Найти тему
Архивариус Кот

«Жизнь твоя не есть ли гимн...» Часть 4

(из цикла «И память Каменки любя…»)

Мне как-то в комментариях задали вопрос, почему декабристки, считая мужей государственными преступниками, всё же, подчас даже не любя, поехали за ними. Мне кажется, ответ можно найти в письме Екатерины Орловой брату Александру: «Выходят замуж для того, чтобы разделять судьбу своего мужа в благополучии, несчастьи и унижении, если только муж не разорвал брачных уз тяжкими поступками в отношении к своей жене». Это во-первых. А во вторых, действительно ли считали декабристки государственными преступниками своих мужей? В «Записках» княгини Волконской есть поразительная фраза: «Действительно, если даже смотреть на убеждения декабристов, как на безумие и политический бред, всё же справедливость требует признать, что тот, кто жертвует жизнью за свои убеждения, не может не заслуживать уважения соотечественников. Кто кладёт голову свою на плаху за свои убеждения, тот истинно любит отечество, хотя, может быть, и преждевременно затеял дело своё».

…Волконская отправилась в путь «в ту же ночь», как получила разрешение ехать, и первая остановка её была в Москве. Её «с нежностью и добротой» приняла у себя невестка Зинаида Волконская. Эта нежность так была нужна юной женщине! От прощания с отцом осталось впечатление «Всё кончено, больше я его не увижу, я умерла для семьи»; семья мужа осыпала её упрёками за промедление, а здесь… 26 декабря 1826 года состоялся знаменитый вечер-прощание, многократно описанный… «Зная мою страсть к музыке, она пригласила всех итальянских певцов, бывших тогда в Москве, и несколько талантливых девиц московского общества. Я была в восторге от чудного итальянского пения, а мысль, что я слышу его в последний раз, ещё усиливала мой восторг. В дороге я простудилась и совершенно потеряла голос, а пели именно те вещи, которые я лучше всего знала; меня мучила невозможность принять участие в пении. Я говорила им: ''Ещё, ещё, подумайте, ведь я больше никогда не услышу музыки''. Тут был и Пушкин, наш великий поэт»… «Во время добровольного изгнания в Сибирь жён декабристов он был полон искреннего восторга; он хотел мне поручить своё ''Послание к узникам'', для передачи сосланным, но я уехала в ту же ночь, и он его передал Александрине Муравьевой».

-2

Небольшое отступление. Картина В.А.Дрезниной, приведённая здесь, хорошо известна. Но не все знают, что писалась она в ту пору, когда муж художницы, осуждённый за «вредительство», отбывал наказание в «шарашке». Вот что вспоминал её сын: «Мама, молодой художник, работает на дипломом, картиной "Пушкин читает послание в Сибирь Марии Волконской перед её отъездом в Сибирь". Диплом блестяще защищён, репродукция картины напечатана в "Огоньке"! Миллионы советских людей наслаждаются искусством Веры Дрезниной. Позже картина ещё многие годы репродуцируется в учебниках по русской литературе и "Родной речи". Мама посылает "Огонёк" папе в место заключения. Не знаю, думала ли она тогда о сходстве ситуаций... Папа гордится ею, показывает журнал на "работе"».

… Снова слушаем Волконскую: «Пушкин мне говорил: ''Я намерен написать книгу о Пугачёве. Я поеду на место, перееду через Урал, поеду дальше и явлюсь к вам просить пристанища в Нерчинских рудниках''. Он написал свое великолепное сочинение, всеми восхваляемое, но до нас не доехал».

