О том, как были найдены произведения Ефима Честнякова, крестьянского сына, философа и художника, сложены легенды. Будто бы один колхозник сам обратился к сотрудникам музея и предложил посмотреть картины односельчанина, который «у какого-то Репкина учился».
Текст: Зинаида Курбатова, фото предоставлено музеем
На самом деле история и правда чудесная. Летом 1968 года сотрудники Костромского художественного музея отправились в экспедицию. Ничего интересного в тот раз они не нашли, расстроенные и уставшие, возвращались домой. В Кологривском районе остановились у одной избы, главный хранитель музея Владимир Макаров попросил у хозяйки воды. Та пригласила войти в дом, сняла с бочки какую-то картонку, налила в кружку воды. Макаров обратил внимание на картонку – это была потрясающая живопись, написанная не дилетантом, а профессионалом. Макаров сразу отметил особый стиль мастера.
ШАБЛОВСКОЕ ЧУДО
Это была живопись Ефима Васильевича Честнякова, уроженца деревни Шаблово Кологривского района, умершего за семь лет до того, как члены экспедиции случайно наткнулись на его работу. Крестьянский художник, который рисовал односельчан и писал огромные композиции на сказочные темы, был неизвестен музейщикам.
Ту работу Честнякова доставили на музейном автобусе в Кострому. Легендарный директор музея Виктор Игнатьев сразу же понял значимость открытия. Он незамедлительно выехал в Кологривский район сам, чтобы найти другие шедевры, разузнать больше об их авторе.
В результате в Кострому привезли два десятка работ. Все они были в неудовлетворительном состоянии, загрязненные, местами порванные. Картины разложили в музее на полу, чтобы решить, как их привести в порядок. Так их увидел реставратор и искусствовед Савва Ямщиков. Считается, что именно Ямщиков открыл Честнякова.
Оказалось, что мастер оставил большое наследие: делал скульптуры и маски из глины, писал акварельные портреты, сочинял сказки и стихи, создал театр для детей! Ямщиков не зря назвал Честнякова «человеком Возрождения». В 1970–1980-х годах прошли триумфальные выставки художника в Москве, Петербурге, Вологде, Париже, Турине, Флоренции. Был издан альбом, написаны научные статьи. Честнякова справедливо назвали национальным достоянием. Савва Ямщиков вспоминал: «Не раз приходилось наблюдать на выставках Е.В. Честнякова, как люди, незнакомые до того с картинами мастера, сразу становятся единомышленниками художника и почитателями его таланта. Вспышки озарения, пронизывающие холсты шабловского живописца, невольно передаются зрителю, увлекают своей душевной мощью, незамутненностью разума и кристальной чистотой мысли».
ГОРОДОК КОЛОГРИВ
На гербе старинного городка Кологрива изображена голова коня, но название города не связано с гривой лошади. Местные называют гривами горки и возвышенности. Добраться сюда не так просто. Нужно доехать до железнодорожной станции Мантурово, а там брать такси. Есть тут и общественный транспорт, но автобус ходит из Мантурова в Кологрив два раза в неделю. Большая часть приезжих здесь – это охотники, их время осень, когда они охотятся на уток и гусей. Кологрив называют ведь и гусиной столицей.
Туристов, которые интересуются культурой, здесь немного. Приезжают иногда художники – Кологрив очень красив, типичный небольшой провинциальный городок. Кажется, он так и выглядел сто лет назад. Высится на холме огромный стройный Успенский собор. От него спускаются улочки, домики здесь с узорчатыми наличниками, крашенные в красно-коричневый или голубой цвет. Встречаются и такие, где первый этаж каменный, второй – деревянный. Удивляет двухэтажное здание со странными, будто в восточном стиле, галереями вокруг второго этажа. Это дом некоего князя Абашидзе, но кто он такой – объяснить местные не могут.
