народно-Трудового Союза (НТС).
Хотя русских в Левене, даже по окончании Второй Мировой войны, было достаточно, круг знакомых отца был крайне невелик: семейства Куряткиных, Роговых, Ивановых... Из других мест Бельгии я отлично помню Николая Колесникова (тоже из Вильца), Феодосия Любимова (из Шуменской гимназии), крымских греков братьев Перлинги: химика и врача (последний был женат на китаянке, окончившей медфак в Бельгии, кажется в Брюсселе). В Левене жили два брата по фамилии Верлент, сыновья инженера-бельгийца, служившего до революции в России и женившегося там на русской девушке. В Брюсселе знакомых отца я не помню и, вполне возможно, что таковых там у него и не было. Ведь наш Левен считался провинциальным захолустьем. Одно время отец возил нас в Брюссель (со строжайшим приказом ни с кем не заводить знакомства!) на просмотры советских мультиков, которые устраивались Обществом советско-бельгийской дружбы в кинотеатре Патэ-Иксель, недалеко от Никольского кафедрального собора Московской патриархии.
Среди бельгийцев друзей у отца, как мне помнится, не было. Чем это объяснить, не знаю. Языковой и культурный барьеры, конечно, не исключены.
В нашей жизни (я имею в виду жизнь семейства Коноваловых вообще) немаловажную и постоянную роль исполнял наш батюшка, отец Георгий Тарасов. Приезжая регулярно из Брюсселя по пастырским делам, даже в небогослужебные дни, он навещал нас, беседовал, угощал ребятишек всякими лакомствами, терпеливо слушал, как я играю на пианино сонатины Клементи... Но он же венчал родителей, отпевал отца, рукоположил в дьякона, а позже во иерея брата Сергея. Будучи уже архиепископом Сиракузским с кафедральным собором в Париже на знаменитой рю Дарю, он приехал в Бельгию венчать автора сих строк с Ливочкой (флам. Годелива), и притом в католическом храме! В летнее время он часто отдыхал в Германии, в Бад-Эмсе и служил в местном русском храме. Мы с матерью, уже после смерти отца, несколько раз ездили туда же по приглашению владыки Георгия, останавливаясь в отеле «Руссишер Хоф» с мемориальной доской Ф.М.Достоевского.
Среди друзей отца были и братья Денисовы, Игорь и Николай (мой крестный отец), имеющие некоторое отношение к публикуемой переписке. Они тоже учились в Левене, далее работали в Конго. Были родом из Гельсингфорса (Хельсинки), где одно время, в конце 1950-х, служили как бы передаточным звеном для посылок от отца сестрам в Ленинград. Во время одной такой поездки Николай Александрович даже снял фильм на квартире у тёти Кати (?). У него была ручная камера, что по тем временам было большой роскошью! Но как он с этой камерой и пленками пересекал границу, ума не приложу.
В Левене отец несколько раз менял адреса: сначала студенческое общежитие (здание было разрушено во время войны), затем комната у частных лиц на ул. Карла Лотарингского 26 (дом сохранился). Затем он переехал в предместье Хеверлее (скромная квартира в особняке у одной вдовы, недалеко от моста через железнодорожную ветку на Льеж). Там он жил с молодой женой до мая 1940 г., когда пришлось бежать и от наступающего вермахта, и от английских бомб. Вернувшись через некоторое время, супруги нашли квартиру разграбленной, и им пришлось поселиться у маминой тетки, Лили Богарт-Остапенко. Кстати, ее муж, Владимир Остапенко, был самым близким другом нашей семьи.
Когда после рождения детей жить им у тетушки стало тесновато, родители сняли поблизости, на улице Брабансон, приличный трехэтажный дом. Оттуда в нашу гимназию, да и в отцовский институт пешком можно было добраться за 10-15 минут, но отцу из-за плохого кровообращения в ногах было трудно ходить, и он пользовался велосипедом, а позже и автомобилем. Первой нашей машиной был темно-синий Форд Таунус. Интересно, что тогда права на вождение владелец получал автоматически при оформлении покупки. Продавец отвез отца на ближайшую тихую проселочную дорогу, пару часов продемонстрировал премудрости управления автомобилем, вот и все!
Оба дома, где мы провели часть нашей молодости, отличались тем, что стояли впритык к высокой стене левенской центральной тюрьмы. С верхних этажей можно было без труда видеть все тюремные постройки, дворы и огороды. Я, конечно, был еще очень мал, когда после войны отец и мать наблюдали из окна своей спальни, как через тюремный двор вели на казнь известного коллаборациониста. Самой «высшей меры» они не видели из-за стены, но залп слышали...
Из Левена мы, наконец, переехали в пригород Кессел-Ло, который брат Сергей шутливо называл Киселевкой. В Киселевке отец и скончался.
Вот что я счел нужным рассказать читателю об отце моем, Алексее Васильевиче Коновалове.
С братьями и сестрами он так и не встретился. Во время службы в посольстве Бельгии в Москве (1969-1976 гг.) я неожиданно получил весть от дяди Васи, что он якобы разыскал меня через Красный Крест и попросил встретиться в Ленинграде. Встреча состоялась, в том числе и с тетей Катей, но остальные родственники по понятным причинам не явились...
Хольсбеек (Бельгия), 4 марта 2017 г.
+ + +
+ + +
Понравилась статья? – Ставьте лайк, берите ссылку к себе в соцсети и подписывайтесь на мой канал! :-) Об истории я пишу часто, так что Вы увидите и другие интересные публикации...