Еще во время Великой Отечественной войны в одной из речей Сталин перечислил самых выдающихся полководцев нашей истории. Сегодня мозаики с их изображениями москвичи и гости столицы могут лицезреть на потолке станции метро «Комсомольская», и Михаил Илларионович занимает среди них достойное место. Имя Кутузова ассоциируется с разгромом «Великой армии» Наполеона в 1812 году. Злые языки, однако, приписывают эту победу генералу Морозу. Давайте попробуем разобраться.
К 1812 году за плечами М.И. Голенищева-Кутузова была славная боевая биография. Как и многие, он в эпоху Екатерины участвовал в русско-турецких войнах, где проявил храбрость и воинские таланты. В одном из сражений он получил тяжелую рану в висок, от которой лишился зрения на один глаз. Сегодня посетителей музеев нет-нет, да и удивит необычная фуражка Кутузова, контрастирующая с роскошными шляпами, в которых красовались другие военачальники. Мало кто догадывается, что такую шляпу Михаил Илларионович не носил именно из-за старой раны, а не из желания выглядеть необычно или из неприятия пижонства.
В общем, во время русско-турецких войн Кутузов был героем, но героев тогда было много. Отличиться от большинства сверстников он смог блестящими дипломатическими способностями за столом переговоров в Константинополе. Трудно понять, для чего он, подвергая себя смертельному риску, залез в гарем султана, но обычно считают, что делалось это для дипломатии (или, как сказали бы сейчас, для вербовки агентов влияния), а вовсе не для приятного времяпровождения.
Свои дипломатические способности Михаил Илларионович в полной мере использовал в придворных делах. Он был в милости и у Екатерины, и у Павла. Он обладал несомненным талантом дружить с власть имущими. Это о таких царедворцах Грибоедов писал: «… век при царе, да при каком царе! Тогда не то, что ныне, При государыне служил Екатерине». Если Кутузову удалось подольститься к непредсказуемому и взбалмошному Павлу, то тем легче ему было поладить с любезным и вежливым Александром. И вот в 1805 году настал его звездный час. Он – главнокомандующий. Но присутствие в армии императоров Александра и Франца делало пост Кутузова в значительной мере декоративным. Известно, что монархи – публика капризная и своевольная, склонная мнить себя гениями в военном деле. И вот перед Аустерлицким сражением они приняли план Вейротера, грозивший союзной армии большой бедой. Разумеется, Александр не мог не поинтересоваться мнением главнокомандующего. Да и самому главнокомандующему все-таки неудобно было отмалчиваться. Ведь автором плана был его собственный начальник штаба, прямой подчиненный! Перед сражением произошел такой диалог:
Александр: «Как думаете, всё пойдёт хорошо?».
Кутузов: «Кто же может сомневаться в победе под водительством Вашего величества?»
Александр: «О нет! Я только зритель. Командуете вы».
Кутузов только молча поклонился. Возможно, диалог передан неточно, но смысл ясен. Во всяком случае, с его стороны никаких возражений высказано не было.
А понимал ли сам Кутузов гибельность плана Вейротера? Все историки как-то по умолчанию, словно сговорившись, решили, что понимал, но понимал также и бесполезность спора с царем, потому и не стал зря спорить. Постойте, задумаемся на секундочку: как это не хотел зря спорить, если речь шла о многих тысячах человеческих жизней? Ладно, не решился дверью хлопнуть, подать в отставку в знак несогласия (что сделал бы любой честный человек на его месте), так попытался хотя бы отговорить Александра от сражения, которое вело к катастрофе! Подулся бы на него царь, но после поражения понял бы, что есть пророки и в своем отечестве. Но нет, Кутузов спрятал голову в песок и обрек на гибель тысячи русских солдат.
Или – Кутузов не понимал, чем грозило русской армии это сражение? А почему, собственно он должен был разгадать планы Наполеона, если никто другой не разгадал?
Во втором варианте Кутузов предстает перед нами обычным (не гениальным) полководцем, не ровней Наполеону, но крепким середнячком. А вот в первом варианте он оказывается просто неприятной личностью, карьеристом, без пяти минут предателем. Стремление прогнуться перед царем, в любом случае, не уберегло бы его от царского гнева после поражения, поэтому я склонен предположить второй вариант.
