Автора на сцену!
Читая пресловутые «Письма и записки Оммер д Гелль» никак не можешь отделаться от одного вопроса: зачем понадобилось П.П.Вяземскому, вроде бы весьма почтенному человеку, эта мистификация?
Встречаются самые разные точки зрения. Одна из них говорит о благородстве и благих целях Вяземского: в то время как о Лермонтове особо говорить нельзя, высказана высокая оценка творчества поэта («Я ехала с Лермонтовым, по смерти Пушкина величайшим поэтом России»). Неубедительно: интерес к Лермонтову начался уже в 1860-ые годы, когда стали широко издаваться его сочинения (в частности «Демон», заключительные строки «Смерти поэта»), а примерно в годы выхода «Записок» трудится над биографией Лермонтова П.А.Висковатов (в 1889 – 1891 гг. выходит подготовленное им издание Полного собрания сочинений Лермонтова, где первые пять томов - комментированный текст произведений поэта, шестой – висковатовская биография).
Есть, конечно, и другие версии, прямо противоположные - Лермонтова ненавидела семья Вяземских, ненавидела и жена Павла Петровича: он был женат на Марии Аркадьевне Бек, урождённой Столыпиной, двоюродной тётке поэта, хотя по возрасту годилась ему в младшие сёстры, и родной сестре знаменитого А.А.Столыпина-Монго (дочь П.А.Столыпина писала: «Тётушка моего отца настолько его не терпела, что так до смерти и не согласилась с тем, что из-под пера этого ‘’невыносимого мальчишки’’ могло выйти что-нибудь путное»). Кое-кто даже утверждает, что именно Мария Аркадьевна – подлинный автор «Записок». Вот, дескать, и чернят Лермонтова, как могут: «Лермонтов всегда и со всеми лжёт. Такая его система».
С этим можно было бы и согласиться, если бы в «произведении» содержалась негативная оценка только Лермонтова как человека. Увы, это не так.
Сама «автор» предстаёт перед нами не только как сексуально озабоченная дама, но и как откровенная садистка: «Скажите, эта девушка была моя соперница! Я схватила ремень и стала бить её по плечам и спине, что порядочно утомило меня. Управляющий, всегда очень обязательный, помог мне в этой тяжёлой работе, взял ремень и долго бил её по плечам и спине. Он как будто находил удовольствие стегать её моим поясом, который я только что сняла с себя. Я горячо благодарила его», «Француз, от природы учтивый, нежный, услужливый, поспешил окончить эту трудную работу [обувание героини]. Я протянула ногу, чтобы девушка меня обула, она сделала мне больно, и я проучила её туфлей. В то время, как мой соотечественник столь любезно обувал меня, я время от времени била девушку ногой в грудь; та была в недоумении, но глаза её по-прежнему выражали бессмысленную улыбку. Он покрывал поцелуями мои ноги и выражал одобрение моим ударам башмаком». Кажется, достаточно!
По-моему, после этого её указания на духовную близость с Лермонтовым («Лермонтов сидит у меня в комнате в Мисхоре, принадлежащем Ольге Нарышкиной, и поправляет свои стихи. Я ему сказала, что он в них должен непременно упомянуть места, сделавшиеся нам дорогими», «Как я к нему привязалась! Мы так могли быть счастливы вместе! Не подумай чего дурного; у тебя на этот счет большой запас воображения. Между нами всё чисто. Мы оба поэты») чернят поэта ещё больше, чем прямые обвинения - как мог он любить такую женщину!
Впрочем, бить у неё любят все: «Наконец мой муж вышел из себя и дал ему [кучеру] отеческое наказание; он так его колотил, что разбил вдребезги свой чубук. Это была прекрасная расправа, и я ещё ободряла мужа, чтобы он, наконец, показал ему свою власть. Я сама показала пример, приколотив его изо всех сил железным наконечником зонтика, с которым очень удобно ходить по горам».
И даже… «Пушкин, хотя и либерал, первый подавал пример: он сек до смерти всех ямщиков, не говорю уже о других».
Я не сомневаюсь, что «полный бред» этого пассажа понятен всем. Даже не говоря о характере Пушкина, трудно представить себе, чтобы подобные расправы со «всеми» ямщиками, могли сойти с рук.
Говорят ещё, что мистификация Вяземского – набор штампов-представлений иностранцев о России, а также пародия на французские романы. Но зачем же тогда походя Пушкина с Лермонтовым грязью поливать?!
Мне кажется, причина здесь совсем другая. Посмотрим на биографию П.П.Вяземского.
