«Привет всем выкидышам, недоноскам и переноскам… Всем уроненным, зашибленным и недолетевшим! Привет вам, „дети стеблей“!»
«Дом, в котором…» - роман Мариам Петросян, опубликованный в 2009 году.
В этом произведении рассказывается о приюте для детей-инвалидов: о том, как строятся отношения между его обитателями, о социализации новичка в группе и о жизни подростков в закрытом обществе. Это достаточно нестандартная книга, имеющая отношение к жанру магического реализма, так как в ней вполне реальные детали перемежаются с фантастическими. Нетипичность этого романа напрямую связана со способом его написания. Он создавался на протяжении долгих лет. Первые персонажи и некоторые истории начали придумываться еще в 80-е годы. И тут конструкция «начали придумываться» подходит как нельзя лучше, потому что они не были созданы преднамеренно, а появлялись как бы сами по себе. Петросян не планировала публиковать написанные истории, это была скорее отдушина для нее самой, и предназначались они для ее семьи и близкого круга друзей. Петросян, остро переживавшая происходящие в стране в 90-е годы события, использовала придуманных ею героев и их мир, чтобы укрыться от разочаровывающей действительности и перевести свои переживания в иное русло, избавиться от них через обличение в слово. Долгое время «Дом, в котором…» писался в стол и даже не имел как таковую форму романа, а представлял собой не связанные друг с другом рассказы. Также на содержание произведения оказал влияние тот факт, что после распада Советского Союза Петросян с мужем уехали на пару лет жить в Москву. Там им пришлось жить в съемной квартире, где в двух комнатах жили девять человек. Именно из этого опыта Мариам позаимствовала для общества «домовцев» в романе такие черты как коммунальность, неформальное общение, тесный общий быт. Из-за такого подхода к написанию роман изначально не имел четкой структуры, логичного начала и концовки. Так как Петросян все же показывала отрывки своей книги знакомым, рукопись окольными путями попала в издательство «Гаятри». Главному редактору понравилось произведение, и она начала уговаривать Мариам опубликовать его. Петросян согласилась, и начался трудный процесс редактуры. Выразить целый мир в одной книге было очень сложно.
Мариам даже говорила, что многие герои как будто «сопротивлялись», не хотели подводить черту в своей истории, поэтому некоторые сюжетные линии оказались оборванными. Но все-таки книга была издана в 2009 году и завоевала внимание огромного количества людей из России и стран СНГ.
Далее стоит обратиться к нескольким характерным особенностям книги, которые являются важными для ее понимания. В первую очередь, это отсутствие в романе каких-либо указаний на конкретную страну и период времени. Практически невозможно понять, где и когда происходит действие. На это, конечно, указывают какие-то косвенные признаки, такие как, например, музыка, которую слушают воспитанники Дома, но, тем не менее, прямого указания на время и место в тексте нет. Также стоит отменить нелинейное повествование. Действие развивается не постепенно, а скачкообразно, история переходит от одного героя к другому и периодически возвращается в прошлое.
В этой работе будет рассмотрен роман Мариам Петросян «Дом, в котором…» с целью выявления фольклорных элементов, присутствующих в нем, и анализа причин его становления фольклором для большого количества людей. Также интересно проследить, почему данная книга имела такое значение именно для жителей России и стран СНГ, какие характерные черты менталитета могут объяснить этот факт.
Сам Дом, который всегда пишется с большой буквы, является целым миром для живущих в нем детей, их Богом, их хранителем. Он может полюбить, а может отвергнуть, но если все же полюбит, то откроет свои тайны и не захочет отпускать. Дом очень четко противопоставлен реальному миру - Наружности, как его называют «домовцы». Наружность для них не существует, она опасна и враждебна, ушедший туда может быть приравнен к умершему.
«Они были убеждены в неотвратимости конца, ожидавшего их в наружности. С уходящими они поступали, как с покойниками» [3, с. 477]
Существует даже «болезнь потерянных». У людей, которые покинули Дом, появляется странная сыпь, как будто бы Наружность отравляет их. Также очень показателен эпизод с закрашиванием окон.
