Имеет смысл вспомнить, как устроена была спортивная жизнь Советского Союза. Она протекала в клубах. Были армейские клубы – это всякие СКА, ЦСКА. Был клуб правоохранительных органов «Динамо». Остальные клубы пестовались профсоюзами. «Спартак», например, профсоюз торговых работников. «Буревестник» - студенты. А «Зенит», за который выступал я, спортклуб предприятий оборонной промышленности. И перейти из одного клуба в другой было очень даже непросто…
Весной 1968 года семнадцатилетним первокурсником я выиграл на матче университетских команд у Юрия Тармака, который через четыре года выиграет Олимпиаду в Мюнхене, и у Виктора Большова, он за восемь лет до матча занял четвертое место на Олимпиаде в Риме. Мой результат – 2 м 10 см - лучший результат среди молодежи в Европе по прыжкам в высоту. В конце года нахожу финский каталог. Мой результат - 74-й в мире в этом сезоне среди взрослых. Первый у Дика Фосбери, чемпиона Мехико - 224 см. Нет никаких сомнений – великое олимпийское будущее ждет впереди.
Здесь нет необходимости перечислять бесконечные перелеты из города в город и победы на множестве молодежных соревнований. Спорт давал возможность посмотреть страну, расширял кругозор. За первое место, как правило, кроме грамоты и жетона вручали в качестве приза отечественные часы. Я их раздавал дома направо и налево.
Несколько месяцев я оформляю документы в заграницу. Студент университета, мастер спорта, член сборной СССР! Что еще нужно для счастья в семнадцать лет? Одна проблема - не получаются фотографии для анкет. То уха одного не видно, то другого, то галстук забыл надеть, то уголка на фотографии нет. В райкомах и горкомах партии спрашивают о международном положении. Я знаю все! И весной 1968 года делаю первую стратегическую ошибку. Меня требуют в Москву, чтобы отправить в Германию, но я отказываюсь ехать, поскольку на носу зачет по истории Древнего Востока. Амон Ра, понимаешь ли, Гильгамеш! Но в июне все-таки отправляюсь в столицу, где в гостинице стадиона Лужники собирают сборную страны для поездки во Францию на матч с тамошней молодежью.
Азарий Семенович Герчиков, человек пожилой и значительный, говорит команде, еле разжимая челюсти:
- Если кого замечу в чем-либо - конец спортивной карьере. И вообще - всему.
Лень ему на нас слова тратить. Азарий Семенович замечает меня. Я его не интересую. Его интересуют волосы. Они по-битловски почти закрыли уши. Вольнодумство! Герчиков манит меня указательным пальцем.
- Чтобы одна нога здесь. Десять минут. На парикмахерскую. Под полубокс.
Лень ему слова тратить. Но гордый юноша не может перенести такого обращения. А я - гордый.
- К сожалению, я должен отвергнуть ваше предложение и отбыть домой, - произношу вежливо и удаляюсь в номер, где начинаю собирать вещи.
Через несколько минут появляется руководитель делегации с уговорами. Дело в том, что от заграницы у нас не отказываются никогда. А тут какой-то щенок, сопляк! Но прыгать в высоту начальники не умеют. Другого юнца за день не оформишь. С начальников же тоже есть, кому спросить.
Более всего меня ошарашил тон, с которым ко мне обращались. Я такого обращения просто не знал. Виктор Ильич был всегда вежлив и выдержан, родители, дед с бабкой относились ко мне дружески, школа была корректна– я вырос в традиционной ленинградской среде в те годы, когда Ленинград считался эталоном для страны в целом…
В итоге - меня уговорили. Во Францию я съездил. Более меня за рубеж не брали. Второй раз я пересек границу через двадцать один год. И пересекаю ее теперь довольно часто. Сладок лишь запретный плод. В той давней истории вел я себя, конечно, как дурак. Зато теперь есть что вспомнить.
Сборная советских юниоров французам проиграла, хотя могла выиграть запросто. Мы же с Рустамом Ахметовым свои очки принесли в полном объеме, победив сверстников. Дело происходило в городке Доле, из которого победители повезли нас в постоялый двор пить вино. Французская революционная молодежь там нарезалась до неприличия. Странный у них, у французов, обычай: из-за одного стола начинают орать и тыкать пальцами в кого-нибудь за другим столом. Тот, в кого тыкали, поднимается, снимает штаны, поворачивается и показывает публике ягодицы... Затем, помню, играли на гитаре и пели революционные песни битлов. «Мишель, ма бель…» Прямо-таки, как в знаменитом фильме «Бал». Шестьдесят восьмой все-таки, бунтующий год.
Продолжение тут
- Предыдущая глава
- Спасибо, что дочитали до конца! Если тебе, читатель, нравится, жми палец вверх, делись с друзьями и подписывайся на мой канал!