Он происходил из древнего рода князей-Рюриковичей, давшего России немало славных имён, был сыном Петра Андреевича Вяземского, одного из ближайших друзей А.С.Пушкина (при всей неоднозначности личности Петра Андреевича это несомненно). Мать Павла Петровича, Вера Фёдоровна, тоже была в числе самых близких Пушкину людей, хотя и оценила его не сразу, о чём говорят её письма мужу из Одессы (сейчас подробно останавливаться не буду). Супруги Вяземские были около умирающего Пушкина… Князю и княгине была суждена страшная участь: из их восьми детей только Павел пережил родителей.
Совершенно естественно, что мальчик с детства был окружён великими людьми. Пушкин посвятил ему шуточное стихотворение:
Душа моя Павел,
Держись моих правил:
Люби то-то, то-то,
Не делай того-то.
Кажись, это ясно.
Прощай, мой прекрасный.
Казалось бы, должен вырасти прекрасный человек. Но…
Автор вступительной статьи к «Запискам» Гелль-Вяземского, вышедшим в 1990 году в серии «Забытая книга», А.С.Немзер находит для характера Павла Петровича, как я думаю, очень верное определение - «комплекс наследника».
А.С.Пушкин высоко ценил поэзию П.А.Вяземского. Посмотрим хотя бы на «Евгения Онегина». Первой главе предпослан эпиграф «И жить торопится, и чувствовать спешит. Князь Вяземский». О Вяземском, не называя его, поэт вспомнит в пятой главе:
Другой поэт роскошным слогом
Живописал нам первый снег
И все оттенки зимних нег;
Он вас пленит, я в том уверен,
Рисуя в пламенных стихах
Прогулки тайные в санях…
А в седьмой главе выведет как действующее лицо:
У скучной тетки Таню встретя,
К ней как-то Вяземский подсел
И душу ей занять успел.
И, близ него её заметя,
Об ней, поправя свой парик,
Осведомляется старик
С детства Павла Вяземского окружали легендарные люди (добавим ещё, что его тётка по отцу – жена Н.М.Карамзина). А как он это всё воспринимал?
Летом 1828 года Вяземский-отец пишет Пушкину: «Я у Павлуши [а Павлуше – восемь лет] нашел в тетради: Критика на Евгения Онегина и по началу можно надеяться, что он нашим критикам не уступит. Вот она: И какой тут смысл: Заветный вензель О да Е. В другом же месте он просто приводит твой стих: Какие глупые места. L'enfant promet [Ребёнок много обещает]. Булгарин и теперь был бы рад усыновить его Пчеле». Почему-то мне представляется очень характерным это сравнение с беспринципным Ф.В.Булгариным, не щадившим желчи в очернении пушкинского творчества! Поэт откликается с юмором: «Критика кн. Павла веселит меня, как прелестный цвет, обещающий со временем плоды. Попроси его переслать мне свои замечания; я буду на них отвечать непременно».
Мне кажется, эта история, позабавившая друзей-поэтов, характерна для Павла Вяземского: стремление сказать хоть что-то своё, вразрез с мнением близких…
Идут годы. А чего достиг он? Он, сын князя Петра Андреевича, знакомый лучших людей России? Служил по дипломатической части, стал сенатором, занимался историей русской литературы, написал даже «Замечания на Слово о Полку Игореве» (которые сейчас вспоминают с иронией), собрал богатейший Остафьевский архив (за это, конечно, низкий поклон).
И, видимо, решает создать своё собственное произведение. Его секретарь Е.Опочинин вспоминал, что в последние годы жизни он «работал над романом с любопытной фабулой, в котором героиней является Омер де Гелль». Есть свидетельства его зятя С.Д.Шереметева и внука П.С.Шереметева, знавших об этом «труде» Павла Петровича, видевших в его архиве и французский текст «мемуаров», и русский перевод…
Но остаётся главный вопрос: почему же всё-таки так негативно изображение великих людей?
У меня почему-то не идёт из памяти один из омерзительных героев Ф.М.Достоевского, князь Валковский из «Униженных и оскорблённых». Помните? «Причина моих с вами откровенностей это… (да ведь вы угадали же, мой милый), да, мне действительно хотелось поплевать немножко на всё это дело, и поплевать именно в ваших глазах».
Вероятно, действительно сказался «комплекс наследника». Сохранились сведения о тяжелой болезни Вяземского, затронувшей его психику, - и это, видимо, сказалось. В общем, история, что и говорить, некрасивая.
Но что ещё хочу сказать: по-моему, «комплекс Вяземского» (уже не наследника, а просто желающего «поплевать немножко» на лучшее) всё чаще сказывается на нынешних публикаторах. Как иначе объяснить обилие чернящих замечательных людей статеек, а также комментаторов, стремящихся доказать всё одно и то же – «Он мал, как мы, он мерзок, как мы!»? И от этого делается страшно…
Начало читайте здесь
Если статья понравилась, голосуйте и подписывайтесь на мой канал!
Карту всех публикаций о Лермонтове смотрите здесь
Навигатор по всему каналу здесь