«Но только увидев черные стекла он понял, насколько его подопечные боятся этих окон, как они их ненавидят. Окна в Наружность…» [3, с. 467]
Это еще раз демонстрирует их страх перед реальным миром, такой сильный, что они не хотят видеть его даже сквозь оконные стекла. В Доме очень четкая иерархия, у каждой
стаи должен быть вожак, и один из вожаков стай является вожаком всего Дома. Стай всего пять, и каждая отличается определенными характерными особенностями, например, Крысы делают себе татуировки, они буйные, постоянно носят с собой бритвы и напоминают панков, а Фазаны, напротив, примерные отличники, с четким сводом правил, распорядком дня и отсутствием вредных привычек.
В первую очередь стоит обратить внимание на фольклорные элементы в этом романе. Одна из важных деталей – это отказ от использования реальных имен и названий, замена их кличками и эвфемизмами. Когда новый житель попадает в Дом, у него появляется крестный – тот, кто живет в Доме достаточно давно – и дает новоприбывшему кличку, исходя из характерных особенностей его внешности или характера.
« - У тебя уже есть кличка?
Он помотал головой. - Тогда будешь Кузнечиком, — она тронула его за плечо. — У тебя в ногах будто по пружинке запрятано» [3, с. 90]
Клички с течением времени могут изменяться, так как меняется сам человек.
«Персонал Могильника прозвал меня Тутмосиком. От Тутмосика до Сфинкса я дорос за следующие полгода» [3, с. 939]
Также «домовцы» заменяют реальные названия мест на выдуманные, например, Могильник – больничное крыло, Кофейник - кафе. Избегание реальных имен скорее всего также обусловлено проявлением страха перед внешним миром. Настоящее имя – это имя, данное Наружностью, которую дети так боятся, следовательно, упоминание этого имени может дать Наружности силу над ними, может, даже способно притянуть их в тот внешний, враждебный мир. Сокрытие реальных имен – частое явление для культур многих древних народов. Например, у древних славян ребенку давали два имени – одно истинное, для самых близких, а другое повседневное, которым человека будут называть все остальные люди, которым можно представляться даже посторонним, без страха, что тебе причинят зло, наведут порчу.
Еще один фольклорный элемент – наличие табу. Некоторые темы ни в коем случае нельзя затрагивать в разговоре, например, нельзя упоминать о Прыгунах и Ходоках, а тем более рассказывать о своем опыте «прыжка».
Чтобы дать кому-то прозвище или название какому-либо месту, рассказать историю, связанную с табуированной темой, используются стены.
«Дать прозвище кому-либо в Доме было легко. Ночью пройти по коридору, выбрать подходящее место на стене и, подсвечивая фонариком или вслепую, написать то, что нужно, так, чтобы надпись не очень бросалась в глаза… Стены были их газетой, журналом, дорожными знаками, рекламным бюро, телеграфным центром и картинной галереей» [3, с. 475]
Также, помимо функции коммуникации, стены выполняют функцию фиксации. А именно, с помощью рисунков или надписей на стене можно «закрепиться» в Доме, чтобы на следующем «круге» жизни вновь оказаться в нем. Также с помощью настенных изображений можно привлечь человека, покинувшего Дом, обратно, как бы вписывая его имя в саму сущность Дома, сращивая его с ним.
«И может, именно Дом они пытались задобрить, помечая его стены буквой Р. Приучая к мысли о его возвращении» [3, с. 478]
Таким образом, в этом можно увидеть некую форму визуализации. Как уже было сказано выше, Дом составляет весь мир для детей, живущих в нем, Наружности для большинства «домовцев» не существует. И по этой причине жители Дома стараются запечатлеть на стенах имена товарищей или учителей, чьего возвращения они желают, чтобы эти люди стали частью их Дома, их мира. В этом можно увидеть отголоски наскальной живописи древних людей. Первобытные люди перед тем, как идти на охоту, изображали в пещерах животных, пронзенных копьями. Подобным образом они визуализировали свои желания, приманивали удачу.
