Среди бесчисленных посвящений Марии (от У. Шекспира до Б. Гребенщикова) мы выбрали несколько самых поэтичных, уводящих к совершенно разным граням женского образа.
Мария Тарковского - это женщина-символ. Большинство стихотворений поэта, в которых встречается это имя, адресованы его первой жене Марии Вишняковой. Найти следы её присутствия можно в фильме "Зеркало" Андрея Тарковского, где роль Матери блестяще проживает Маргарита Терехова.
Мария появляется в текстах Тарковского как проводница из одного мира в другой, всегда на лестнице, за дверью, в коридоре, у окна - в таинственном пространстве Перехода. Её приход подобен музыке. Он неразлучен с чувством боли и памяти.
Арсений Тарковский
***
Мне в чёрный день приснится
Высокая звезда,
Глубокая криница,
Студёная вода
И крестики сирени
В росе у самых глаз.
Но больше нет ступени -
И тени спрячут нас.
И если вышли двое
На волю из тюрьмы,
То это мы с тобою,
Одни на свете мы,
И мы уже не дети,
И разве я не прав,
Когда всего на свете
Светлее твой рукав.
Что с нами ни случится,
В мой самый чёрный день,
Мне в чёрный день приснится
Криница и сирень,
И тонкое колечко,
И твой простой наряд,
И на мосту за речкой
Колёса простучат.
На свете всё проходит,
И даже эта ночь
Проходит и уводит
Тебя из сада прочь.
И разве в нашей власти
Вернуть свою зарю?
На собственное счастье
Я как слепой смотрю.
Стучат. Кто там? - Мария. -
Отворишь дверь. - Кто там? -
Ответа нет. Живые
Не так приходят к нам,
Их поступь тяжелее,
И руки у живых
Грубее и теплее
Незримых рук твоих.
- Где ты была? - Ответа
Не слышу на вопрос.
Быть может, сон мой - это
Невнятный стук колёс
Там, на мосту, за речкой,
Где светится звезда,
И кануло колечко
В криницу навсегда.
Мария Тарковского сродни Психее. В поэме же Владимира Маяковского "Облако в штанах" душа любимой обретает плотность плоти.
Первой любовью Маяковского и адресатом его поэмы "Облако в штанах" принято считать его одесскую знакомую Марию Денисову. Громогласно ревя о безответной любви, поэт впервые пробует подать голос против ожиревшего и озверевшего в бесчувствии мира. Взывая к Марии, он на самом деле просит о понимании саму мировую душу. Позже Маяковский перепосвятит поэму Лиле Брик, чувство к которой будет развиваться по тому же трагическому сценарию.
Из поэмы "Облако в штанах"
(отрывок)
...Мария! Мария! Мария!
Пусти, Мария!
Я не могу на улицах!
Не хочешь?
Ждёшь,
как щёки провалятся ямкою,
попробованный всеми,
пресный,
я приду
и беззубо прошамкаю,
что сегодня я
«удивительно честный».
Мария,
видишь —
я уже начал сутулиться.
В улицах
люди жир продырявят в четыреэтажных зобах,
высунут глазки,
потёртые в сорокгодовой таске, —
перехихикиваться,
что у меня в зубах
— опять! —
чёрствая булка вчерашней ласки.
Дождь обрыдал тротуары,
лужами сжатый жулик,
мокрый, лижет улиц забитый булыжником труп
а на седых ресницах —
да! —
на ресницах морозных сосулек
слёзы из глаз —
да! —
из опущенных глаз водосточных труб.
Всех пешеходов морда дождя обсосала,
а в экипажах лощился за жирным атлетом атлет:
лопались люди,
проевшись насквозь,
и сочилось сквозь трещины сало,
мутной рекой с экипажей стекала
вместе с иссосанной булкой
жевотина старых котлет.
Мария!
Как в зажиревшее ухо втиснуть им тихое слово?
Птица
побирается песней,
поёт,
голодна и звонка,
а я человек, Мария,
простой,
выхарканный чахоточной ночью в грязную руку Пресни.
Мария, хочешь такого?
Пусти, Мария!
Судорогой пальцев зажму я железное горло звонка!
Мария!
Звереют улиц выгоны.
На шее ссадиной пальцы давки.
Открой!
Больно!
Видишь — натыканы
в глаза из дамских шляп булавки!
Пустила.
Детка!
Не бойся,
что у меня на шее воловьей
потноживотые женщины мокрой горою сидят, —
это сквозь жизнь я тащу
миллионы огромных чистых Любовей
и миллион миллионов маленьких грязных любят.
Не бойся,
что снова,
в измены ненастье,
прильну я к тысячам хорошеньких лиц, —
«любящие Маяковского!» —
да ведь это ж династия
на сердце сумасшедшего восшедших цариц.
Мария, ближе!
В раздетом бесстыдстве,
в боящейся дрожи ли,
но дай твоих губ неисцветшую прелесть:
я с сердцем ни разу до мая не дожили,
а в прожитой жизни
лишь сотый апрель есть.
Мария!
Поэт сонеты поет Тиане,
а я —
весь из мяса,
человек весь —
тело твоё просто прошу,
как просят христиане —
«хлеб наш насущный
даждь нам днесь»...
Следующее стихотворение - о двух воплощениях женского начала (по сути, о тех же "зеркалах" Тарковского). В стихотворении "Маша" Давид Самойлов размышляет о том, что искусство непостижимо. Сиюминутный взгляд "странного художника" через смутный и подлинный язык образов может увидеть то, чего не видел и не знал в себе человек всю свою жизнь.
Давид Самойлов
Маша
Маша, женщина из Подмосковья,
В странного художника влюбилась.
Он всё лето жил у них в сарае
И писал окрестные пейзажи.
А потом он написал Марию.
"Господи! Неужто я такая!"
А зимой Мария постучалась
В помещенье, где творил художник.
И Мария у него осталась.
А потом он написал картину:
Женщина с зелёными глазами
В синем платье, только что надетом.
"Господи! Ведь он меня не любит!"
И Мария возвратилась к мужу.
Он её любил. И только спьяну
За измену упрекал не часто.
Стал художник скоро знаменитым.
Он писал похожие портреты
Академиков и генералов.
Стал богат. А два портрета продал.
Маша, женщина из Подмосковья,
Как-то раз случайно прочитала,
Что открылась выставка в музее.
И она стояла у портрета.
Но её при этом не узнали.
А её портрет был самый лучший.
"Господи! Ведь я была такая!"
1986
А какие стихи о Мариях знаете вы?