Воспоминания об этом вечере А.Веневитинова (брата поэта) были опубликованы только через пятьдесят лет. «Так рано обречённая жертва кручины, эта интересная и вместе могучая женщина — больше своего несчастия…Она в продолжение целого вечера всё слушала, как пели, и когда один отрывок был отпет, то она просила другого. До двенадцати часов ночи она не входила в гостиную, потому что у княгини Зинаиды много было, но сидела в другой комнате за дверью, куда к ней беспрестанно ходила хозяйка, думая о ней только и стараясь всячески ей угодить… Остаток вечера был печален… Я возвратился домой с душою полною и никогда, мне кажется, не забуду этого вечера». А княгиня Зинаида позднее посвятит Марии проникновенные строки: «О ты, пришедшая отдохнуть в моем жилище, ты, которую я знала в течение только трёх дней и назвала своим другом! Образ твой лёг мне на душу. Я вижу тебя заочно: твой высокий стан встаёт передо мною, как величавая мысль, а грациозные движения твои так же мелодичны, как небесные звёзды, по верованию древних. У тебя глаза, волосы, цвет лица, как у девы, рождённой на берегах Ганга, и, подобно ей, жизнь твоя запечатлена долгом и жертвою… Жизнь твоя не есть ли гимн…»

Два дня провела Мария в Москве… О сборах рассказала в письме отцу старшая сестра - Екатерина Орлова, приехавшая в Москву проводить её: «Из тех денег, которые Вы ей дали, Мария потратила три тысячи на покупку для своего мужа различных припасов и необходимых вещей различного рода, для себя же она купила только туфли, шубу или теплые сапожки. Мне пришлось силой задержать её в Москве, чтобы немного обеспечить вещами. Я сочла необходимым дать ей мою лисью накидку, поэтому она говорит, что я её разорила… Я продала одно украшение и смогла купить ей некоторые предметы первой необходимости и некоторые для развлечения, как, например, книги, шерсть и т. д. Вы прекрасно понимаете, что я не могла бы использовать свои деньги более приятным для меня способом». А Зинаида Волконская, кроме того, умудрится тайком привязать к задку её возка фортепиано… И ещё рассказ Марии: «Я должна была провести два дня в Москве, так как не могла не повидать родственников наших сосланных; они мне принесли письма для них и столько посылок, что мне пришлось взять вторую кибитку, чтобы везти их».

В Москве она получит письмо от отца немного успокоившее её: «Пишу к тебе, милой друг мой, Машинька, на-удачу в Москву. Снег идёт, путь тебе добрый, благополучный. Молю Бога за тебя, жертву невинную, да укрепит твою душу, да утешит твоё сердце!»

Эту портретную зарисовку З.Волконская сделала в дни прощания с Марией
Эту портретную зарисовку З.Волконская сделала в дни прощания с Марией

Сын Волконских спустя много лет писал: «Припоминаю слова, не раз слышанные мною в детстве в ответ на высказываемое ей удивление по поводу того, что она могла добровольно лишить себя всего, что имели, и все кинуть, чтобы следовать за своим мужем. "Что же тут удивительного? - говорила она.- Пять тысяч женщин каждый год делают добровольно то же самое"».

Её мучает тревога: «Сестра Орлова, чтобы помешать мне ехать, говорила: ''Что ты делаешь? Твой муж, может быть, запил, опустился!’’ – ''Тем более мне надо ехать'', – отвечала я». А боязнь остаётся: «Однажды в лесу я обогнала цепь каторжников; они шли по пояс в снегу, так как зимний путь ещё не был проложен; они производили отталкивающее впечатление своей грязью и нищетой. Я себя спрашивала: ''Неужели Сергей такой же истощённый, обросший бородой и с нечёсаными волосами?’’»

