За восемь лет до кончины великий художник Жан Батист Шарден вдруг нарисовал собственный автопортрет пастелью. Публика пришла в недоумение: что за блажь на старость лет менять привычки? Ведь маэстро обожал масляные краски и всю жизнь писал только ими!
Впрочем, объяснение оказалось, как водится, банальным: уставшие глаза уже не могли выносить раздражающего действия свинца в масле, а пастель давала возможность быть по-прежнему «в седле». До конца не изменив себе, художник продолжал рисовать излюбленные жанровые сценки, оставив потомкам множество реалистических оттисков своего времени на холсте.
Творчество Шардена – это бесконечная вереница бытовых сюжетов, из которых складывается точное представление о жизни «третьего сословия» во Франции XVIII века. Житель Парижа, мастер без устали рассказывал о жизни своих современников, но не привязанные к определённым местам, эти рассказы складывались постепенно в оду целой эпохе со всеми её деталями и милыми подробностями.
Излюбленные коричневые оттенки полотен как нельзя лучше подходят для исторической хроники, в которой со всей тщательностью описан целый мир. Мир, где обычные французы рождались, росли, жили, кормили свои семьи, воспитывали детей, у кого-то работали и как-то отдыхали. Особенно забавно рассматривать шарденовские бытовые сценки с позиции современного человека, избалованного благами цивилизации и едкими неоновыми расцветками.
В своё время Шарден считался непревзойдённым мастером цвета; сам Дидро восторженно отзывался о его потрясающем умении передавать живые дышащие формы предметов, будь то яблоко, ваза или погрызенный кошкой скат. Особым образом этот талант проявлялся в сюжетных картинках, излюбленной теме живописца. Благодаря умелому владению свето-цветовыми эффектами, он добивался такой реалистичности, что казалось, ещё мгновение – и герой повернёт голову, сделает движение рукой или шагнёт навстречу.
Прелестная зарисовка «Мыльные пузыри» замечательно иллюстрирует всё вышесказанное. Здесь есть и тёмно-коричневый глубокий фон, и особая техника в передаче структуры тканей одежды, объёма предметов и живого тепла человеческого тела. Композиция, собственно, состоит из фигуры молодого человека крупным планом, тонкой соломинки с большим мыльным пузырём на её кончике, стакана с мыльной водой по руку от юноши и головки любопытного малыша на заднем плане.
Глубокое напряжение скрывается за внешней непринуждённостью; всё замерло в ожидании. Оторвётся ли мыльное чудо от своей привязи и полетит по воздуху или рассыплется тысячей сверкающих брызг? Молодой человек осторожно дует, сосредоточив всё внимание на пузыре, ребёнок не сводит глаз с прозрачного поблёскивающего шара, да и сам пузырь, похоже, не прочь уже отправиться в полёт. Только стакан не разделяет всеобщего возбуждения: ведь в его берегах плещется, по крайней мере, ещё сотня таких же воздушных шариков.
Простая бедная одежда главного героя, порванный рукав поношенной куртки и выглядывающая из дыры рубаха должны бы вызывать жалость у зрителя. Но не это важно художнику. Одухотворённое, полное серьёзной сосредоточенности лицо юноши и блестящий плод его усилий рождают чувство гордости и восхищения. И невольно замираешь вместе с героями и самим Шарденом, тайно молясь о том, чтобы мыльный пузырь всё-таки полетел.