Александр надолго запомнил невнятную позицию Кутузова перед Аустерлицем и старался больше не поручать ему командование войсками. Но жизнь заставила царя вновь обратиться к Михаилу Илларионовичу. В 1806-1812 Россия вела тяжелую войну с Турцией. Наученные горьким опытом предыдущих войн, турки избегали сражений в открытом поле. Они ушли в глухую оборону в многочисленных крепостях, которые на протяжении нескольких лет русским не удавалось взять. Александр менял командующих, как перчатки, но не помогало. Впереди уже маячило нашествие Наполеона, поэтому России была срочно нужна победа на Балканах и мир с Турцией. И вот, когда запас командующих иссяк, дошла очередь и до Кутузова. И что же вы думаете? Кутузов получил назначение в марте 1811 года и за одну компанию смог сделать то, что не удалось ни одному из его предшественников (среди них были Каменский 2й, Багратион и Милорадович) - разбил турок и смог заключить выгодный для России мир. Но как ему это удалось? К концу войны турки настолько осмелели, что потеряли всякий страх. Уверовав в собственную непобедимость, они вышли из-под защиты укреплений и бодро перешли в наступление. Грех было не воспользоваться таким шансом, и Кутузов одержал славную победу. Но будь на месте Кутузова любой из его предшественников, разве не смог бы он сделать то же самое?
И тут мы переходим к войне 1812 года. В Россию вторглась огромная армия во главе с непобедимым полководцем. Наполеон по праву считается непревзойденным гением, но сама его гениальность была ограничена рамками «правильной» войны на европейском театре военных действий. Никто лучше Наполеона не мог сосредоточить мощный кулак, одержать победу в генеральном сражении над любой европейской армией, после чего противник униженно просил о пощаде. Наполеон не знал и знать не желал ничего, что выходило бы за рамки классической европейской войны. Он не мог вообразить себе «параллельную реальность», где все вставало с ног на голову. С генералом Морозом он лично знаком еще не был, а расстояния между российскими городами и губерниями, вероятно, измерял на географической карте в сантиметрах. Первым неприятным сюрпризом для него стали испанские партизаны, но это были еще цветочки!
В русском командовании существовали две противоположные точки зрения на предстоящую кампанию. Первая исходила из использования особых условий России. Наполеон ни разу не был бит в генеральных сражениях? – Отлично! Мы не собираемся давать ему генеральное сражение. Зачем нам преподносить Наполеону такой подарок? Россия огромна, и можно отступать достаточно далеко – до самой Сибири, как в самом начале войны в запальчивости заявил сам Александр – растягивая коммуникации противника и заманивая его вглубь, изнуряя партизанскими действиями. Главным сторонником такой точки зрения был командующий 1й армией Барклай де Толли.
Главным оппонентом Барклая был командующий 2й армией храбрый Багратион, представлявший традиционный взгляд на войну: дать противнику генеральное сражение, в котором победить или умереть.
Оба полководца были генерал-аншефами, то есть, равными в чине. При таком раскладе вопрос о старшинстве решался обычно так: кого первым произвели в чин, тот и старше. Однако обоих генералов произвели в чин в один день и одним приказом. Отношения между ними не заладились, а потому возникла настоятельная необходимость назначить общего руководителя. Вот тут-то и вспомнили о Кутузове.
Какая из двух точек зрения на войну – Барклая или Багратиона - была ближе Кутузову? По всей видимости, первая. Михайло Илларионович не любил ходить ва-банк. Но привычка держать нос по ветру делала свое дело. Пока полчища Наполеона шагали вглубь России, в русском обществе зрело недовольство методами Барклая: «Не смеют, что ли, командиры чужие изорвать мундиры об русские штыки?» У Александра начал падать «рейтинг», а это царя сильно огорчало. Войска приветствовали Кутузова, связывая с его приездом надежду на прекращение отступления: «Приехал Кутузов бить французов!» Мог ли Кутузов сдать Москву без битвы? С чисто военной точки зрения это было бы целесообразно. Но политика и идеология во все времена браливерх над практической целесообразностью. Не была исключением и та эпоха. «И вот нашли большое поле…», - и произошла Бородинская битва. Наполеон мог торжествовать. «Вот солнце Аустерлица!», - воскликнул он в то утро, стремясь вселить веру в победу в своих подданных. Император ошибался. Это было солнце Бородина.
