Покойник не может умереть
Автор текста: Алексей Мокроусов
Сталин. Pro et contra [антология]. В двух томах. Сост. Хлевов А.А. и Кондаков И. В. – Спб.: РХГА – Пальмира, 2017. 878 + 877 с.
Можно ли понять тирана?
Сталин остается незаживающей раной российского исторического мышления. Посвященные ему публикации множатся на глазах, телевидение не переставая тиражирует его усы, обвислую руку и шаркающую походку, но в обществе не только нет согласия в оценке его деятельности - сам диапазон оценок поражает широтой, он простирается в диапазоне от гения до тирана. Эта широта, столь частая в случае с психопатами у власти, оказывается скорее характеристикой самого общества, а не расколовшего его мнимое единство персонажа.
Посвященный Сталину двухтомник, переизданный хит знаменитой серии Pro et contra (после временного закрытия та возобновилась совместными усилиями двух петербургских издательств), объединяет самые разные материалы о генералиссимусе, от мемуаров так и не вышедших из служебной зависимости военачальников, блестящих текстов Троцкого и сочинений самого Сталина, включая переводы его стихов и даже тексты тостов на официальных мероприятиях, до образцов художественной литературы, в том числе фрагменты посвященной юности вождя пьесы Булгакова «Батум», поэзии Пастернака, Мандельштама и Бухарина, а также образцы фольклора. Все это складывается в картину целой эпохи, думать о которой приходится часто, а вот оказаться в ней захочется вряд ли.
В соответствии с названием серии составители дают слово всем сторонам. Составитель первого тома антологии Александр Хлевов (второй том подготовил Игорь Кондаков) собрал обширный материал, но собственная его позиция по отношению к прошлому отличается фатализмом: «Скажем так: психологический микроклимат в сталинском аппарате, предельно оптимизированный для решения нечеловеческими темпами задач нечеловеческой же сложности, однозначно не способствовал увеличению продолжительности жизни сотрудников этого аппарата. Сталин, сам работавший на износ, требовал того же от подчинённых.
Итоги работы впечатляют. Но главной загадкой, без сомнения, остаётся то, чем именно руководствовался Сталин, принимая решения по смещению с постов или ликвидации людей, многих из которых он близко и досконально знал. Да и вообще — какова глубинная логика этих действий? Это недоумение отчётливо звучит в рассказе А. В. Горбатова о том, что случилось после его освобождения:
«Отдохнув часа три, я позавтракал и пошел отправить жене телеграмму, в которой сообщал, что вернулся, и просил скорее приехать в Москву. Помня обещание, данное когда-то товарищу Б. в Лефортовской тюрьме, сходить к его жене, как только буду на свободе, и рассказать ей, как обстоят дела ее мужа, и, будучи уверен, что он страдает где-то в лагере, я немедленно, прямо с телеграфа, отправился на розыски. Быстро нашел нужную мне квартиру. Позвонил, дверь открылась — и, к моему величайшему изумлению, я увидел его самого в генеральской форме.
Это было так неожиданно, что в первый момент я потерял дар речи. Мы, конечно, были рады видеть друг друга на свободе. Но я никак не мог понять, как он оказался дома? Он рассказал, что, после того как меня вызвали из камеры с вещами, его еще некоторое время подержали в Лефортовской тюрьме, а затем отпустили.
Уйдя от него, я долго не мог привести свои мысли в должный порядок. Что обвинения против него ложные, в этом я всегда был уверен. Но обстоятельства его освобождения сбивали с толку. Человек когда-то служил офицером в царской армии, напрасно обвинил себя, обвинил других — и вскоре был освобожден из тюрьмы без суда. А меня, бедняка по происхождению, которого выучила и подняла на такую высоту Советская власть, не подписавшего ложных показаний, осудили и сослали на Колыму…»
История, описанная Горбатовым, и сам ход его рассуждений, подтверждают простую, казалось бы, идею – разговоры о классовой солидарности, межклассовой борьбе и строительстве нового общества как союза рабочих и крестьян, никакого отношения к реальности 30-х – да и второй половины 20-х, пожалуй, тоже, - не имели. Целью их было закамуфлировать подлинные процессы, происходившие в Кремле и связанные изначально с борьбой за власть, а в конце – с инерцией машины подавления и устрашения, старческими процессами в и без того больном мозгу вождя, личностными характеристиками его окружения, убогостью т.н. советской элиты, достижения и способности которой кажутся сильно преувеличенными на фоне деятельности западных политиков той поры.
Но Хлевов предлагает взглянуть на это глазами завороженного, персонажа сериала «Твин Пикс», а не ученого-историка. Комментируя пример из Горбатова, он пишет: «Очевидно, что подобные действия невозможно объяснить ни психическими расстройствами, ни «мистической дьявольской натурой» Верховного, ни тщательно продуманным планом по ликвидации всех потенциальных противников, ни случайностью, ни маниакальным пристрастием к власти, ни происками иностранных разведок, ни извечным русским головотяпством и неразберихой, ни легендарными «перегибами на местах». Сталин нередко колебался, приближал к себе опасных людей и жестоко расправлялся с совершенно безвредными, включал и выключал «мотор» карательной системы, «прибавлял газу» по ему одному понятной системе, которая либо не существовала вовсе, либо остаётся нами непонятой до конца. Без раскрытия принципов этой системы и её логики анализ кадровой политики сталинизма и репрессий в армии и аппарате управления во всей их целостности, очевидно, не может быть вполне успешным.
Впрочем, надежд на уяснение этой системы, в связи с кончиной её единственного автора, немного», - подводит итог историк. Но в том-то и состоит задача исследователя, чтобы предложить свою картину мира и исторического процесса, вне зависимости от того, живы их главные герои или нет. Задача интеллектуала – работать над образом и концепцией прошлого и настоящего, а не пасовать перед лицом очевидных трудностей.
