Мария Дегтерева о новом романе Анны Козловой.
Здесь лапы у елей дрожат на весу,
Здесь птицы щебечут тревожно —
Живешь в заколдованном диком лесу,
Откуда уйти невозможно.
Владимир Высоцкий
Пока все обсуждают горячие новости, малозамеченным осталось большое литературное событие — вышел новый роман Анны Козловой «Рюрик».
В первую очередь хочется сказать про стиль. Я прочла несколько рецензий и заметила, что нежные критики обвиняют автора в цинизме и пренебрежении к читателю. Если это и так — то я, вероятно, не совсем обычный читатель. Все, что я увидела — беспощадная чеховская анатомическая точность, автор смотрит на героев, как смотрел бы на них патологоанатом в прозекторской. От этого описания глупых, не поддающихся логике, поступков выглядят гомерически смешными. Конечно, “Рюрик” стилем повествования — сатира, и сатира не привычная нам полусоветская, а скорее вольтеровская. Не раз и не два за всю книжку вспомнился мне «Кандид». С единственной поправкой — сатира в романе Козловой имеет не социальную природу, а скорее экзистенциальную. Это смех сквозь слезы не над внешним, а над внутренним.
В романе много физиологии, но это не эпатаж, не попытка автора привлечь читательское внимание — это абсолютно сорокинская манера строить метафору. Роман вообще, конечно, глубоко метафоричен, и несмотря на динамичный сюжет, на сменяющие друг друга, как в калейдоскопе, картинки сам к концу повествования превращается в символ, в метафору. Мне трудно определить жанр, в котором написан “Рюрик”. Я бы сказала, что это смесь русского Маркеса с русским Кингом.
В центре повествования — 17-летняя Марта, сбежавшая из интерната в поисках матери. Пережив череду приключений, периодами пугающих, периодами смешных, героиня оказывается в лесу, где и происходит основное действие романа. Лес в романе Козловой — полноправный герой, действующий персонаж. Он одновременно живой и неживой, зверь и человек, и что-то большее.
В мировой мифологии и литературе лес — пограничная зона между миром мертвых и миром живых. Глобальное противопоставление обыденности и всей человеческой цивилизации. В романе Козловой переплелись волшебный лес русских сказок, гоголевское “Заколдованное место” и мир, больше всего напоминающий лес Стругацких из “Улитки на склоне”.
Героиня попадает в лес, на границу между мирами, неслучайно. Она шла, шла и пришла в ту точку, где происходит глобальная перезагрузка, где вскрывается всё — внутренние мотивы, внутренние пороки, внутренние порывы. Больше того, если вглядеться — туда пришли все герои книги, и встретились в этой самой точке.
“Спасение — это темная кладовка в конце коридоров памяти, до нее сложно добраться, а еще сложнее войти, но когда войдешь, не факт, что получится отыскать именно то, что нужно”
Любимый прием Анны Козловой — поэтапное, неочевидное, но всегда неожиданное раскрытие героев, если так можно выразиться — оголение душ. Родом оно, конечно, из классической русской литературы 19 века.
“Никто ведь доподлинно не знает, что вам нужно, когда вы в лесу без еды, воды и теплой одежды. Так засуньте же свое раздражение подальше и следуйте за мной по коридору памяти Марты, тем более что сейчас на ее пути стоит пустая клетка, два на полтора метра. В ней обгрызенные палки, скорлупки от арахиса, пыльное круглое зеркальце и темно-синий поильник — все эти предметы указывают, что в клетке кто-то жил, кто-то кого Марта любила, но почему-то захотела забыть”
Блуждая по лесным тропинкам, героиня оказывается в самом страшном, страшнее чем лес, месте — в мире собственных воспоминаний. В какой-то момент граница между реальным и нереальным в романе размывается в лучших традициях литературы магического реализма, и мы уже не понимаем, что перед нами — действительность или вымысел.
Но главного эффекта автор достигает — по мере чтения романа становится совершенно очевидно, что все герои книги так или иначе живут в заколдованном диком лесу, каждый — в своем собственном. В каждой голове шумит этот лес.
Не буду раскрывать деталей сюжета, скажу только, что что в книге, помимо всего прочего, огромное количество внутренних рифм. Поступки одного героя раскрываются через события, связанные с другими. Сюжет закольцован.
Так уж вышло, что я взяла в руки роман ровно в тот момент, когда сама оказалась немножечко в лесу, в период глобальной и пугающей перезагрузки. Возможно, поэтому каждая буква в нем, каждый сюжетный поворот были мне понятны и оказали глубоко терапевтическое действие. Пробираясь вместе с Мартой через овраги и болота, набивая шишки и ссадины, вспоминая все, что происходило — я пришла к той же реке, к тому же кругу из камней, к тому же не то зверю, не то человеку, не то — чему-то большему. И вместе с героиней вышла из леса.