Силы сторон перед сражением были примерно равны. О таланте полководца обычно судят не по победе, одержанной над численно превосходящим противником (это говорит о качестве его войск, но не о его личных дарованиях), а по умению создать перевес в нужном месте и в нужное время. Что бросается в глаза, когда смотришь на план сражения? Со стороны русских – методично выстроенная армия, готовая к обороне, использующая все естественные препятствия, ручьи, складки местности. Правым крылом командовал Барклай (здесь же находилась ставка Кутузова), а левым – Багратион. Кутузов весьма серьезно готовился к сражению. Если бы его противником был не Наполеон, а любой другой полководец, то такое построение можно было бы считать вполне удовлетворительным. Здесь видна добротная работа хорошиста, крепкого середнячка от военной тактики. Построение армии Наполеона на другой стороне поля представляет собой разительный контраст. Так мог построить войска либо сумасшедший, либо гений. Левый фланг у французов фактически отсутствует. Против Барклая – жиденькие кордоны. Зато собран сверхмощный кулак против Багратиона на правом фланге. Если бы Кутузов в самом начале решился нанести массированный удар армией Барклая, то построение Наполеона вошло бы в историю, как пример безумия. Но император французов правильно оценил своего противника. Расчет на пассивность Кутузова вполне оправдался. Ход битвы диктовался Наполеоном, а русский полководец всего лишь с некоторой временной задержкой реагировал на действия французов, перебрасывая подкрепления с правого фланга на левый, и пытаясь залатать дыры. Рейд казаков Платова на правом фланге не мог повлиять на ход событий. Обычно такого рода сражения оканчивались блестящими победами Наполеона, но здесь коса нашла на камень. Целый день Наполеон долбил огромным кулаком по левому флангу русских. Ему удалось продвинуться вперед, но крылатая богиня победы так и не прилетела. Качество русских войск оказалось столь высоким, что им удалось выстоять даже в заведомо проигрышном сражении, не благодаря, а вопреки планам Кутузова (или, лучше сказать, отсутствию таковых).
Но был ли Кутузов так прост, как я его тут пытаюсь представить? Давайте подумаем вот о чем: Действительно ли была нужна русской армии победа при Бородине? Если бы каким-то чудом нам удалось победить, то Наполеон отступил бы к Днепру, где можно было перезимовать, интегрировал Белоруссию в состав Польши, а весной 1813 года, подтянув резервы и отдохнув, начал бы новый поход, но уже не столь дальний. Может быть, Кутузов намеренно не стремился к победе? Не имея возможности отказаться от сражения, он свел его к максимально приемлемому результату – нерешительной победе французов? Такой вариант не следует исключать вообще, но слишком уж он невероятен. Если бы Кутузов еще до Бородинской битвы решил сдать Москву, то он должен был своевременно уведомить об этом Ростопчина, эвакуировать дальше на восток провиантские склады (в Москве французы нашли брошенными немало припасов для армии, а также русских раненых в госпиталях - многие из них впоследствии сгорели при пожаре).
Потери русской армии на Бородинском поле оказались страшными – более 40 тысяч человек. Голоса сторонников генерального сражения поутихли, и Москву можно было сдать, не навлекая на себя клеймо предателя. Но если бы этой битвы удалось избежать, то Москва точно так же была бы сдана, после чего Великой армии точно так же пришлось бы отступить и сгинуть в снегах России. А вот 40 тысяч русских солдат не нашли бы смерть на Бородинском поле, а могли принять участие в европейских походах. Однако, как я уже писал, битва была совершенно необходима Александру по внутриполитическим причинам.
