Совсем забыл я про советские бани, когда посещение оных являлось не частью телесных утех, а санитарно-гигиенической необходимостью. До переезда нашей семьи в прекрасные «хрущобы» на улице Замшина бане посвящались практически каждая суббота или воскресенье. Речь тут идет о второй половине пятидесятых годов прошлого столетия.
Я не пишу научного исследования, а просто вспоминаю так, как это отложилось в памяти. Потребитель этих текстов вправе что-то опровергнуть или добавить.
Помню такое – сперва выходным считалось только воскресенье. Когда и суббота стала нерабочим днем, все громко радовались, утверждая, будто бы страна на всех порах движется к коммунизму.
А теперь про пар. Лучшее банное время – раннее утро. Мы жили на Кирочной улице и ближайшая к нам баня находилась на улице Некрасова. Открывалась она чуть ли не в восемь утра. Ближе к вечеру пар становился уже не тот. Но после трудовой недели вставать слишком рано отцу не хотелось и мы шли днем. Мама собирала нам чемоданчик, укладывая в него мыло, мочалку, вафельные полотенца, расческу, чистые трусы и майки. Сама баня делилась на мужское и женское отделения. Если с нами шла и мама, то мы после процедуры ждали внизу друг друга, поскольку очереди в парные и помывочные случались разные, иногда и запредельные. Они вились по лестнице. Но никто не пытался проникнуть без очереди. Попасть в раздевалку можно было лишь в том случае, когда освобождались «раздевальные» места. Даже и не знаю, каким словом их назвать – это такое сиденье со спинкой выше головы. Предполагались крючки для одежды и зеркальца. Пальто, шубы и ценные вещи сдавались в гардероб, где взамен выдавали металлический номерок на веревочке – его надевали на руку. За вещами, вообще-то, стоило присматривать – могли и украсть. Хотя, в силу бедности населения, и воровать=то было нечего. Но воровали.
Почти каждый гардеробщик продавал веники, но многие заготавливали свои. Хорошего веника хватало на пару бань. По идее, количество мест в раздевалке должно соответствовать местам в помывочной. Но иногда на всех не хватало и тогда приходилось ждать. Случалось, не оказывалось двух мест рядом и мы с отцом занимали скамейки в стороне друг от друга. В крайнем случае, приходилось пользоваться одним местом. Это оказывалось очень неудобно. Банная эстетика подразумевала наличие двух шаек у каждого посетителя – с холодной и горячей водой. Холодной обливались, выходя из парилки. Горячую использовали для мытья тела. Имелись шайки и для отпаривания ступней. Они были не круглые, как стандартные шайки, а продолговатые. И с поясняющей надписью: «для ног». Особой популярностью они не пользовались. Отмачивать мозоли в них считалось не комильфо.
Сиденья в помывочной – это каменные параллепипеды на металлическом каркасе. Перед тем, как расположиться, их следовало раз-другой облить из шайки горячей водой.
В помывочной также находилось несколько точек подачи воды – кран горячей, кран холодной. Было принято и шайку обдавать водой из горячего крана, смывая возможные бациллы предыдущего пользователя.
Мой отец не считал себя особым фанатом парилки, но в неё, естественно, ходил и меня, мелкого, заводил.
- Я поднимусь наверх, а ты сиди внизу на лесенке, - говорил он строго.
Так и сидел я на нижней ступеньке широкой деревянной лестницы. Через какое-то количество посещений, мне разрешили пересесть на ступеньку выше, затем еще на одну. А взрослые мужики поднимались к полкам и колотили себя вениками, ухали, вскрикивали, подбадривали друг друга.
Когда я чуток подрос, мне иногда кричали сверху:
- Малец, поддай чуток!
Отец согласно кивал. Я брал черпак, укрепленный на длинной деревянной ручке, набирал воду в специально приготовленной для этого шайке. Затем старался забросить воду на раскаленные камни, находящиеся в пространстве за распахнутыми дверцами довольно высоко. С первого раза не получилось. Кто-то из голых мужиков помог мне. Постепенно я освоился и, если теперь меня попросить то, думаю, получится сразу…
Через какое-то время помещение теряло ядреность пара и появлялись активисты, объявлявшие перерыв. Парщики уходили в мыльную нежиться в душе – душевые имелись практически в каждой бане. Тем временем парилку проветривали, сметали мокрые листья веников со ступенек. Даже стены протирали. И процесс возобновлялся.
После бани, чистые и распаренные, мы сидели на первом этаже возле двери. Выходить распаренным на промозглую ленинградскую улицу считалось опасным. По дороге домой отец заводил меня в гастроном «Водник», где мы пили томатный сок, размешивая в стакане щепотку соли магазинной ложечкой.
Но, пожалуй, все-таки чаще всего я посещал баню с дедушкой Северином Андреевичем. Он с бабушкой жил на Большом проспекте Петроградской стороны в доме напротив сквера, где при мне установили памятник Добролюбову. Кто он такой, я понятия не имел, но знал, что ближайшая баня находится неподалеку на Большой Пушкарской улице. Процедура помывки и парения, собственно говоря, ничем не отличалась от бани на улице Некрасова. Такое же единение и, как теперь говорят, соборность. Если моющейся просил потереть мочалкой спину, никто не отказывал, понимая, что следует очищать себя серьезно.
Первоначально множество голых тел устрашало, затем я привык. У дедушки на теле имелось несколько изъянов, оставшихся от ранений полученных в недавней войне. Один шрам на предплечье, а другой на спине в районе лопатки, Дед весело повествовал, как его чуть не убили. На войне. Тогда Северин Андреевич пошел в ополчение и его дважды ранило в одном бою. Дедушку с другими раненными уложили на броню танка, шедшего в тыл, и лежащих накрыло немецкой шрапнелью. Увечные в банях встречались часто – война закончилась совсем недавно…
Продолжение тут
- Предыдущая глава
- В начало
- Спасибо, что дочитали до конца! Если тебе, читатель, нравится, жми палец вверх, делись с друзьями и подписывайся на мой канал!
Встретиться с автором и задать вопросы лично вы всегда можете в музее "Реалии Русского Рока", все подробности здесь. Также, если захотите, вы можете поддержать музей любым пожертвованием. Благодарю всех друзей Музея!
