Во время подготовки к советско-финской войне Красная армия получила оружие, с которым по распространенности в мире мог соперничать только АК-47,— гранату Ф-1. О том, как это происходило, Евгению Жирнову рассказывал автор разработки - полковник в отставке Федор Иосифович Храмеев.
— В декабре 1938 года я окончил Артиллерийскую академию им. Дзержинского и был направлен на работу в конструкторское бюро артиллерийского завода Наркомата обороны на Украине. А в феврале 1939 года я получил задание на разработку оборонительной гранаты. Дело в том, что находившиеся на вооружении РГД-33 и похожую на бутылку гранату образца 1914-1930 годов невозможно было бросать, лежа на снегу. Они замерзали, и их было слишком сложно снаряжать. Как выполнить задание? Что делать? На мое счастье, в Москве я видел альбом, выпущенный российским Генштабом в 1916 году, где были представлены изображения всех применявшихся в первую мировую войну гранат. Немецкие и французские были рифленые, яйцеобразной формы. Особенно мне понравилась французская F-1. Она точно соответствовала полученному заданию: удобная в бросании, безопасный запал, достаточное количество осколков.
— То есть вы ее просто скопировали?
— Я ее не копировал. В альбоме был только рисунок. Я разработал все рабочие чертежи. Пришлось помучиться. Заменил простой чугун, из которого была сделана F-1, на сталистый — для увеличения убойной силы осколков. Сделали формы, отлили 10 опытных образцов. Я сам набил их тротилом и отправился испытывать.
— Была создана какая-то приемная комиссия?
— Да нет! Опять же я один. Дал мне начальник завода майор Будкин бричку-параконку и послал на наш полигон. Бросаю гранаты одну за другой в овраг. И на тебе — девять взорвались, а одна — нет. Возвращаюсь, докладываю. Будкин на меня с криком: мол, секретный образец без присмотра оставил! Еду обратно, снова один.
— Боязно было?
— Не без того. Лег я на край оврага, увидел, где граната в глине лежит. Взял длинную проволоку, сделал на конце петлю и аккуратно зацепил ею гранату. Подергал. Не взорвалась. Оказалось, запал подвел. Так и вытащил ее, разрядил, привез, зашел к Будкину и положил ему на стол. Он заорал и из кабинета выскочил пулей. А дальше мы передали чертежи в Главное артиллерийское управление (ГАУ), и гранату пустили в массовое производство. Без всяких опытных серий.
— Вас как-нибудь наградили?
— Нет. Я даже патент на свои усовершенствования к Ф-1 получил только в этом году (беседа состоялась в 1999 году. - "История"). А для финской войны я еще одно задание параллельно с гранатой выполнял — с марта 39-го работал над лыжами для 76-, 122- и 152-миллиметровых артиллерийских орудий. Их испытания прошли успешно. Орудия на этих лыжах переезжали через бревна полуметрового диаметра.
— Судя по вашим словам, подготовка к войне с Финляндией шла успешно. Но как объяснить огромные потери и то, что, мягко говоря, не все вооружения отличались высоким качеством?
— А кто командовал ГАУ? Маршал Кулик. Я служил в артиллерийском комитете ГАУ с февраля 1940 года. Пришли мы к нему как-то утверждать новые таблицы весовых отклонений (в одной партии могли оказаться снаряды с разным весом, и необходимо было корректировать прицел.— "История"). Оказалось, что он не знает вещей, которые обязан знать любой артиллерист. Разозлился. "Я вас вредители, гады,— кричит,— сгною!" Разодрал журнал, полотняную кальку и выгнал нас.
Часов через пять-шесть мы новую кальку подготовили. Приходим. Он сидит с кем-то, анекдоты травит. И не глядя все нам подписал. И если бы он один был такой! Мне пришлось заниматься 37-миллиметровой лопатой-минометом. Какой-то боец написал в Наркомат обороны, что было бы неплохо сделать черенок лопаты одновременно стволом миномета. Там идея понравилась, и мне приказали воплотить ее в металле, хотя любому грамотному военному инженеру понятно, что это чушь. Точно навести такой миномет на цель невозможно. А дрогнет при выстреле рука — и мина летит тебе же за шиворот. Испытания это подтвердили.
— Но ведь были и квалифицированные командиры?
— Был в ГАУ дивизионный инженер Каюков. Умнейший человек. Он все время боролся за техническую культуру и в документации, и в производстве вооружений. Он поручил нам сделать расчеты и с их помощью доказал, что из-за низкой точности изготовления гильз со снарядами происходят разрывы стволов орудий при стрельбе. Но его репрессировали.
— Я слышал, что его арестовали по доносу не любивших его руководителей оборонных предприятий?
— Это только версия. Ни подтвердить, ни опровергнуть ее я не могу. Официально его репрессировали за срыв сроков сдачи образцов новой техники. У меня самого был подобный случай, только я легко отделался. Меня направили в Ленинград, где на заводе начинали выпускать 50-миллиметровые минометы Шамарина. Был такой конструктор. Нужно было разворачивать серийное производство, а все чертежи и производство у Шамарина были в аховом состоянии. А он со мной спорил и говорил, что все в порядке. Однажды, пока он обедал, мы с заводским военпредом семь минометов разобрали, детали перемешали, а когда Шамарин вернулся, попросили его собрать хоть один. Не смог. Я тогда был начальником отделения. Когда вернулся в Москву, оказалось, что меня сняли, а наверх отправили доклад, что у Шамарина все хорошо и все будет сделано в срок. Сроки, сроки — вот что тогда было главное...