Уже в октябре 1812 года, Наполеон вынужден был оставить Москву, гонимый голодом и надвигавшейся зимой. Поначалу он начал отступать не назад, к Смоленску, а свернул на Калужскую дорогу. Большинство историков сходятся во мнении, что французы не хотели отступать по уже разграбленной ими местности. Иной точки зрения придерживался Клаузевиц, служивший в то время в русском штабе при генерале Ермолове. Он полагал, что Наполеону было удобнее отступать назад той же Смоленской дорогой, где уже имелись провиантские склады и готовые резервы. Так почему же Наполеон пошел на Калугу? Я догадываюсь, что немалую роль в этом сыграли соображения престижа, «сохранения лица». Даже отступая, Наполеон хотел изобразить некоторое подобие наступления. Как бы то ни было, под Малоярославцем французы были отбиты и далее вынуждены были отступать по Смоленской дороге.
Тут-то Наполеон в полной мере осознал, что оказался не в своей стихии. Выдающийся русский полководец – генерал Мороз – был беспощаден. Французская армия таяла не по дням, а по часам. Французы замерзали, голодали, бросали ружья от усталости, но все равно из последних сил продолжали тащить на своем горбу серебряные канделябры из Кремлевских соборов и прочие ценности, захваченные в Москве. Они скорее бросили бы пушки, но Наполеон не позволил этого, реквизировав под артиллерию всех еще живых лошадей. Кстати, вдоль дороги шла бойкая торговля награбленным. Какой контраст по сравнению с джентльменским поведением русских войск в Париже в 1814 году! Вот что значит, когда войсками командуют аристократы, а не бывшие революционеры!
Великая армия очень быстро утратила всякое величие и превратилась, за исключением небольшого ядра, в обычную толпу бродяг. Как преследовал их Михайло Илларионович? Да, в общем, никак. Для преследования были выделены казаки и авангард Милорадовича. Сам Кутузов шел параллельной дорогой южнее и в соприкосновение с противником практически не вступал. А возможностей была масса!
В октябре под Вязьмой Милорадович обходным движением смог отрезать арьергард Даву от остальных сил отступавших французов. Добыча была в клетке, требовалось лишь продержаться до подхода главных сил во главе с Кутузовым. Милорадович срочно запросил помощь, но Михаил Илларионович не торопился. Впоследствии он ссылался на то, что якобы не получил письмо от Милорадовича, хотя канонаду впереди он не слышать не мог. Итак, арьергард Даву выскользнул из капкана.
16 ноября под Красным Милорадович, пропустив вперед гвардию Наполеона, отсек весь «хвост» французов и готовился их добить, однако по приказу Кутузова (находившегося далеко от места событий и не представлявшего себе реальной ситуации на поле боя) должен был развернуть свои силы против молодой гвардии Наполеона, выступившей на помощь отрезанной части французской армии. По мнению Клаузевица, это решение русских было ошибочным, потому что против молодой гвардии было и без того достаточно сил, способных ее задержать. В результате молодая гвардия честно легла своими голландскими костями (они не были даже французами!) на поле боя, но значительная часть наполеоновских войск (корпуса Богарне и Даву) снова смогла выскользнуть из мышеловки. Не повезло лишь корпусу Нея, который, совершив кружной маневр по лесам и болотам, воссоединился с Наполеоном только под Оршей, сохранив лишь 80 человек из первоначальных 8000.
Однако главная западня ждала Наполеона впереди. Читатель помнит о войне, которую Россия вела с Турцией накануне вторжения Наполеона. Так куда же делась та русская армия? А она не теряла времени даром. Пока Наполеон отступал из Москвы, она продвигалась из Молдавии на север - наперерез отступавшим французам - через Украину и Белоруссию. Взяв Минск и Борисов, она захватила провиантские склады французов и отрезала им путь к отступлению. Этой армией командовал адмирал Чичагов, опытный флотоводец, но новичок в войне на суше. Наполеон оказался в окружении: впереди, за Березиной – 28-тысячная армия Чичагова, на севере 30-тысячный русский корпус Витгенштейна, а на востоке – основные силы русских во главе с Кутузовым. Испытывая нехватку лошадей, Наполеон вынужден был по дороге бросить ставший бесполезным понтонный парк – реки все равно замерзли. Но природа подшутила злую шутку: внезапно началась оттепель и лед на Березине растаял. Армия Наполеона ослабла настолько, что могла стать легкой добычей любой из трех русских группировок по отдельности, а если бы они навалились втроем, то стерли бы армию, некогда именовавшуюся Великой, в порошок.
