Американский лингвист и толкиеновед Марк Хукер решил понять, отчего на Руси любят по несколько раз переводить один и тот же текст Толкиена, скажем, роман «Властелин колец» или сказку "Хоббит". Так, после многолетней исследовательской работы, после переписки и личного общения с переводчиками из России, в 2003 году появилась на свет книга «Толкиен русскими глазами». А те из читателей, кто хочет лично убедиться в открытиях Марка Хукера, может сегодня же вечером её прочесть – её легко найти в интернете. Причём на русском языке – спасибо переводчице Анне Хананашвили.
Расширенный комментарий к книге Марка Хукера «Толкиен русскими глазами» - Александр СЕДОВ (с)
Предыдущие части разбора: 1 часть, 2 часть, 3 часть, 4 часть, 5 часть, 6 часть, 7 часть, 8 часть, 9 часть, 10 часть, 11 часть, 12-13 часть, 13 часть (дополнительная)
14. Трудно быть Арагорном
Имена Крапивина и братьев Стругацких упомянуты здесь не случайно. Их произведения нельзя причислить к жанру «фэнтези» – разве что некоторые и то с натяжкой. Формально такого жанра в советской фантастике не существовало, и всё потому, что до второй половины 1970-х Толкиена в СССР не издавали, следовательно, у него не было ни читателей, ни последователей. Однако для восприятия его книг литературная почва была подготовлена. Главными её взрыхлителями, на мой взгляд, оказались Стругацкие и Крапивин.
Если бы Толкиен начал «Властелина колец» не с деревенских увальней хоббитов, а со следопытских приключений Арагорна, - и держался бы этой линии дальше, - роман, несомненно, потерял бы часть своего обаяния, но приобрел бы дополнительную точку зрения на исторические события в Средиземье. Взамен наивного взгляда хоббитов на судьбу древнего мира – мы смогли бы смотреть на происходящее глазами разведчика и опытного политика, причем на протяжении всего повествования, а это уже совершенно другой фокус.
Как мы знаем, Арагорн долгие годы скрывал свое истинное имя и королевское происхождение. Он один из главных героев трилогии, но о похождениях Бродяжника читатель мало что знает. Можно сказать ничего. Непревзойденный мастер маскировки сумел отгородить свое «бродяжное» прошлое даже от всевидящего ока читателя. Несколько реплик, оброненных в разговоре с хоббитами, не в счет, так как в его следопытской биографии важны все детали: от решения стать Следопытом, до путешествий по дальним краям и налаживанию там агентурной сети. И главное – как под чужой маской проявлялась его личность, как эволюционировала его психология. Из уроков Штирлица известно, что самое ценное в повествовании о разведчике – детали и психология. Соединившись вместе, они дают внутренний монолог. Толкиен всё это обошел стороной: главным для английского писателя в романе была связка судьбы Средиземья с судьбой Фродо Бэггинса, главного хранителя кольца.
Такой шанс – взглянуть на судьбу фантастического мира глазами разведчика и благородного рыцаря – предоставили советскому читателю еще братья Стругацкие в романе «Трудно быть богом».
Кто же он, дон Румата, главный герой романа Стругацких?
Для королевского двора в Арканаре он богатый аристократ, виртуозный фехтовальщик, баловень судьбы, позёр и сердцеед, каких мало. Как все придворные, он не очень-то умён и довольно аполитичен. Для поэтов, врачевателей, книжников, ученых, которых Румата спасает от расправ, он благородный защитник и влиятельный покровитель. Для возлюбленной Киры – почти бог. А для Земли, с которой он прибыл, он наблюдатель, один из двухсот пятидесяти сотрудников Института экспериментальной истории, заброшенных на эту планету. Здесь многое походит на родную Землю – в том числе человеческая цивилизация, которая живет еще в эпоху Средневековья.
