Наш удивительный русский язык полон загадок, и вот одна из них: что имеют в виду окружающие, когда говорят "заумный", "заумь"? Возможно, вы даже не подозреваете значение этого слова!
1. Значение слова.
Многие могли подумать, что заумная речь - это чересчур умная речь, но это не совсем так. Да, в простой речи под заумью понимают излишне сложную, мудрёную информацию, но в литературе заумь и заумный язык — это литературный приём, характеризующийся экспериментами над словом и формой.
Итак, можно сказать, что заумь - это литературное творчество, несущее дополнительный смысл за счёт звукоподражания, графической формы и словотворчества.
2. Кто изобрёл заумь?
Словотворчество и литературные эксперименты - явление древнее, и сейчас доподлинно неизвестно, кто именно первым открыл заумь.
Но заумь известна большинству из нас с детства, хоть мы и не подозреваем об этом: я думаю, почти каждый знаком с этим четверостишием Льюиса Кэролла:
Варкалось. Хливкие шорьки
Пырялись по наве,
И хрюкотали зелюки,
Как мюмзики в мове.
Всё же в общем понятно, верно? Это и есть один из самых знаменитых примеров зауми, а написано было это четверостишие в девятнадцатом веке.
Так что дата открытия зауми никому не известна, но популярные примеры знакомы человечеству около двухсот лет.
3. Другие примеры из заумного языка
Подобными практиками занимались и соотечественники. Литературному течению футуризму было свойственно словотворчество (наверное, некоторые из вас вспомнили сейчас Маяковского с его "молоткастым, серпастым советским паспортом"), и вы окажетесь совершенно правы!
Но заумь - это не просто словотворчество, это нечто более сложное и непонятное. И тут самым ярким и талантливым примером будет поэт-футурист Велимир Хлебников:
Велимир Хлебников
«Сияющая вольза...»
Сияющая вольза
Желаемых ресниц
И ласковая дольза
Ласкающих десниц.
Чезори голубые
И нрови своенравия.
О, мраво! Моя моролева,
На озере синем — мороль.
Ничтрусы — туда!
Где плачет зороль.
1917
Сайт Арзамас пишет:
Хлебников объяснял: «Есть красивое слово «огниво». Огниво взял в руки и назвал: вселенниво». Если огниво — то, чем высекают огонь, то вселенниво — то, что порождает Вселенную, а, например, «зливо — то, чѣмъ рождаютъ (высѣкаютъ) злобу». Если язык сам не создал какого-то слова, его создавал Хлебников, часто пользуясь теми же словообразовательными рычагами. В одних случаях они были присущи русскому языку, как здесь: суффикс -ив- со значением «орудия действия» использован для называния новых инструментов. В других случаях поэт применял собственную суффиксацию (квазификсы), переразлагая слова и выделяя в них иные, чем принято в языке, приставки, корни, суффиксы и окончания. Так произошло в нашем стихотворении со словами вольза и дольза. Соединив их в одном тексте, да еще и рифмой, поэт сам, как выразился Роман Якобсон, «облегчил» нам «усвоение»: они ассоциируются со словом «польза», в котором, надо думать, Хлебников выделял квазификс -з-(а) и комбинировал его с корнями «вол-я» и «дол-я». В результате «слово получает как бы новую звуковую характеристику, значение зыблется, слово воспринимается как знакомец с внезапно незнакомым лицом или как незнакомец, в котором угадывается что-то знакомое»
(Р. Якобсон).
Соотнося вользу и дользу, с одной стороны, с пользой как с моделью, а с другой — с волей и долей (= судьбой), Рональд Вроон так трактовал первые четыре строки:
«Воля и доля сообщают пользу соблазнительнице с ее желаемыми ресницами и ласкающими руками» (перевод Бориса Успенского). Эта интерпретация оставалась, по существу, единственной вплоть до недавнего времени, когда Успенский предложил соотносить вользу не с волей, а с волглый, влажный, а дользу — не с долей, а с долгий. Выходило, что в стихотворении речь идет о влажных ресницах и долгих ласкающих прикосновениях рук [Р. Вроон еще удивлялся, почему обе руки правые, десницы (церк.-слав. — «правая рука»). Успенский же возражал, что десницы здесь значат просто «руки». Может быть, это и справедливо; заметим, что и две правые руки — не проблема, когда речь идет о двух персонажах].
Что ещё говорит сайт Арзамас: "Так же, путем замены начальных букв и выявлением нового корня, образованы слова нрови, мороль, моролева и зороль. Нрови — это брови, в которых проявляется некий норов, нрав, характер, а именно: своенравие, как мотивирует сам поэт."
Мраво — не совсем понятно, чтó это, существительное (как любево или дружево), наречие (как красиво, тоскливо), краткое прилагательное (как кроваво) или междометие (как право, браво) — приходит вслед за нрови своенравия, поэтому и соотносится прежде всего с несуществующим в литературном языке, но имеющимся в языке Хлебникова словом нраво, существительным от нравиться. Тогда мраво, возможно, значит «то, что нравится мне».
Это только часть разбора этого стихотворения.
У Хлебникова одно слово создается, другое разрушается, и мы никогда не можем быть уверены в своей интерпретации. По-видимому, иногда Хлебников и сам хотел добиться такого эффекта: «Слова особенно сильны, — говорил он в 1913 году, — когда они имеют два смысла, когда они живые глаза для тайны и через слюду обыденного смысла просвечивает второй смысл...»