В конце июня 1941 года советское правительство приняло решение эвакуировать часть жителей Ленинграда. Первая волна ленинградцев потекла из города на Неве 29 июня 1941 года в Демянский, Молвотицкий, Валдайский и Лычковский районы тогдашней Ленинградской области… навстречу надвигающимся гитлеровским ордам. Почему?
Просчитались
После 25 июня, когда «сталинские соколы» беспричинно и немотивированно обрушили тонны смертоносного груза на мирную столицу нейтральной Финляндии Хельсинки, а названная Великой и Отечественной войной советского народа велась против гитлеровской Германии, руководители Советского государства посчитали, что главная опасность Ленинграду угрожает со стороны побеждённой годом ранее Финляндии. Но финны бомбить «колыбель революции» не собирались, хотя и объявили, что после такого варварства находятся в состоянии войны с СССР. По недомыслию или злому умыслу партийно-хозяйственного руководства города, людей, в первую очередь детей, начали активно эвакуировать из города прямо к линии фронта навстречу наступающим немцам.
Один из первых эшелонов с детьми в сопровождении учителей, воспитателей и медицинских работников отошёл от платформы Варшавского вокзала в сторону Старой Руссы. В нём вывозили учеников из трёх ленинградских школ и нескольких детсадов и ясель Дзержинского и Смольнинского районов. Во время пути состав пополнялся другими детьми из расположенных вдоль железной дороги населённых пунктов.
К моменту прибытия на станцию Старая Русса в 12 вагонах-теплушках находилось около 2000 детей и сопровождающих.
Два налёта ценою более сорока жизней
Вечером 17 июля состав прибыл на первый путь станции Лычково.
После организованной разгрузки, какая только была возможна с детьми дошкольного и младшего школьного возраста, их повели в посёлок и разместили по домам. Свободных мест не было. Спать укладывали прямо на полу на подстилки и коврики. Ночь прошла спокойно, а утром со станции раздались протяжные и прерывистые паровозные гудки. Машинист извещал о воздушной тревоге. На счастье, к станции летел лишь один самолёт. Ввиду отсутствия орудий, по нему открыли огонь из винтовок. Одна пуля достигла цели. И опасность миновала. Руководители эвакопоезда ожидали на станции очередную группу детей, которая добралась лишь после полудня. Когда поезд из Демянска с ещё одной группой детей прибыл на станцию Лычково, началась погрузка в эшелон ранее прибывших. Детей подсаживали в вагоны, пересчитывая по нескольку раз. Всего на станции, с учётом ранее прибывших, находилось более 4000 детей.
Примерно в это же время на второй путь в противоположном направлении с передовой прибыл санитарный поезд с ранеными, из которого повыпрыгивали легкораненые, способные передвигаться. Красноармейцы и санитарки направились на привокзальный рынок,
чтобы прикупить что-либо из продуктов.
Как только детей разместили по вагонам, посёлок и эшелон неожиданно атаковал немецкий бомбардировщик. На железнодорожное полотно и близстоящие постройки упали 25 авиабомб. Затем с самолёта начали расстреливать из пулемёта разбегающихся в разные стороны людей. Немецкий лётчик вёл прицельный огонь не только по красноармейцам,
но и по медицинским работникам в белых халатах, и даже по детям.
Справка об эвакуации ленинградских детей из юго-восточных районов области от 29.07.1941 г.
На ст. Лычково в момент подготовки и посадки детей в эшелон был произведён внезапный налёт (без объявления воздушной тревоги). Одиночный немецкий бомбардировщик сбросил до 25 бомб, в результате чего разбито 2 вагона и паровоз из детского эшелона, порвана связь, разрушены пути, убит 41 чел., в том числе 28 ленинградских детей, и ранено 29 чел., в том числе 18 детей. Список пострадавших прилагаю. После налёта сразу же были приняты меры, и находившиеся в посёлке дети, свыше 4000 чел., были рассредоточены по лесу и кустарникам. Через 1 час после первой бомбёжки была объявлена воздушная тревога,
и появившиеся 4 немецких бомбардировщика подвергли вторично бомбёжке и пулемётному обстрелу Лычково. Благодаря принятым мерам никто из детей во время второй бомбёжки не пострадал…
Поскольку продвижение дальше стало невозможным, а обратного пути не было, уцелевшим руководством «детского поезда» было принято решение всех детей вывести из посёлка и укрыть в ближайшем лесу.
Устами ученицы
Ленинградская школьница Евгения Фролова, оказавшаяся в этом поезде вместе с подругами, спустя 66 лет вспоминала: «Мальчишки угомонились, только заняв места за столами. А мы отправились к своему вагону. Одни залезли на нары отдыхать, другие рылись в своих вещах. Мы, восемь девочек, стояли в дверях.
— Самолёт летит, — сказала Аня, — наш или немецкий?
— Скажешь тоже — «немецкий», его утром сбили.