До Иркутска она доехала за 20 суток. Она расскажет и о своих мыслях в Казани, куда приехала в канун Нового года: «Какая разница! здесь собираются танцевать и веселиться, а я еду в пропасть: для меня все кончено, нет больше ни песен, ни танцев» (хотя и назовёт их «ребячеством»), и о приключении в пути («лошади меня понесли с самой высокой горы Алтая: я выпрыгнула в снег, не сделав себе ни малейшего вреда»), и о встрече с обозом из Нерчинска: «Я в восторге: получу известие о муже. Иду на почтовую станцию… Входит офицер… он не снимает фуражки и продолжает курить, выпуская клубы дыма от отвратительного табака; засаленный кисет с табаком висел у него на пуговице сюртука. Несмотря на его грубый вид, я у него спрашиваю, где находятся государственные преступники? Он взглянул на меня в упор и сказал, повернувшись спиной и уходя: ''Я их не знаю и знать не хочу''… Тогда один из его солдат, стыдясь за своего начальника, подходит ко мне и говорит вполголоса: ''Я их видел, они здоровы, они в Нерчинском округе, в Благодатском руднике''. Этот добряк показал себя более человечным и вежливым, чем его начальник».

В Иркутске, благодаря стойкости уехавшей прямо перед ней Трубецкой, её продержали только восемь дней. Наконец все бумаги получены, и – «По возвращении домой я нашла у себя Александру Муравьеву; она только что приехала… Мы напились чаю, то смеясь, то плача; был повод к тому и другому: нас окружали те же вызывающие смех чиновники, вернувшиеся для осмотра её вещей».

И наконец – встреча с мужем в Благодатском руднике. Её привыкли представлять - по изумительной сцене из фильма и по фрагменту из поэмы Н.А.Некрасова - произошедшей в шахте:

Сергей торопился, но тихо шагал.

Оковы уныло звучали.

Пред ним расступались, молчанье храня,

Рабочие люди и стража...

И вот он увидел, увидел меня!

И руки простер ко мне: «Маша!»

…Иду!.. Посылало мне ласку свою

Улыбкой лицо испитое...

И я подбежала... И душу мою

Наполнило чувство святое.

… Невольно пред ним я склонила

Колени — и, прежде чем мужа обнять,

Оковы к губам приложила!..

Кадры из фильма "Звезда пленительного счастья"
Кадры из фильма "Звезда пленительного счастья"

На самом деле, встреча была в тюрьме. «В первую минуту я ничего не разглядела, так как там было темно; открыли маленькую дверь налево, и я поднялась в отделение мужа. Сергей бросился ко мне; бряцание его цепей поразило меня: я не знала, что он был в кандалах. Суровость этого заточения дала мне понятие о степени его страдания. Вид его кандалов так воспламенил и растрогал меня, что я бросилась перед ним на колени, поцеловала его кандалы, а потом – его самого. Бурнашёв, стоявший на пороге, не имея возможности войти по недостатку места, был поражен изъявлением моего уважения и восторга к мужу, которому он говорил «ты» и с которым обходился, как с каторжником».

Многие критикуют экзальтированность Марии, но вспомним строки из мемуаров П.Анненковой, всегда твёрдо стоявшей на ногах, о встрече с любимым: «Я бросилась на колени и целовала его оковы»…

А «сошествие в ад» было назавтра, когда Волконская, спустившись под землю, смогла «повидать товарищей моего мужа, сообщить им известия из России и передать привезённые мною письма».

Вход в штольню Благодатского рудника, Действительно - "каторжные норы"
Вход в штольню Благодатского рудника, Действительно - "каторжные норы"

По рассказам близких, перед смертью генерал Раевский, глядя на портрет дочери, сказал: «Voilа́ la plus admirable femme que j’aie connue». Эти слова передают и как «Это самая удивительная женщина, которую я знал», и как «самая замечательная». Прилагательное admirable имеет много значений: «чудесный, чудный, дивный, замечательный, восхитительный, удивительный, великолепный, прекрасный, изумительный, поразительный». И мне кажется, что к ней в равной степени подходят все эти определения.

Продолжение – в следующей статье. Голосуйте и подписывайтесь на мой канал!

Начало - 1, 2, 3

Карту всех публикаций о декабристах смотрите здесь

Здесь карта всего цикла о Каменке

Навигатор по всему каналу здесь