Как и исследователи в области геологии, палеонтологии (включая палеоантропологию) и эволюции, исследователи сельскохозяйственного происхождения и одомашнивания растений занимаются ответом на вопросы "Что произошло в прошлом и как".
Основная практика этих дисциплин заключается в аккумулировании наблюдений, формирующих множество фактических данных, сходящихся в единую картину по отношению к обсуждаемому вопросу, исходя из того, что это поддерживает и укрепляет обоснованность предлагаемой реконструкции.
Исследования по одомашниванию растений с самого начала проводились (имплицитно или эксплицитно) по этому пути и, хотя по своему характеру они носили междисциплинарный характер и осуществлялись целым рядом специалистов (археологами, генетиками, агрономами и ботаниками), и соответствующие научные процедуры, во многих отношениях они остаются исторической наукой.
В результате недавнего сотрудничества археологов и генетиков была создана затяжная (и географически распределенная) модель одомашнивания путем включения популяционных генетических моделей и археоботанических баз данных.
Это обусловило необходимость предположений относительно потока информации и запасов семян среди популяций людей, а также потока генов среди популяций диких и одомашненных растений.
Модель одомашнивания отдельных видов растений является, на наш взгляд, лучшей альтернативой и более экономной реконструкцией временных рамок одомашнивания растений Ближнего Востока (ВРОР).
Основные компоненты этой модели включают в себя, но не ограничиваются ими:
- экспериментальный подход, охватывающий экологию диких предков Ближнего Востока и их потенциал в качестве ресурса для охотников-собирателей;
- признание фундаментальных различий между биологией бобовых и зерновых культур;
- различие между одомашниванием растений и эволюцией сельскохозяйственных культур при одомашнивании;
- питательные аспекты домашних видов;
- агрономические соображения;
- объем послеуборочных работ;
- биология флоры и генетические принципы таксонов и популяций;
археологические данные, свидетельствующие о значительной культурной динамике изменений в юго-восточной Турции и северной Сирии (предполагаемая основная территория) в период раннего неолита; - поток инноваций из этой области в другие части Леванта;
использование наилучшего имеющегося археологического (культурного) разрешения без объединения периодов и их соответствующих культурных объектов, поскольку они демонстрируют множество культурных различий, которые могут быть наиболее значительными для одомашнивания растений; - точное использование имеющихся археоботанических данных и их датировки; отклонение заявлений о бессознательных автоматических процессах; и подчеркивание важной роли деятельности на основе знаний человека и общественной осведомленности.
Игнорирование уникальной биологии зернобобовых культур и отсутствие агрономических соображений являются двумя основными особенностями затянувшейся модели одомашнивания и, следовательно, существенно умаляют ее объяснительную силу.
Кроме того, трудно удовлетворить требование о культурной независимости нескольких центров одомашнивания с предложением рассматривать всю популяцию зерновых на всем протяжении Плодородного полумесяца как метапопуляцию, как часть, так и часть длительной географически распределенной модели одомашнивания.
налогичным образом, притязания на эксперименты и прослушивание кандидатов на одомашнивание противоречат бессознательной (автоматической) динамике. Это объясняется тем, что по самому их определению эксперименты по конкретным диким видам и их оценка в качестве потенциальных сельскохозяйственных культур потребовали бы предварительного умысла, тщательного отбора экспериментальных видов-кандидатов, особого внимания к результатам и процесса вывода.
Любая модель, которая включает в себя такие идеи, логически несовершенна.
Человеческая деятельность в полном смысле слова стала маргинальной и можно прямо или косвенно рассматривать человека как (почти) пассивного (почти равного растительному) партнера в одомашнивании растений.
Этот развод от человеческой воли и намерений, особенно археологов, требует вдумчивого объяснения, поскольку арена была оставлена открытой для этнографии, тем самым, в нашем случае, отходя от "глубоких", актуальных, ближневосточных неолитических археологических данных.
Неудивительно, что это происходит в сочетании с большим размыванием картины и снижением разрешения, как с точки зрения генетических, так и археоботанических записей.
Более того, пониженное археологическое разрешение приводит к реконструкции, построенной из больших блоков времени и слиянием различных объектов культуры.
Это означает, что будет потрян более высокий объяснительный потенциал, находящийся в культурном массиве. Это еще одно свидетельство того, что, казалось бы, кооперативная исследовательская среда по одомашниванию растений дистанцировалась от человеческого фактора прошлого.
Изображение ближневосточных культиваторов неолита как неспособных избирательно распространять полезные и/или желаемые запасы основано на линейном мышлении и демонстрирует пренебрежительное отношение. Несмотря на усилия, вложенные в дистанцирование от линейности, никто не "читает" эту линейность.
Одомашнивание растений было одной из наиболее успешных изобретательностей человечества и по-прежнему сохраняет свою главную экономическую и культурную роль в современном мире. Почему человеческий фактор так трудно признать в этом контексте? У нас нет ответа.
