Александр Якимович / Alexander Yakimovich
Доктор искусствоведения, действительный член РАХ
Санкт-Петербург
Алексей Новиков появился на свет в российской глубинке незадолго до Второй мировой войны. В молодые годы он оказался жителем благодатного и экзотического советского Юга и стал учиться живописи в столице Молдавии, прекрасном городе Кишиневе. Когда началась «оттепель», облегчились и передвижения творческих людей по стране — главным образом из периферии в центр. Вместе с многими своими молодыми современниками Алексей Новиков оказался в Москве и учился в тогдашнем Суриковском институте.
Тут, однако же, начинаются отклонения от типичных линий развития биографии советского художника. Художники шестидесятых и семидесятых годов, попадая в столицы, начинали делать «городское» искусство и грезили интеллектуализмом, музейными цитатами и высокой культурой. Алексей Новиков выбрал другой путь. Он сознательно и принципиально хотел оставаться художником земли и художником деревни. Хаты и заборы, лошадки картинные и коровки игрушечные, бабки в платках и парни в кепках населяют его картины вот уже полвека.
Он профессионал, а пишет как самодеятельный художник. Это большая редкость. Более того, тут можно видеть уникальную способность оставаться «наивным», даже будучи подготовленным в академической школе и вполне искушенным мастером живописного дела.
С одной стороны, его селяне-молдаване и русские бабы из глубинки моментально узнаваемы — типажом и ухваткой, сапогами и ватниками. С другой стороны, никто и никогда не учил так рисовать и писать студентов столичных худ. вузов. Ни один профессор Суриковки, будь он хоть самый что ни на есть вольнодумец, не предлагал раскрашивать физиономии зеленым или розовым цветом и не допускал таких деревянных шей, рук и ног. Да еще и по воздуху летают то эти крестьяне, то их домашняя скотина. Живые существа и люди путешествуют в пространстве, как будто преодолены законы гравитации. Фантазии, сказки, фольклор на словах всегда чтились в академических учреждениях, но никто не позволял променять на них традиции старых мастеров, Рафаэля и Репина.
Почему и как случилось так, что А. Новиков оказался среди первых советских художников, которые попали на международную арену в первые же годы перестройки — этот вопрос, с одной стороны, прост, а с другой стороны, крайне затруднителен. Жадное и удивленное внимание было обращено к загадочной России, которая неожиданно отказалась от своей политической доктрины и идеологических цепей. Любой более-менее способный художник оказывался в поле зрения ждущих чудес и сюрпризов западных визитеров. Первые поездки в Германию и Швейцарию были Новикову обеспечены. Выставки в других странах Европы, в Америке и Японии посыпались, как из рога изобилия. Стабильный интерес к его картинам и постоянный спрос на них — вот в чем загадка.
Примитивы и наивы изобилуют на западном рынке, в том числе импорт из Восточной Европы. Отличные примитивисты из Польши и Сербии, из России и Украины. А сколько появляется талантливых наивов родом из восточных стран, из Латинской Америки и Австралии — трудно даже приблизительно прикинуть. Ценители искусства, галеристы и музейщики Европы не пропустят действительно одаренных живописцев такого рода. Тот факт, что пришелец из России с тех пор и до сегодняшнего дня имеет прочные позиции в Центральной Европе, заставляет присмотреться к его картинам с особым вниманием.
Его картины отличаются от стопроцентных народных примитивов именно своей профессиональной смелостью. Художник самодеятельный экспериментирует непроизвольно и бессознательно. Он не обучен перспективе и анатомии, и его «ошибки» органичны от незнания. Но это не относится к Новикову. Дерзкие нарушения законов оптики в его картинах явно базируются на сознательной программе. Он не станет прятать широкие интенсивные пятна краски, он любуется роскошью киноварных, лазурных, изумрудных тонов. И написать облако, фигуру, дом или дерево одной заливкой роскошного звенящего цвета — это у него не от неумения, а от умения.
Иначе говоря, он — современный художник, экспериментатор, мастер новых форм. И его цель — не авангардный прорыв в неведомые дали, а стремление к устойчивым и вечным формулам народного (фольклорного) сознания. Не надо опять затевать спор о том, насколько сие допустимо и возможно — либо недопустимо и невозможно. Если художника не уговорили не делать невозможное, это означает, что он настоящий Художник, с большой буквы.