Есть такая присказка: «Кисточку у художника нужно отнимать». Здесь имеются в виду те случаи (очень частые), когда художник находит снова и снова недостатки у законченной картины. Картина готова, но мастеру хочется подправить то тут, то там. Улучшить). Вот именно в таких случаях кисточку и нужно отнимать. Иначе можно так напоправлять, что картину испортить.
Павел Михайлович Третьяков обладал превосходным чутьем. Об этом ходят легенды. Его вкус был настолько непререкаемым, а художественное чутье настолько тонким, что присмотренную им на выставке картину никто уже не смел покупать (даже, говорят, император). Сосредоточенный и молчаливый (в семье его называли «неулыба»), Павел Михайлович появлялся на открытии выставки и останавливал свой выбор на никому не известной картине, покупал ее – почти безошибочно угадав в ней будущий шедевр. «Это человек с каким-то, должно быть, дьявольским чутьем», — сказал однажды о нем художник Крамской.
Третьяков иногда просил художников исправить какое-то место в картине, и делал это деликатно. «Простите, что я вмешиваюсь в чужие дела, что же делать, когда они мне близки!» — писал Павел Третьяков в письме Илье Репину. Так он оправдывался за свои советы, как улучшить ту или иную работу художника. (Нужно сказать, художники не всегда соглашались вносить изменения).
Что же до Репина, то подчас, придя в галерею для того, чтобы внести правки по просьбе Третьякова, он входил в раж... Илья Ефимович художник был размашистый, широкий. Иногда, пытаясь «подправить» какое-то место в своей картине, он настолько увлекался, что мог переписать намного больше. И не всегда эти «правки» были к лучшему. Однажды на этой почве между Репиным и Третьяковым произошел серьезный конфликт.
В 1885 году в галерее появилась картина Репина "Не ждали", вокруг нее поднялись большие разговоры. Художники, критики и сам Третьяков находили, что лицо человека, возвратившегося из ссылки, не гармонирует с лицами семьи. Павел Михайлович говорил об этом: «Да, лицо в картине "Не ждали" необходимо переписать; нужно более молодое и непременно симпатичное. Не годится ли Гаршин?» Забегая вперед, скажу, что правки в картину вносились трижды: в 1885, 1887 и 1888 годах.
Итак, в Москве ожидали Репина для внесения правок. Вот что вспоминает об этом Николай Андреевич Мудрогель, прослуживший в Третьяковской галерее 58 лет:
«…через несколько дней в галерею пришел Илья Ефимович, на этот раз с этюдником и красками. Как раз в этот день Третьякова дома не было, он уезжал куда-то на несколько дней.
— Жалко, что его нет. Ну, все равно. Дайте-ка мне лесенку, я должен сделать поправку на картине "Не ждали",— сказал он мне.
Мы знали, что Репин — близкий друг Третьякова и всей его семьи. Но как же все-таки разрешить поправку без особого разрешения Павла Михайловича? Мы смутились. Репин тотчас заметил наше смущение, усмехнулся:
— Вы не беспокойтесь. Я говорил с Павлом Михайловичем о поправке лица на картине "Не ждали". Он знает, что я собираюсь сделать.
Раз так, делать нечего, — мы принесли ему лесенку, он надел рабочую блузу, поднялся к картине и быстро начал работать. Меньше чем в полчаса голова ссыльного была поправлена. Окончим ее. Репин переходит с красками к другой cвоей картине "Иван Грозный и сын". Мы как ответственные хранители встревожились. Репин спокойно сказал нам:
— Вот я немного трону краской голову самого Ивана Грозного.
И действительно, "тронул", да так, что голова в тоне значительно изменилась. Потом — к нашему ужасу — видим, Репин перетаскивает этюдник с красками к третьей своей картине "Крестный ход в Курской губернии"...
— Здесь я прибавлю пыли. Тысячная толпа идет, пыль поднимается облаком... А пыли недостаточно.
И действительно, прибавил много пыли над головами толпы. "Запылил" весь задний план.
В тот же день вечером, не повидавшись с Третьяковым, он уехал в Петербург и из Петербурга написал Павлу Михайловичу, что сделал поправки. Третьяков, увидев поправки, был возмущен до крайности — так ему не понравилось все, что сделал Репин на своих картинах. С укором он обрушился на нас: " Как вы могли допустить?" Мы пытались оправдаться:
"Репин сослался на Вас".
Много дней потом, по утрам приходя в галерею, Третьяков останавливался перед картинами и принимался ворчать: «Испорчены картины! Пропали картины!»
Павел Михайлович вынес выговор работникам галереи за то, что они допустили Репина к картинам. Ведь они – ответственные хранители! Досталось от Третьякова и Репину: «…ведь это же не мои картины, это всенародное достояние, и вы не имели права прикасаться к ним, хоть вы и автор!»
С тех пор с этюдником и красками Репина в Третьяковскую галерею не пускали :)
