Слова и многоточия
Александр СЕДОВ (с) заметка
Писатель Эдуард Успенский как-то признался, что если бы общественные перемены в стране начались гораздо раньше, скажем, когда ему было лет тридцать, он стал бы нашим Уолтом Диснеем (или кем-то в этом роде), основал бы собственную киностудию и фабрику игрушек, и в итоге превратился в миллиардера. Сказано это было с присущей автору эмоциональностью, в которой читалось одновременно и бравада и досада. Кажется, что в своё заявление он вложил чуточку больше личного отношения, чем обычно. Но не будем спешить с вердиктом. Случай Успенского совсем не прямолинеен, как может показаться на первый взгляд, и много говорит о нашем обществе и об упущенных шансах.
С тех пор, как наше общество перешагнуло из социализма в капитализм, мы регулярно читали о скандалах, которые затевал популярный детский писатель. Он судился с кондитерскими фабриками, которые без его спросу выпускали конфеты «Чебурашка», ходил в штыковые атаки на коммерсантов и продюсеров, отвоёвывая у них авторские права. Порой выходило так, что своими победами он перекрывал достижения своих знаменитых соавторов – режиссёров и художников «Союзмультфильма». Вот и последний год жизни Эдуарада Успенского запомнился публике не только известием о смертельном диагнозе, но и очередной тяжбой со студией. Новый сериал о Простоквашино автор долго отказывался принимать, настаивая на своём участии в проекте.
Оставим в стороне юридические тонкости, которых мы всё равно в доскональности не знаем, и попробуем взглянуть на ситуацию шире.
Думаю, никто не станет отрицать за Эдуардом Успенским большой талант. Свою предприимчивость он доказал на деле, став отцом-основателем нескольких популярных телевизионным передач (не говоря уже о сочиненных им книгах и литературных героях, прославивших его имя). В известном смысле, его вполне можно назвать предпринимателем. По-человечески понятна его обида на советских чиновников, которые не давали развернуться ему во всю мощь. Но если мы окинем взором период после Перестройки, когда прежние идеологические ограничения исчезли, то не сможем найти у Успенского новых литературных достижений, хоть сколько-нибудь сопоставимых с Чебурашкой и Дядей Фёдором.
Легче всего заявить, будто причина в том, что автор постарел и исписался. Но это будет упрощение и очень сильное. Едва мы приподнимемся над случаем одного Успенского и осмотримся вокруг, то увидим аналогичные случаи, которые выстраиваются в синонимичный ряд.
Эдуард Успенский как звезда родился внутри советской киноиндустрии, в мультипликационном её разделе – вместе с Крокодилом Геной и Чебурашкой, в конце 1960-х годов. И последующие 70-80-е годы трудился внутри двух сообщающихся сосудов – детской литературы и мультипликации. Постсоветская свобода на Эдуарда Успенского свалилась вместе с обломками советской промышленности. Индустрия рассыпалась не только в части производства шагающих экскаваторов, но и в плане выпуска мультиков. Двадцать с лишним лет флагман по имени «Союзмультфильм» тихо угасал, с редкими всполохами борьбы за выживание, в 90-е годы в стране был похоронен разветвлённый кинопрокат, а вместе с этим и хорошо отлаженная система, отбиравшая через институт редакторства идеи и таланты. Перестали создаваться популярные образы, адресованные широкому зрителю. В рамках фестивальной анимации, ориентированной на узкую тусовку, талант сценариста Успенского развиваться не мог. Натура у него была широкая и аудитория ему требовалась народная. Не говоря уже о гонораре.
На литературном поприще в постсоветские годы Эдуард Успенский повторил многие странные зигзаги общественного сознания: осовременил старых своих героев и воспользовался чужими. Из-под его пера вышла книга о том, как добродушный Крокодил Гена занялся бизнесом. Другой сенсацией стал переводческий опыт Эдуарда Успенского – он заново пересказал злоключения Карлсона, героя сказок шведской писательницы Астрид Линдгрен. Книгу про «крышное приведение» заметили все и нещадно раскритиковали за снижение уровня литературного языка: Успенский заигрывал с массовым вкусом.
История постоянно ставит на людях опыты, но эти эксперименты нельзя признать чистыми ввиду привнесённых обстоятельств (в отличие от физики). Они, обстоятельства, всё и осложняют. Эдуард Успенский не стал нашим Уолтом Диснеем, промышленником от искусства, хотя теоретически мог. Транзит общества из одного социального строя в другой, мягко говоря, не был усыпан розами, и совершался на не очень выгодных условиях.
Однако и в проигравшие Успенского вроде не записать. Вот смотрю по «Культуре» передачу с ним, записанную в 2004 году: остроумен, полон энергии, заряжает оптимизмом, потрясая ещё не седыми кудрями. На правах мэтра продвигает молодые таланты. Кажется, вот-вот ухватит в воздухе свежую идею, возьмётся за новый проект – ещё в силе, мужской и творческой. Но в тот же вечер переключаю на НТВ и вижу последнее с ним интервью: смертельно больной старик, превозмогая боль, рассказывает в подробностях о том, как его обманула молодая жена, запутав в финансовых махинациях и убежав к любовнику. Прощальное слово мастера?
Охотно верю, что при своих способностях Эдуард Успенский мог потянуть не один грандиозный проект ещё при советской власти. Но смог бы он стать основателем целой индустрии в мире свободного капитала? На это у меня ответа нет. Зато очевиден неоспоримый факт: напоследок Успенский угодил в тенета жёлтой прессы - всесильной ныне индустрии.
--------------------------------
Также читайте хороший текст Михаила Бударагина, подводящий итог творческому пути Эдуарда Успенского
Сам себе писатель. Свой собственный