Казалось, спасения нет. Но Наполеон недаром стяжал себе славу гения. Путем хитрых уловок он отвлек внимание Чичагова в южном направлении, а сам отдал приказ построить мосты к северу от Борисова возле деревни Студенки. Чичагов и Витгенштейн поняли обман лишь 26 ноября, когда два моста возле Студенки было готовы, и остатки французской армии начали переправу. Переправа продолжалась до 29 ноября. В эти дни Наполеону пришлось вести бой с русскими войсками, постепенно прибывавшими к Студенке, и с боем пробиваться на запад. Впереди, на некотором расстоянии от реки, возле Земблина, начинались непроходимые болота, через которые вела единственная гать. Стоило Чичагову ее заранее уничтожить, и все усилия Наполеона пропали бы втуне. Но Чичагов не потрудился это сделать, и Наполеон, несмотря на большие потери, смог выти сухим из воды, вернее – пройти над ней по мосту.
А где же были все это время Кутузов и основные силы русских? Они преследовали Наполеона, не торопясь, часто останавливаясь на отдых. В решающий день 26 ноября они находились примерно в 100 километрах к востоку. Бегущие французы отрывались все больше и больше. Решающие события на Березине проходили без участия Кутузова. Если Наполеон регулярно отправлял своим генералам распоряжения, осуществляя постоянное руководство армией, то Кутузов фактически самоустранился и пребывал в каком-то ином измерении. Он не осуществлял полноценного руководства передовыми корпусами своей армии даже дистанционно. Поэтому Витгенштейн, Чичагов, ди и Милорадович действовали несогласованно, вразнобой.
Но вдумчивый читатель может посмотреть на действия Кутузова под другим углом зрения. Русский командующий берег свои войска, которые тоже, хотя и в меньшей степени, чем французские, страдали от зимних холодов. Проскользнули или нет бы французы через силки, расставленные для них по дороге, а результат был бы тот же самый - подавляющее большинство все равно осталось бы лежать в русских снегах, если не тут, на Березине, то в каком-нибудь другом медвежьем углу на просторах нашей необъятной Родины. Лишь около 30 тысяч солдат смогли вернуться домой (из 600 тысяч), поэтому может ли считаться важным тот факт, что французам все-таки удалось выскользнуть из ловушки на Березине?
Да, может, потому что на Березине у Кутузова был реальный шанс захватить в плен самого Наполеона. Вообразим себе такой ход событий: Кутузов преследует французов буквально по пятам, Чичагов занимает позицию на другом берегу Студенки и уничтожает гать возле Демблина, а Витгенштейн, руководствуясь четкими приказами Кутузова, направляется напрямую к Студенке, без зигзага в сторону Борисова, где ему в плен досталась лишь одна дивизия Патруно? В таком случае Наполеону не оставалось бы ничего иного, как ночью с личной охраной бежать в лодке на другой берег, бросив армию. Вариант его сдачи в плен вместе с армией я не рассматриваю. Но в том-то и дело, что бежать на запад он мог только по одной дороге – по гати через болота возле Земблина. Вот здесь-то его можно было брать! В этом случае война бы закончилась, потому что желание французов продолжать войну ради европейского господства было на нуле. Регентша Мария-Луиза легко договорилась бы со своим отцом, австрийским императором. Граница, несомненно, была бы установлена по Рейну, и все жили бы долго и счастливо – потомки Наполеона во Франции, а сам он в русском плену. Эх, если бы у бабушки были … Тогда это был бы дедушка.
Однако требовать такого ясновидения мы не вправе ни от Кутузова, ни от любого другого полководца. Михаил Илларионович, пожалуй, оптимально справился со стоявшей перед ним в 1812 году задачей. Был ли он гением? Посредственностью он точно не был, ну а гением … . Если честно, то я не берусь ответить на этот вопрос. Пусть судит читатель.