— Наверное, наш, — добавила Аня и вдруг закричала: — Ой, смотрите, из него что-то сыплется…
От самолёта отделяются и косой цепочкой скользят вниз небольшие чёрные зерна. А дальше — всё тонет в шипении, и грохоте, и дыме. Нас отшвыривает от дверей на тюки к задней стенке вагона. Сам вагон трясётся и качается. С нар валятся одежда, одеяла, сумки… тела, и со всех сторон со свистом что-то летит через головы и вонзается в стены и в пол. Пахнет палёным, как от пригоревшего на плите молока.
Уши словно ватой заложены. Мы не сразу соображаем, что наступила тишина. Выскакиваем из вагона и не можем понять, где мы. Все кругом засыпано толстым слоем густого серого и черного пепла. По пеплу почему-то течет вода. Я спотыкаюсь о лежащее у самых колес — большое, мягкое и ярко-пестрое. Тюк? или что? — не успеваю понять и бегу за всеми к серой будке-сторожке.
Самолет кружится над головами и медленно снижается, а мимо нас бежит окруженная малышами детсадовская нянечка из соседнего вагона. И с хриплым шепотом: «Скорей, скорей, туда, в огород», — запихивает детишек между капустными грядками. Последнее, что мы видим перед тем, как заскочить в сторожку, — самолёт, который, снизившись почти до самой земли, строчит и строчит из пулемёта по этим грядкам, по малышам…
Будка-сторожка пуста. Только на всклокоченной кровати заходится в реве грудной ребёнок. Истерически орёт толстая Идка. Чего орёт? Никто из нас не орёт. Мы, наконец, смотрим друг на друга. Нас человек десять, может, больше, может, меньше.
— Девочки, у меня рана на животе, — удивлённо говорит Ира Мельникова и медленно оседает на пол.
Лида ставит на стул ногу с двумя сквозными дырками в голени. Яна зажимает рукой окровавленный бок, и лицо у неё совершенное белое.
— Женька, у тебя кровь на лице, — говорит Лиля.
Я провожу ладонью по лицу и натыкаюсь пальцами на острый кусочек металла, вытаскиваю его из подбородка и тупо смотрю, как кровь капает на блузку. Второй осколок вытягиваю из ноги под коленкой. Почему-то не больно, горячо только.
— Рвите простыни! — это кричит Любка и вышвыривает из шкафа бельё и полотенца, срывает с окна занавески.
Ребёнок на кровати сипит и трясётся, открыв посинелый рот. Лилька хватает его и крепко прижимает к себе.
— Это у него родимчик от страха.
Кое-как мы вытираем кровь и перевязываем друг друга. Чему-то же нас учили в школе — будущих санитарок, на случай, если грянет война… А Идка всё продолжает истошно вопить. Любка хлещет её по щекам и решительно выталкивает на крыльцо: «Не создавай панику!»
Мы покидаем сторожку. Почти бегом ведём наших раненых — по пеплу, по лужам, мимо взорванной водокачки, мимо лежащих в пепле убитых.
— Николаевых мама, — тихо говорит Люба, и мы на секунду застываем возле тела черноволосой молодой женщины.
Вокзал горит с одного края — его тушат ведрами воды. Самолёта уже не видно, но и тишины как не бывало: кругом треск, скрежет, крики.
— Не ходите на станцию, в город, в город идите…Там все ваши, — останавливает нас высокая женщина в железнодорожной форме.
Лиля отдаёт ей ребёнка и вместе с другими бежит прочь. А я с Любой наоборот — на станцию…»
Боль
Красноармейцы собрали изуродованные тела, которые на жаре начали разлагаться. Погибших в результате авианалёта детей похоронили в братской могиле в селе Лычково. Вместе с ними в одной могиле были похоронены сопровождавшие, погибшие под бомбёжкой педагоги, воспитатели, нянечки и медсёстры.
Через пару дней до Лычково, узнав о трагедии, добрались матери отправленных детей. Они метались по искорёженным взрывами путям, искали своих чад в лесу, кричали, плакали. Неудивительно, что у некоторых помутился рассудок. Нет ничего страшнее, чем терять своих детей.
***
Трагедия на станции Лычково всё послевоенное время в СССР оставалась не афишируемой. Лишь 9 мая 2002 года по ТВ прошёл сюжет о детской братской могиле. Спустя год возле неё был установлен памятник московского скульптора А.Н. Бурганова. В канун 60-летия Великой Победы в Лычково открыли мемориал «Дети войны». 4 мая 2009 года на детской братской могиле установили плиту-памятник «Скорбящая ленинградская мать», а на железнодорожном вокзале станции Лычково Октябрьской железной дороги открыли мемориальную доску.
Уважаемые читатели! Благодарю вас за проявленный интерес.
Стараюсь откликаться на конструктивную критику. По условиям публикаций на Дзене, особо острые статьи и главы моей книги «Исправленному верить» доступны только подписчикам.
Дочитывайте, подписывайтесь, ссылайтесь и делитесь с друзьями. Ждите новые публикации о малоизвестных фактах нашей Истории!