Еще одним элементом фольклора, нашедшим отражение в романе, являются различные обряды перехода. В Доме распространен обмен подарками – когда один из ребят отправляется в Клетку – изолятор – ему дают с собой всевозможные подарки для облегчения пребывания там. Также и человеку, который покидает Дом, каждый член стаи дает что-то свое, таким образом связывая себя с ним. Подобные обряды характерны для многих народов:
«Некоторые обряды относятся одновременно и к одному человеку, и к коллективу: согласие принять подарок — это действие, налагающее обязательства не только на лицо, которое принимает дар, но и на его группу в целом» [1, глава 3]
Существует даже особый «меняльный» день, ярмарка, когда все дети Дома обмениваются друг с другом разными вещами, такими как музыкальные пластинки, амулеты, одежда и проч. Для жителей Дома также характерны обряды включения и обряды единения. Это можно проследить на примере Курильщика и его перехода в 4 группу. Генепп пишет:
«…механизм действия обрядов всегда один и тот же: остановка, ожидание, переход, вход, включение. Непосредственный контакт может иметь разные формы: пощечина, рукопожатие и т.п.; обмен подарками из съестного, драгоценностей и т.п.; совместные трапеза, распитие напитков, курение…» [1, глава 3]
Это все находит отражение в быте 4 группы. В их отношениях присутствует коммунальность, они спят на сдвинутых кроватях, едят и курят вместе. Так как все из членов группы имеют какие-то физические недостатки либо же отсталость в развитии, каждый из них оказывает помощь другим по своим возможностям, например, Македонский может мыть кого-то из своих состайников, помогать одеться, Слепой может помочь «колясникам» убрать комнату. Кроме того в романе присутствуют и брачные обряды. Например, обручение Слепого с Крысой.
«Слепой к тому же располосован от ключиц до пупка. Майка свисает клочьями, в зияющих прорехах видна ободранная кожа. Жуткое зрелище, особенно учитывая, что у Крысы ногти в крови» [3, с. 979]
«Это? — он протягивает мне железное кольцо. — Забыл тебе сказать, я обручился» [3, с. 996]
Обмен Слепого и Крысы железным кольцом и кровью является одним из обрядов единения, характерных для юноши и девушки, решивших обручиться. Это обряды, «которые объединяют друг с другом двух молодых людей: они должны одарить друг друга или обменяться... кольцами; пить кровь друг друга; растирать, смазывать друг друга (кровью, глиной)…» [1, глава 7]
Помимо вышеперечисленных фольклорных элементов, в романе Петросян присутствуют занятия магией и фетишизм, вера в амулеты. Русалка хотела приворожить Сфинкса при помощи колдовства. Она достала несколько предметов, принадлежащих Сфинксу, и зашила их в мешочек вместе с локоном своих волос, так объединяя свою судьбу с судьбой Сфинкса. Также в «Доме, в котором…» присутствует несколько эпизодов, связанных с амулетами. Это и амулет, сделанный Седым для Кузнечика, чтобы тот обрел силу Черепа, и амулет со скорлупой василиска, подаренный сначала Курильщику, а потом отданный
Лорду. В романе фигурируют и различные охранные амулеты, амулеты против болезни, против ядов и проч.
Кроме того в произведении существуют ритуалы перемены статуса. В начале данной работы было упомянуто, что в Доме очень строгая иерархия, но все же в пределах этой иерархии возможно повышение статуса. А именно, вожак одной из стай может стать вожаком всего Дома, но для этого ему нужно вступить в бой с настоящим вожаком. И этот бой очень четко организован:
«В середине зала собрались ходячие второй и третьей. Взявшись за руки, они образовали большой круг. Потом в него вклинились колясники, а самыми последними, Черный, Горбач, Лэри и Псы из шестой. Каждого из наших и Псов ставили между Птицами и Крысами так, чтобы по обе стороны стояли чужие. С включением в круг ребят из шестой он сделался похож на небольшую арену» [3, с. 454]
Когда Курильщик, участвовавший в этом, интересуется у Мартышки, зачем нужна вся эта «игра», тот отвечает, чтобы «всем было как следует видно…и чтоб руки у всех были…». Он не успевает договорить фразу, но уже и без того понятно, что имеется в виду. Руки у всех должны быть заняты, чтобы ни у одного человека не было возможности вмешаться в происходящее, и чтобы каждый «домовец» видел, что драка происходит честно.
Кроме того у жителей Дома есть свой, самобытный, оригинальный фольклор, например, Ночь Сказок или Самая Длинная Ночь. Если Ночь Сказок имеет позитивную коннотацию и может быть названа праздником, то у Самой Длинной Ночи скорее противоположное значение. В Ночь Сказок «домовцы» собираются большими компаниями и рассказывают друг другу истории. С помощью этих историй можно сказать что-то, что не решался раньше, поделиться тем, о чем нельзя говорить открыто в другие дни, то есть опять же, освятить табуированные темы.