Как и Бродяжник, дон Румата много путешествует по соседним герцогствам и торговым республикам, и тоже не ради отвлеченного интереса к географии. Он ищет изобретателей и лекарей, опередивших свое время, которым угрожает инквизиция, скорая на расправу толпа или королевская темница, и тайно отправляет их за море, в метрополию. Вполне возможно, что чем-то подобным занимался Арагорн в княжествах, к которым подступала Тьма. Румата чувствует, что на здешний мир надвигается беда, которая не вписывается в Базисную теорию.
Трудно быть разведчиком с каменным сердцем. Всё больше его посещает желание взяться за оружие, и, лучше, за земное вроде пулемета или лучевого пистолета, и покончить с палачами и инквизиторами. Но благородный дон Румата вовремя одёргивает руку. Базисная теория запрещает открыто вмешиваться в жизнь чужой цивилизации. Так, изо дня в день и живет он как бессильный бог, не раскрывая истинных чувств даже тем, кого спасает от Серой гвардии или разбойника Ваги Колесо.
Арагорн и Румата – оба наблюдатели-разведчики. На обоих возложена миссия. На Арагорна, который плоть от плоти тамошнего края, - миссия возложена Провидением, самой судьбой Средиземья, исход которой неясен. На Румату, вернее на Антона – Институтом экспериментальной истории и Базисной теорией, «непогрешимой» в силу своей тривиальности, и ещё потому, что её истинность давно проверена ходом Истории на далекой Земле.
В чужом Средневековье Антон кажется могущественнее волшебника Гэндальфа, так как наделён обезоруживающим знанием «как должно быть, а, значит – будет», а не туманным предсказанием из легенды. В его распоряжении земные технологии, но распорядится ими в полную силу, как и толкиеновские Валары своим могуществом, он не имеет права, и это делает его слабее хоббита. Даже надежда, которую он невольно вселяет своими поступками и словами в спасенных поэтов и ученых, у него фальшива. «Если ты бог, - прямо говорит ему местный Стенька Разин по имени Арата Горбатый, - помоги, возглавь наше восстание. Или уйди совсем».
Один из ключевых моментов философии Толкиена – понятие «эвкатастрофы», сформулировано писателем на основе благой евангелической вести. Говоря упрощенно, если катастрофа – это разрушение и страдание, то эвкатастрофа – это предчувствие надежды, спасительной для мира. Джон Толкиен, как известно, был непоколебимый католик. Он очень внимательно относился к тому, чтобы его тексты понимали верно: он считал, что проповедовать христианство можно и таким волшебным способом, как в романе «Властелин колец» - то есть не в лоб, иносказательно. Напомню, что во «Властелине колец» нет прямых свидетельств проявления Бога, даже имя Его, известное по «Сильмариллиону», почти не упоминается в тексте романа. Толкиен подчеркивал, что Бог в мире Средиземья – это и есть наш Единый Бог, просто фантазия допускает существование мира, в котором в силу исторических обстоятельств Бог может являться иным способом.
Похожим образом в романе Стругацких присутствует коммунизм: без лозунгов и парткомов. Магистральный проект человеческого будущего почти не упоминается советскими фантастами Стругацкими. Он как бы разлит в этике – в поступках, словах, мыслях посланцев земной цивилизации, «коммунаров», - он стал чем-то вроде гражданской религии, которая в силу своей зрелости, не предполагает идолов и фетишей. Во время написания романа «Трудно быть богом» авторы ещё верили в коммунистическую идею, но уже разочаровались в «реальном социализме» и его советских функционерах. Вот как в комментариях к роману вспоминает свои тогдашние мысли Борис Стругацкий, «И если для нас коммунизм – это мир свободы и творчества, то для них коммунизм – это общество, где население немедленно и с наслаждением исполняет все предписания партии и правительства».
продолжение следует...
мои пересекающиеся по теме статьи: Как возродить детский кинематограф? / Как экранизировать "Войну миров" Герберта Уэллса? / Уроки советской Мэри Поппинс (взгляд на наш фильм оттуда) / Рогатые викинги, или Снова о детском кино / "Бегство Земли" Фрэнсиса Карсака через призму Перестройки / Как Жюль Верн исправил Эдгара По / Американцы о необъяснимом мире русской анимации / и т.д.