Памятник Ленину стоит на месте снесенного Воскресенского храма, рядом – городская площадь. Многие здания здесь признаны региональными памятниками архитектуры, есть среди них и пустующие, погибающие. Никто не берет эти здания в аренду: перестраивать их нельзя по закону, а реставрировать – не по карману. На площади еще недавно были Соляные склады, они имели статус памятников истории и архитектуры, но это не спасло сооружения. Склады были свидетелями прежней жизни города, когда товары, в том числе соль, сплавляли по реке Унже, притоку Волги. Совсем недавно существовал и молевой, как тут говорят, сплав леса. Бревна сплавляли по Унже, они заполняли реку, по ним можно было переходить на другой берег. И сейчас единственный промысел в районе – лесозаготовки.
Кологривский район бедный, на 65 процентов дотационный, молодежь уезжает отсюда в поисках лучшей жизни. За последнее время здесь закрыли восемь сельских школ и несколько Домов культуры.
Туристы прежде всего заглянут в Кологривский краеведческий музей имени Г.А. Ладыженского. Это двухэтажное кирпичное здание стало музеем, когда уроженец Кологрива, академик живописи Ладыженский передал городу свою коллекцию. Он был типичным академическим живописцем, его крепкие пейзажи не лишены лиричности. Это творческое наследие будто оттеняет экспозицию на первом этаже здания, где показывают картины Честнякова. Есть тут графика, глиняные скульптурки и личные вещи художника. Один из экспонатов – исписанная школьная тетрадь. В ней интересные записи, сделанные в начале 2000-х годов.
Односельчане, кстати, собирают всем миром деньги на создание Дома-музея Честнякова в деревне Шаблово. Зоя Осипова аккуратно записывает каждую фамилию и каждый денежный взнос. Более 600 человек собирало средства на музей, который стал поистине народным. В 2004 году дом-музей построили, воссоздав ту самую избу, в которой жил художник. В 2008-м дом-музей в Шаблове, ко всеобщей радости, стал филиалом Костромского ГМЗ.
НАРОДНЫЙ МУЗЕЙ
Директор Дома-музея Честнякова в Шаблове Наталия Завьялова показывает нам «шалашку» – так художник называл свою мастерскую, укромное уютное место на втором этаже дома. Обстановка здесь воссоздана по воспоминаниям жителей Шаблова: скромность, граничащая с нищетой. Лавка без матраса, на которой художник спал, стол с его рукописями, дореволюционными изданиями его сказок – впрочем, при советской власти Честнякова уже не издавали. Полки с книгами – на страницах его пометки. На стенах – недавно обретенные картины.
Наталия Завьялова говорит, что еще во многих домах есть подлинники Честнякова, владельцы не спешат с ними расставаться. А недавно в музей попала рубаха художника. Многие жители считали Ефима Васильевича почти святым, провидцем, верили даже, что его вещи могут помочь вылечиться. Эту рубаху кто-то выпросил у Честнякова и закутывал в нее больную руку. Сохранились даже записи молитв, которые крестьяне слагали Ефиму.
Известно, что у Честнякова не было денег на художественные материалы. Ему помогал Корней Чуковский – регулярно присылал краски по почте. Вместо холстов мастер часто брал мешковину или картонки. На втором этаже избы есть копии картин, прибитых гвоздями к рейкам – именно так Честняков «экспонировал» свою живопись: денег на рамы у него не было.
На первом этаже домика у Честнякова был театр. Сюда он приглашал детей, занимался с ними. Ставил постановки, лепил из глины маски. Шил костюмы. Такие представления он называл «фестивалями».
Сейчас в Шаблове стараются продолжать эти традиции – проводят праздники для детей. Дом-музей должен остаться центром притяжения – об этом мечтал художник.
КРЕСТЬЯНСКИЙ СЫН ЕФИМ
Когда Ефима Честнякова «открыли», то стали искать документы, связанные с его жизнью. Основную часть бумаг предоставила его племянница Галина Смирнова.
Евфимий Васильевич Самойлов родился 19 декабря (по старому стилю) 1874 года в деревне Шаблово Илешевской волости Кологривского уезда Костромской губернии. Крестили его в храме Богоявления в селе Илешеве. Храм этот сохранился, правда, нуждается в реставрации, службы здесь не ведутся. Родственники Честнякова рассказывают, что будущий художник любил бывать в этой церкви, подолгу рассматривал фрески.
