Найти в Дзене

Парадокс Норвежского леса: и отвратительно, и изумительно

Наверняка вы множество раз, когда задавались вопросом «что почитать» слышали неплохую рецензию на книгу Харуки Мураками «Норвежский лес». Сегодня мне хотелось бы разложить по полочкам плюсы и минусы данного произведения, так как считаю его наиболее противоречивым в творчестве господина Мураками. Начнем, пожалуй, с того, что любое произведение можно считать произведением исключительно в контексте ряда произведений, к которому оно присвоено. Мы не можем считать «Сикстинскую мадонну» Рафаэля шедевром, если не видим остальных работ Рафаэля, мы не можем назвать «Приведение» Джерри Цукера шедевром, не рассматривая этот фильм в рамках своего времени. Точно такая же ситуация возникает с произведением «Норвежский лес».

Цугухару Фудзита «Самурай с Монпарнаса»
Цугухару Фудзита «Самурай с Монпарнаса»

Важно отметить, что Харуки Мураками, будучи исключительно японским писателем, а это, поверьте, очень важный аспект, пишет собственные работы через призму глубокого синтоистского миропонимания. В его рассказах символизм японских городских легенд настолько превосходит массовость и невесомость современной культуры, что порой невероятно сложно в принципе понять, о чем он пишет. Особенно человеку неподготовленному. Так, скажем, его рассказы «Послемрак» или роман «Страна чудес без тормозов» для европейского читателя выглядят наиболее странными и любопытными, в то время как для самих японцев достаточно невзрачны в силу уникального сложенного национального миропонимания. Но стоит видеть и другую сторону Мураками — невероятная тяга к человеческой сущности без разделения на японское и неяпонское. «Джазовые очерки», «Хороший день для Кенгуру», «Охота на Овец» — все это хорошее размышление о человеческом, свойственное не единице Японских островов, а единице человеческого рода, что делает эти работы для массового читателя максимально невзрачными.

Что касается «Норвежского леса» — это сложный гибрид. Гибрид личного, национального и человеческого. Но главный конфликт Мураками в этой книге состоит в том, что его «личное» вышло настолько явным, что перекрывает остальные аспекты романа.

Цугухару Фудзита «Натюрморт с мертвыми птицами»
Цугухару Фудзита «Натюрморт с мертвыми птицами»

Что хорошего мне удалось найти в романе, исключая выводы личного характера: объемный груз знаний Мураками открывает новые границы для читателя в виде интересных невзрачных советов на музыку, которую он любит и мечтает поделиться. На протяжении страниц вы отметите множество диалогов и советов персонажей, рассуждающих на тему известных и не очень песен. Не стоит забывать, что сам роман назван в честь одноименной композиции группы The Beatles. Харуки Мураками — заядлый меломан с хорошим музыкальным вкусом. Страницы «Норвежского леса» сопровождают произведения британских джазовых коллективов и выдержанные авторские песни Spinning Wheel, Cream и Blood, Sweat&Tears.

Метод колоризации персонажей последовательным детализированием невзрачных черт. Когда вы читаете какую-либо авторскую работу из сферы «фантастика» или «детектив» вы видите описание из разряда: «У господина Н глаза были такого-то цвета, волосы такие-то, да и в целом он представлял из себя приятного человека». Мураками, как истинный японский философ, выворачивает метод описания наизнанку таким образом, что вы запоминаете персонажа, не зная его внешних данных, но при этом идеально представляя себе его внешность. Харуки описывает своих персонажей через их уникальные привычки, причем эти самые привычки настолько нестандартны, что их суммирование дает неповторимый образ персонажа. Вы будете знать, чем занимается человек по утрам, как чистит зубы и что висит над его кроватью. Будете знать его кличку. Этот метод особенно хорош, ведь позволяет запоминать всех, даже фоновых персонажей.

О слоге, пожалуй, даже не стоит заикаться. Мураками — профессионал своего дела, и в этом не стоит сомневаться. Правда, стоит быть готовым к «затянутому» описанию. На самом деле это не описание собора «Нотр Дам» в 90 страницах, как у Виктора Гюго, это нечто иное. Порой описания Мураками кажутся настолько «не в тему», что вы просто отвлекаетесь на какое-то другое занятие, ведь просто напросто теряете суть повествования. Это — типичная черта работ Мураками, от этого никуда не деться, но, поверьте, со временем привыкаете и находите в этом свой неповторимый шарм.

Цугухару Фудзита «День Рождения»
Цугухару Фудзита «День Рождения»

Что мне не понравилось в «Норвежском лесу»: со последовательным прочтением книги вы понимаете, что господин Мураками слишком много вложил себя в данное произведение. Возможно, вы посчитаете, что это хорошо, но принцип японского психологизма сильно отличается от принципов, заложенных в данное произведение. «Пересолил» — верное слово для данного романа. Возможная самоассоциация с главным персонажем перевела «Норвежский лес» Мураками в относительно сырой роман для подростков. Правда, за этим сырым романом для подростков скрывается настоящий «Норвежский лес». Никто не знает, почему рвение Мураками покрыть «Норвежский лес» культурной пошлостью все же позволило этому роману стать одним из самых популярных романов в мире.

Фетишизм Мураками сложно воспринимать для глубоко морального зрителя, учитывая интересный факт, что в более-менее сильных работах Харуки скрывает в себе побуждение «отвратить зрителя». И если тема здравого эротизма — основа японского миропонимая, то любовь к насильственному лесбийству — личное побуждение автора. «Норвежский лес» — сплошной эротизм. Но эротизм «по-японски». Не стоит воспринимать данный роман как мемуары или рассуждение, это, скорее, обличение личных жизненных итогов на тот момент времени.

Правда, «Норвежский лес» — та самая недостающая деталь, без которой книжный контекст Мураками был бы неполным. Лично мне, человеку с довольно консервативным взглядом на мир, данный роман показался сыроватым в силу своей раскрепощенности, но при чтении я испытала невероятное удовольствие. «Норвежский лес» он как карусель. Невозможно остановиться, но уже после непосредственного действа приходится размышлять над собственными впечатлениями. Причем размышлять во время чтения намного продуктивнее, чем после. В этом и состоит сложный парадокс «Норвежского леса».