Так говорят довольно часто, когда речь заходит о производстве вооружения во время Великой Отечественной. Мол, наше оружие было настолько простым, что его делали даже артели. А что же было на самом деле?
Кустарь-одиночка с мотором
Как пропагандистский приём это работало превосходно. У человека, мало знакомого с тонкостями производства стрелкового вооружения или реалий сталинского СССР, сразу всплывала картина в стиле репортажей о работе оружейных самодельщиков из Пакистана.
Сидит себе дедушка в сарайчике, вжух-вжух-вжух напильником, бац-бац-бац молотком — и выходит у него автомат «Калашникова» или М16, почти как настоящие.
Вот, мол, и у наших в войну было так же, только много больше (дедушек с молоточками-то — миллионы). И оружие, разумеется, было самое лучшее, надёжное — и ещё десять эпитетов превосходной степени.
Однако на самом деле всё далеко не так просто.
Хотя стрелковое оружие нам из XXI века кажется довольно примитивной штукой, для его производства всё же требовались заводы. Например, в царской России во время Первой мировой был всего лишь один завод, который мог изготовлять пулемёты — тульский оружейный. Как раз накануне войны там при помощи британцев с «Виккерса» наладили выпуск «максимов» по лицензии — с каждого произведённого для русской армии «максимки» англичане получали 80 фунтов. А это в эпоху «золотого стандарта» выходило в примерно 580 грамм благородного металла.
Второго завода, способного производить подобный хай-тек, в России не было.
Только в разгар Первой мировой, испытывая острейшую нужду в ручных пулемётах, с датским синдикатом заключили контракт на строительство второго завода — в Коврове. Причём датчане должны были доставить не только станки, лекала, инструменты и инженеров, но и мастеров — опытных рабочих. Про то же, как Россия разыскивала вооружение по всему миру, генерал Фёдоров написал отдельную книгу, так и называвшуюся: «В поисках оружия».
Разумеется, руководство Красной армии, отлично помнившее о «винтовочном голоде», «снарядном голоде» и прочих нехватках оружия в прошлой войне, старалось, чтобы новое вооружение было как можно более технологичным.
Так, руководителю Главного артиллерийского управления маршалу Кулику регулярно пеняют за фразу: «Мне не нужно оружие, где есть „фрезерная“ работа!» Но по существу маршал был совершенно прав: оружие, для изготовления которого требовалось много станкочасов работы фрезерного станка и токаря высокой квалификации, СССР просто не смог бы производить в нужных для большой войны объёмах.
Штамп вместо фрезера
Выходом из положения стало широкое внедрение новых технологий обработки металла — штамповки и сварки. Если деталь требуется просто «выдавить» из заготовки, а не долго и муторно выпиливать из куска стали — конечно же, это значительно упрощает, ускоряет и удешевляет ход работ.
Именно такой пистолет-пулемёт создал Г. Шпагин. В отличие от предыдущего образца — ППД конструкции Дегтярева — у Шпагина большинство деталей изготавливались штамповкой. Ещё более простым и технологичным стал разработанный в 1942 году ППШ-2. Но, хотя новый образец Шпагина был хорош и даже вышел в финал объявленного военными конкурса, победителем стал другой пистолет-пулемёт — созданный Алексеем Судаевым. Не последнюю роль в этом сыграли производственные соображения.
Если в начале соревнования образец Судаева уступал ППШ-2, то после переработки конструкции ППС вырвался вперёд. Наиболее важным достижением стало уменьшение требуемой мощности пресса — с 70 до 50 тонн. Как отметили в своём заключении инженеры-технологи, кроме ствола, только две детали ППС — затвор и выбрасыватель — относились к деталям средней сложности изготовления. Все остальные считались простыми.
Общую трудоёмкость ППС на этом этапе оценили в 4,25 часа.