С детства он был не такой, как все, мечтательный, отрешенный. Ефим любил слушать сказки, которые рассказывала ему бабушка. Будучи единственным сыном, по крестьянской традиции он должен был стать опорой семьи, помогать родителям вести хозяйство. Таких сыновей называли «честняками» – отсюда и вторая фамилия, которую ему суждено было прославить. С детства он стремился рисовать, был способен к наукам. Родителям это не особенно нравилось – Ефим должен был не «бумагу переводить», а заниматься сельским трудом.
Из письма Ефима Честнякова Илье Репину от 18 декабря 1901 года: «Как мучился, исследовал, добивался… Впервые карандашный рисунок увидел в комнате учительницы – контур дерева, обыкновенная плохая копийка. Но я был в восторге. Отчего у меня так не выходит? Ломал голову, всматривался в деревья, хлестал ветвями и сучьями по снегу и смотрел на отпечаток – не увижу ли чего, что бы помогло разрешить загадку. Учительница не могла мне помочь: она совсем не рисовала, этот рисунок кто-то подарил ей».
В 1889 году Ефим успешно окончил уездное училище в Кологриве, где постигал азы рисования и черчения. Потом была учительская семинария в селе Новом. Он работает сельским учителем, много рисует и пишет. Неравнодушные местные интеллигенты отсылают его работы Репину, и, получив положительный отзыв, собирают деньги, чтобы отправить Ефима в Петербург. Конечно, подготовка Честнякова не была блестящей, и в Академию художеств он не попал. Однако Репин помог ему поступить в училище Тенишевой, а затем стать вольнослушателем в академии. Репин покровительствует молодому дарованию. Ефим бывает у него в усадьбе «Пенаты», где знакомится с Шаляпиным и Чуковским, читает свои сказки и стихи. Ефим научился прекрасно рисовать и писать, но академическая школа его не привлекала. Из письма Илье Репину: «…Не хочу я профанировать свою русскую душу, потому что не понимают, не уважают ее, и не хочу ее заменить скучной, корректной, лишенной жизни душой европейца – человека не артиста, полумашины».
В 1905-м Академию художеств на время закрыли, боялись, что студенты будут активно поддерживать революционные волнения. Ефим поехал в Шаблово. В 1913 году он снова было рванул в Петербург, но вернулся на родину – навсегда. Не принимала его душа столицу, где многие смотрели на него как на чудака. Ему не нравились произведения маститых художников, которые писали деревню вроде театральной постановки, где действующие лица переодеты в сарафаны и зипуны.
Ефим прекрасно умел реалистически рисовать и писать. Поэтому называть его наивным художником в корне неправильно. Наивный художник нигде не учился и хочет изобразить окружающий мир, чтобы было «похоже». Ефим выработал свою творческую манеру. Его живопись органически связана с народным искусством, и в то же время в ней есть тайна, мистика.
Ефим Васильевич был философом, он размышлял о судьбах человечества. Работы свои не подписывал: не известны ни названия их, ни годы создания. Одна из лучших его больших картин находится в Костроме, искусствоведы назвали ее «Город Всеобщего Благоденствия». Она поразительна. Слева изображены русские девушки за прялками – это Россия, а справа на холсте – здания явно западноевропейские и восточные. Это вселенная, которую сверху накрывает хрустальный купол, сквозь него проходят солнечные лучи.
Многие картины – иллюстрации к произведениям самого Ефима. В сказке-утопии «Шабловский тарантас» он рассказывает о том, как жители его родной деревни получают безбедную жизнь. Стремление к сытости – извечная крестьянская мечта. Или вот абсолютно загадочная сказка, где юноша попадает в тетеревиное царство и сам одевается птицей. На эту же тему картина, выставленная в центре экспозиции в костромском музее. Некоторые холсты изображают детей, которые стоят лицом к зрителю, будто позируют. На многих – карнавальные маски, иные держат в руках свистульки и дудочки.