«Знаешь, как она раньше называлась? «Ночь, когда можно говорить». Слишком прозрачно, да?» [3, с. 347]
Самая Длинная Ночь же считается неприятным событием. Это ночь, когда время останавливается, стрелки часов замирают, а рассвет не хочет наступать. Зачастую это ночь опасностей, убийств и странностей. Также к самобытному фольклору можно отнести Прыгунов и Ходоков. Это люди, которые способны перемещаться на другую сторону Дома, Изнанку. Ходоки – по собственному желанию, а Прыгуны – по случайности, из-за нервного потрясения или действия наркотических средств. Стоит отметить одну важную
деталь - на Изнанке дети не являются инвалидами, слепой прозревает, а «колясник» может ходить. Перемещение на Изнанку является для них формой эскапизма, побегом от реальности, в которой им нет места. Также и их концентрацию на Доме и полное отрицание Наружности тоже можно считать эскапизмом. Жители Дома избегают мира, который враждебен к ним, в котором они – лишь несчастные, не имеющие возможности жить полной жизнью, не значащие ровным счетом ничего. Также очень интересен сам мир Изнанки. Это не волшебная страна, не сказочный мир, это убогий городок с забегаловкой и разбитым шоссе. И люди там не добрее. И именно таков для них другой, лучший мир, некрасивый и искалеченный, злой и недоброжелательный, но тот, в котором они на своем месте, где они имеют возможность хоть что-то сделать, быть властными над своими жизнями и своей судьбой.
Роман Мариам Петросян получил несколько литературных премий и снискал огромную популярность в России и странах СНГ. Появилась даже мини-субкультура «домовцев». Дети и подростки с помощью групп «Вконтакте» находили друг друга, собирались в разных городах и играли в «Дом, в котором…». Почему же это произведение привлекло такое большое количество заинтересованных людей и получило столько наград? В первую очередь следует обратить внимание на организацию мира Изнанки Дома. Как уже было сказано, он далек от классических представлений о волшебной реальности. Этот мир такой же увечный, как и обитатели Дома, как и, в какой-то степени, жители эпохи Перестройки и постсоветского пространства. Они похожи некоторой «инвалидностью», вынужденностью находиться во враждебной им обстановке, неспособностью к действию. Они пытаются найти успокоение в инореальности, но в такой, которая так же несовершенна, как и они сами.
Этот текст является важным не только как своеобразно построенный, наполненный смыслами конструкт для литературоведческого изучения, но и как элемент фольклора. «Россия - страна для грустных» - цитата из одного исследования аналитиками благополучия жителей нашей страны. Русская тоска стала привычной для людей, существующих в атмосфере бедности, серости, экономического кризиса и давления властей. И в целом, понятие «тоска» принадлежит сугубо русской ментальности. Присущий русскому человеку эскапизм многократно находил и находит отражение в творчестве музыкантов, художников и писателей. Но нам не свойственно удаляться из этой реальности в более прекрасную, так как сами мы ощущаем себя слишком увечными и неправильными для неё. По этой причине человек склоняется либо к романтизации действительности (например, феномен популярных серий фотографий в интернете, на которых изображены сетевые продуктовые магазины («Дикси», «Пятёрочка»), помещённые в старинных исторических зданиях), либо к побегу в инореальность, но такую, в которой «покалеченный» русский человек будет чувствовать себя лучше, но все же на своём месте. Если сравнить, например, фильм «Ночной дозор» Тимура Бекмамбетова с каким-нибудь фантастическим фильмом Америки или Европы, сразу бросается в глаза колоссальная разница между мировоззрениями. В нем определенно присутствует мотив иного мира, не всем доступного, который должен был бы, как мир волшебства в «Гарри Поттере», ощутимо изменить жизнь героя к лучшему, осветить ее. Но появление другого мира вовсе не делает жизнь Антона Городецкого «волшебной». Она все такая же серая и тоскливая, все с теми же рынками, милиционерами, казенными машинами, и эта тоска отражается в душе каждого русского человека, смотрящего фильм. Именно наличие этой идеи превращает «Дом, в котором...» в культурный знак для жителей России и стран СНГ.