По схожему пути во время Второй мировой войны прошли все ведущие державы. В Англии на замену «Ланчестеру» пришёл знаменитый «Стэн» — «мечта водопроводчика». В США пистолет-пулемёт Томпсона даже после серии упрощений оказался слишком дорогим и сложным для военного времени, поэтому его дополнили простым и дешёвым М3 «гризган». Даже финны в ходе войны попытались заменить свой «Суоми»… на «нелицензионную копию» трофейного ППС.
Все эти модели были разные, все создавались конструкторами с оглядкой на особенности производства своей страны. Но всё же кое-что общее имелось. Это были изделия, оптимизированные именно для массового заводского, а вовсе не сарайно-кустарного производства. Для этого требовались прессы, станки, токарные и сварочные аппараты. Миллионным армиям нужно было огромное количество оружия — и чем быстрее, тем лучше.
Эта артель — какая надо артель
Конечно, лучше всего производить оружие получалось на заводе. Например, в СССР основным производителем ППШ стал завод в селе Вятские поляны. Любители «посконной простоты» иногда пишут, что производство было развёрнуто на базе местной шпульно-катушечной фабрики. Это в каком-то смысле правда: сначала завод № 622 наркомата вооружения СССР по производству пистолетов-пулемётов системы Шпагина было решено строить на месте фабрики. Однако новый завод был не столько построен, сколько «переехал» — в Вятские поляны эвакуировали людей и оборудование двух подмосковных заводов, № 367 (г. Загорск) и частично № 509 (п. Лопасня) того же наркомата вооружений.
Остальные производители ППШ были, конечно, чуть послабее, но тоже далеко не ютились в одном сарае.
Список производителей ещё более простого пистолета-пулемёта Судаева тоже внушает почтение.
Это и завод САМ наркомата миномётного вооружения им. Калмыкова «Счётмаш» (г. Москва) — производитель счётно-аналитических машин, тогдашней «электроники» (забавно, что и по другую сторону океана в это же время фирма IBM тоже выпускала изделия «для окончательных расчётов»). И завод им. Кулакова в Ленинграде, производивший аппаратуру связи, в том числе засекреченной, и всякую хитрую электрику для флота. И сестрорецкий завод им. Воскова (г. Ленинград). И тбилисские паровозовагоноремонтный и инструментальный заводы.
И да, в списке производителей «судаева» действительно есть артель. Одна-единственная, правда, но всё же — ленинградская артель «Примус». Фактически же это был небольшой завод с неплохим станочным парком — примусы были достаточно сложными изделием, которое на коленке не соберёшь. Вдобавок как раз в 1942 году в состав «Примуса» передали другую ленинградскую артель — «Штампмет». Судя по всему, именно специалисты из «Штампмета» помогали налаживать производство ППС и на заводе Кулакова, и на сестрорецком, где до этого больше занимались как раз фрезерными работами.
После войны, в 1947 году, «Штампмет» снова стал отдельной артелью, а в 1956 году, когда товарищ Хрущёв решил покончить со сталинской вольницей, артель неожиданно превратилась… в завод «Металлических столовых приборов».
Как видите, артель, делавшая ППС, была далеко не «каждая», но и не совсем уж необычная для тогдашнего СССР.
Например, в Ашхабаде на базе двух артелей — местной и эвакуированной из Кременчуга — создали механический штамповочный завод «Красный молот», с января 42-го начавший исправно «молотить» гранаты РГД‑33.
Такой трудовой энтузиазм без внимания властей не оставался. Например, в апреле 45-го секретарь костромского обкома ВКП (б) просил в письме товарищу Маленкову выделить «из числа предназначенных к вывозке с территории Германии, небольшое комплексное предприятие 150-200 станко-единиц, которое мы можем разместить в имеющихся производственных корпусах площадью до 1500 кв. метр., принадлежащих артели „Молотов“ промкооперации и находящихся на расстоянии 5-ти километров от г. Костромы».
В это время в умирающем Третьем рейхе уже вовсю занимались производством различных «фольксгеверов» — изделий, по сравнению с которыми даже «простой и дешёвый» ППС выглядел новеньким «мерседесом» на фоне побитого жизнью и столбами «опеля». Но и такого эрзац-оружия немцам катастрофически не хватало.