Сохранились «глинянки», как называл их Ефим, а вот маски не дошли до нашего времени. Исследователь творчества Честнякова, заведующая художественным отделом Костромского ГМЗ Татьяна Сухарева, говорит: «Его произведения можно сравнить с энциклопедией народной жизни. Он впитал народную культуру, сумел выразить то, что было свойственно русской душе. Это был художник мирового уровня. К нам в музей приезжали специалисты по китайской культуре, они были в восторге от Честнякова, во Франции он произвел большое впечатление на зрителей».
ВМЕСТЕ С СЕЛЬЧАНАМИ
В 1920–1930-е годы Ефим Васильевич был свидетелем разорения русской деревни. Не обошло горе и его семью: в их крепкой избе устроили маслозавод. Одну сестру выслали в Казахстан, вторая умерла, а Ефим стал жить в ветхом овине. Художник считался неблагонадежным, за ним постоянно следили. К концу 1930-х Честняков перестал писать картины, сосредоточившись на литературной работе и занятиях с детьми. Возможно, чтобы спастись, он выбрал необычную форму общения. Разговаривал притчами. Денег он не зарабатывал, от голодной смерти его спасали односельчане. Они жалели Ефима, иногда отдавали последнее. Поскольку Честняков очень любил детей и много времени проводил с ними, его овин стал чем-то вроде детского сада. Уходя на работу, колхозники оставляли Ефиму детей.
Своей семьи Честняков не создал. Он был влюблен в девушку Машу Веселову, но она была из бедной семьи, и родители Ефима не дали разрешения на этот брак. Машу выдали замуж в другую деревню. А Ефим стал жить затворником.
Я ПРИШЕЛ ВЕРНУТЬ ВАМ ДЕТСТВО
В доме-музее в Шаблове на первом этажа стоит тележка. Она похожа на ту самую двухколесную тележку, которую Ефим Васильевич ласково называл «андрецом». С ней он ездил по селам Кологривского района. Когда звенели колокольчики, дети знали, что спешит в деревню дядя Ефим.
«Тогда эти места были не такими глухими, как сейчас, – рассказывает Наталия Завьялова. – Через каждые 2–3 километра на берегу Унжи стояли деревни, в Шаблове еще в моем детстве жило 350 человек, в соседних деревнях по 500». Ребята сбегались к Честнякову, он раздавал им маски или костюмы. Предлагал что-то изобразить: то это был цыганский табор, то сказочные животные. Он часто и подкармливал детей, варил кашу в котелке у ручья, который теперь называется Ефимовым.
Директор дома-музея Наталия Завьялова пересказывает воспоминания одной местной жительницы: «Это были голодные послевоенные годы. Услышали дети колокольчики, поняли, что к ним в деревню едет Ефим. Раньше ребята бежали к нему, помогали втаскивать тележку на горку, местность здесь холмистая, а Ефим Васильевич уже был пожилым. А тут не помогли. Сами умаялись. Дети ведь работали тогда в колхозах. Нагрузка была непосильная. Ефим Васильевич втащил свою тележку сам, раздал им, как обычно, костюмы. Ребята посмотрели друг на друга, стали смеяться, даже на землю упали от смеха. А Ефим говорит: «Я пришел вернуть вам детство!»
Другая женщина вспоминала, что Ефим ее спас в голодном 1947-м. Приехал к ним в деревню Спирино, привез мешок еды. Он копил то, чем делились с ним жители, съедал малую часть. Рассказывали и о том, что Ефим заговаривал зубную боль и даже лечил бесноватых. Хотя, возможно, это легенды.
Ефим Васильевич накопил деньги на фотоаппарат и стал снимать портреты крестьян, обряды, жизнь. Снимки и негативы сохранились. Случалось, приезжали в Шаблово москвичи, искали и находили портреты родственников. Фотографии и в городе в то время были роскошью, а в Шаблове, благодаря Ефиму, есть небольшая летопись сельской жизни.
