О том, что важно
Может быть, это прозвучит смешно, но в работе палеонтолога и морфолога один из самых важных навыков - умение собирать паззлы. Представьте: перед вами лежит горстка выщербленных камней, а вам надо «собрать» из них организм. Еще очень важно внимание к мелочам, но это, кажется, врожденное, а не приобретенное.
От университета у меня - фундаментальные знания. От школы… пожалуй, «школа жизни», извиняюсь за тавтологию. А навыков учеба не дает. Навыки дает только работа. Ведь наша система образования не учит ремеслам. Я, например, препарирую образцы - то есть очищаю их от породы, - для этого пришлось осваивать бормашину. Я ее осваивала прямо в ходе препарирования.
Участие в отраслевых событиях
Что касается специальных мероприятий, я трижды участвовала во Всероссийской школе молодых ученых-палеонтологов, которую проводил Палеонтологический институт РАН в Москве в 2005-м, 2015-м и 2018-м годах, трижды - на Ежегодном съезде Палеонтологического общества США (Annual Meeting of the Society of vertebrate paleontology, SVP) в 2013 году в Лос-Анджелесе, в 2015 году в Берлине и в 2016-м - в Солт Лейк Сити, и, наконец, дважды - на Черепашьем Эволюционном Симпозиуме (Turtle Evolution Symposium): Рио-де- Жанейро в 2015 году и в Токио - в 2018-м.
У всех трех конференций - разный формат, сравнивать их сложно. Бесспорно, каждая из них - ценный опыт. Пожалуй, самым интересным и полезным для меня стал все-таки Turtle Evolution Symposium, поскольку в этом коллективе мы все «говорим на одном языке», и нас не слишком много, так что можем обсуждать свои научные проблемы всем коллективом, все со всеми.
Для сравнения: съезд Палеонтологического общества США посещает несколько тысяч человек. В таком формате отслушать и отсмотреть все доклады, какие туда привозят, физически невозможно. Зато этот съезд позволяет охватить палеонтологию широко, увидеть ее пейзажно; там докладываются не только результаты исследований, но и новая методология, презентуется техника и «химия» для работы с ископаемыми материалами.
Моё отношение к финансированию науки
Сейчас во всем мире принята система финансирования науки, в которой доход ученых состоит из двух частей: постоянный оклад по месту занятости и так называемые гранты - спонсорские средства, предоставляемые на конкретные исследования. Такое разделение создано для повышения производительности труда ученых.
Идея грантов состоит в том, что если исследователь знает, что и как исследовать, и если он умеет убедить общественность в нужности этой работы, то он получает средства. А если идей для дальнейшего научного поиска у него нет, и он ходит на работу просто для того, чтобы «отметиться», то и у него будет минимальный оклад - если будет вообще.
Недостатки модели “оклад + грант”
Однако, как бы разумно ни выглядела такая модель в теории, на практике она, как водится, оказалась не без из изъянов, и некоторые из них способны свести к нулю преимущества. Первая, самая очевидная проблема в том, что научные сотрудники большую часть времени занимаются не наукой, а написанием заявок или отчетов.
Вторая проблема - в том, что решающую роль начинает играть не настоящая важность исследования, а способность заявителя к убеждению. Заявитель может быть вообще и ученым, а талантливым рекламщиком, который любую презентацию сделает так, что приведет в восторг «покупателя» (в нашем случае грантодателя).
Хотя грантовая система призвана защитить научные фонды от паразитов, для паразитов и пиарщиков всё равно находятся лазейки. В итоге в выигрыше оказываются темы, из которых можно сделать феерическое шоу, независимо от того, наск насколько они актуальны с научной и практической точек зрения,
Третья проблема - в том, что такая система работает против теоретической науки в угоду описательной, так как работа теоретика - сидеть и размышлять над увиденным, а система не позволяет «остановиться и подумать», требуя непрерывно производить небольшие дозы новых знаний. Теоретик не может обещать, что через три года создаст новую теорию, поэтому и грантов на нее получить не может; а если он получит гранты на частные исследования, то у него не будет времени «сидеть и размышлять».
Чем я горжусь
Что касается моих открытий и достижений, то если говорить о том, что уже опубликовано, то у меня только описательные вещи: несколько статей по морфологии ископаемых черепах. Кроме того, в качестве «сайд-проекта» я на правах соавтора поучаствовала в описании древнейшей саблезубой кошки Азии (Maofelis cantonensis), о которой даже сообщали в СМИ (приятно знать, что за дежурным «группа ученых из России и Китая» скрывается, в том числе, и мое имя).
Но лично для себя своим главным достижением я считаю кое-какие идеи теоретического характера относительно динамики эволюционного процесса, которые пришли ко мне недавно, и которые я пока не успела «раскрутить» в научной прессе, поэтому пока не буду их обнародовать.
И в заключении хотелось бы поднять такой неоднозначный вопрос: есть ли у моей темы практические приложения, или она интересна чисто академически? Начну ответ издалека: у фундаментальных исследований никогда никакого прямого практического применения нет. Но прикладные исследования и создание новых технологий без фундаментальной для того науки невозможны. Какая, например, практическая польза была от того, что Кеплер описывал математику движения светил по орбитам, a Галилей строил телескопы и разглядывал в них звезды?
А сейчас, спустя четыре сотни лет, мы не можем представить себе быта без спутниковой связи, спутниковой навигации и прочего, что стало возможным, благодаря их исследованиям космоса.
