С особым блеском дарование Тюбке как поэта и колориста развернулось под воздействием итальянских впечатлений, когда он наконец попал в желанный край, «где цветут лимоны».
Италия как таинственная опера
Как и у немецких писателей прошлого века (таких, как Томас Манн, Вольфганг Кёппен и другие), Италия в его сознании претворилась в таинственную историческую оперу, выводящую к свету рампы глубинные судьбы европейской цивилизации, их героический пафос, трагические падения и гротескную иронию.
Привкус арлекинады, любовь к карнавальным аксессуарам и бутафорским старинным костюмам присущи многим работам Тюбке, в частности, его портретам («Армин Тюбке с лютней», 1971, «Семейный портрет в образе сицилийских марионеток», 1977), но в его итальянских картинах и графических листах они проступают с какой-то особой пластической мудростью.
Не Рим или Венеция, а Сицилия, самая бедная, самая контрастная область Италии, стала для Тюбке главным источником вдохновения. Хотя у него есть:
- и экспрессивные, не уступающие поэтике Феллини образы вечного города (такие как «Пьяцца Навона» с оживающими тритонами, трубящими среди знаменитого фонтана, 1971)
- и Венеция, полная разбойничьей жути, с черной водой, бьющейся в деревянные причалы.
Однако, главной суммой итальянских впечатлений стала прославленная картина «Портрет сицилийского землевладельца с марионетками» (1972). Полотно это при всей его барочно-бравурной фантасмагоричности родилось из вполне реального впечатления.
История Сицилии - история "мафии"
В Палермо художник познакомился с коллекционером старинных кукол. Среди его больших, почти в человеческий рост марионеток, которых он увлеченно демонстрировал Тюбке, наряду с чисто сказочными персонажами было немало фигур, воплощающих конкретную историю Сицилии, — норманнские рыцари, сарацины и т. д.
Гордые владельцы латифундий, почтенные отцы городов. Некогда в дни больших религиозных празднеств пестрая компания оживала, разыгрывая над головами толпы сцены поучительные и устрашающие.
На холсте же все обрело интригующий вид не просто старинного зала с коллекцией, но интерьера кукольного театра, где по стенам развешаны неживые «актеры», застывшие в праздном бездействии в промежутке между спектаклями.
Чуть подальше, в самом центре картины, горделиво позирует сам со старомодной изысканностью одетый коллекционер на фоне роскошного горного пейзажа. Впрочем, нет, уже не просто любитель старины, а хозяин театра марионеток.
Как в сочинениях Гофмана или Андерсена, метафора развивается дальше, снимая различие между куклой и человеком, жестокой властью обреченным на нерассуждающе-механическое, кукольное бессилие.
Кажется, будто затененный от палящих лучей южного солнца, написанный в зловещих кроваво-красных тонах балаганчик населяют подобия когда-то реально существовавших людей, заколдованных темной силой.
Жалкой бутафорией оборачиваются доспехи рыцарей и сарацина, бессилен меч архангела, подвешенного к потолку наподобие гигантской бабочки.
Единственно живым остается лишь хозяин театра, утверждающий свое право собственности.
Из частного наблюдения образ превращается в портрет современной Сицилии, где общественные отношения с их засильем организованного бандитизма до предела мистифицированы, где само слово «мафия», вызывает оттенок боязливого суеверия, где дремлющий на солнце старичок с газетой может оказаться бывалым киллером, на счету которого десятки зверски оборванных человеческих жизней.
Одной ли Сицилии посвящалась эта картина? В ответ на вопрос Тюбке лишь молча повел бровями, переведя разговор на иные, более классические итальянские впечатления.
Нежелательный акцент
Однажды история Сицилии "подмигнула" Тюбке. Это случилось, когда в Италии о нем печаталась статья, и «Сицилианский землевладелец», по плану призванный быть репродуцированным в цвете на самом почетном месте, по выходе номера вдруг оказался черно-белым и запихнутым в угол. Акцент оказался нежелательным...
Помнится, как когда-то мы выходили с итальянских боевиков о всесилии «почтенных людей» (как на итальянском Юге принято называть главарей мафии) и на риторическое замечание «ну у нас-то, слава Богу, такое невозможно» разражались дружным смехом. Однако уже в начале 90-х, злоключения обаятельного комиссара Каттани, вообще стали казаться почти что детской мультипликацией.