Умер Честняков 27 июня 1961 года. Гроб с его телом сельчане несли на руках 6 километров. Похоронили его на новом кладбище в деревне Илешево, недалеко от храма, где он был крещен. Сейчас над могилой художника сделана деревянная резная сень. Зимой к захоронению не подобраться. Летом сюда идут толпы – поклониться праху Ефима, положить цветы. Многие берут с могилы горсть земли.
РЫЦАРЬ СКАЗОЧНЫХ ЧУДЕС
Остались картины, акварели, часть «глинянок». Все они находятся в музеях Костромы и Кологрива, немного есть и в Шаблове. Остались сказки Ефима Васильевича. В молодости он называл себя «Рыцарем сказочных чудес». Встречаются в его сказках кикиморы, домовые, а герои понимают язык зверей, поскольку они сами – часть природы. Вот «Чудесное яблоко». Почти притча – ведь яблоко становится чудесным, когда им начинают делиться. В 1914 году в журнале «Солнышко» напечатали «Чудесное яблоко», а в издательстве «Медвежонок» вышла книга с иллюстрациями самого автора. С издателями Ефима Васильевича свел Корней Чуковский. Почему его сказки не издавали в советское время, можно только догадываться. Прежде всего сам автор к этому не стремился, писал «в стол».
В Кологриве и Шаблове считают Ефима Честнякова пророком. Будто бы он мог предсказывать судьбу. Он думал и о том, что нужно воспитывать деревенских детей, и о том, чтобы не разорять природу. Многие мысли художника очень современны. Вот отрывок из «Сказки о крылатых людях»: «И стали расхищать богатства острова, поля и рудники, наперерыв спешили строить корабли. И когда новые корабли отплывали, много крови и слез проливали, спеша и отталкивая друг друга. Ушел последний корабль, а на острове леса уже были вырублены, и ничего не осталось для постройки новых кораблей».
Известно, что Честняков ревностно относился к редактированию. Сохранилось письмо неизвестному адресату, написанное около 1913 года: «Язык вырабатывается великим творчеством народа, и если книжники относятся к нему небрежно, это признак, что они не отличают пшеницы от плевелов. Они тормозят совершенствование языка…»
Сейчас расшифровкой рукописей Честнякова занимается сотрудник Костромского ГМЗ Татьяна Сухарева. Дело это непростое, автор экономил бумагу, писал мелким почерком. Но уже составлен и словарь «народно-разговорного языка Ефима Честнякова».
СУДЬБА МУЗЕЯ
Прошло время, не стало Саввы Ямщикова, и о творчестве Честнякова вспоминать стали меньше. А недавно интеллигенция Кологрива направила письмо в Министерство культуры с просьбой защитить Дом-музей Честнякова в деревне Шаблово: «Просим вас принять меры к сохранению Музея Е.В. Честнякова в качестве структурного подразделения Костромского музея-заповедника. Лишь в таком статусе у него есть будущее», – говорится в этом обращении.
Обеспокоенность людей понятна. Летом 2018 года принято решение перевести дом-музей художника из областного подчинения в районное. Музей в Шаблове был филиалом Костромского государственного историко-архитектурного и художественного музея-заповедника, теперь он – мемориальный отдел кологривского Дома культуры.
Глава района делает все, чтобы расчистить дорогу в Шаблово и обеспечить дом-музей дровами. Но ведь этого мало. Статус – это ведь и финансирование, и возможность получить профессиональную реставрацию. Писатель из Костромы, руководитель областного общественного проекта «Сохранение творческого наследия Ефима Честнякова» Павел Романец говорит: «Здесь в Кологриве он жил, здесь всюду его мемориальные места, сюда к нему со всех деревень ходили люди, он был педагог великий, да у него было двадцать ипостасей! Шаблово – это история гения!»
Совсем недавно музейщики мечтали создать в Илешеве и Шаблове заповедник Ефима Честнякова. Привлекать больше туристов, устраивать интересные мероприятия. Продолжаются поиски шедевров Честнякова в деревнях, окружающих Шаблово. Однако все прекрасно понимают: если подлинные картины и вещи Честнякова увезут в Кострому, дом-музей будет обескровлен.
