Гуманитарное знание является важной составляющей фундаментального образования, позволяет сформировать специалиста с широким мировоззрением. Но в последнее время перспективность гуманитарного образования все чаще ставится под сомнение, что приводит к тому, что гуманитарии теряют в “весе” и престиже. Известный российский историк философии, старший научный сотрудник Академии Кантиана Института гуманитарных наук БФУ им. И. Канта Андрей Тесля рассказал kantiana.ru о месте гуманитарного знания в современном мире, о том, что может помочь в повышении престижа такого образования, а также об особенностях гуманитарной подготовки в БФУ им. И. Канта.
— Андрей Александрович, какова ваша позиция в вопросе о месте и роли гуманитарного знания и образования в современном обществе?
— Гуманитарное знание, во-первых, это о смыслах, о понимании и, во-вторых, о сложности жизни. Когда простые вопросы решены – и появляется возможность не только выживать, но и жить – оказывается, что у все большего числа людей появляются вопросы, выходящие за пределы непосредственных задач – и время понять, что простые решения, взятые из здравого смысла и обыденности, не вполне удовлетворяют, хотя бы потому, что твоя жизнь и твои контексты – иные. А это все и ведет к спросу на гуманитарное знание, впрочем, отмечу попутно, что здесь связь не прямолинейна – ведь в свою очередь эту сложность смыслов и возможность находить творческие решения, способные в том числе вести к процветанию, – порождает способность задаваться непрагматическими вопросами.
— Ученый двадцатого столетия Клод Леви-Стросс сказал: «XXI век будет веком гуманитарных наук - или его не будет вовсе». Однако энтузиазм середины XX века сменился охлаждением, и гуманитарное образование потеряло престиж. Почему так произошло и как его вернуть?
— Повышение престижа связано с социо-культурной позицией специалистов – то есть значительное увеличение привлекательных профессиональных позиций, как с точки зрения рабочих задач, так и уровня доходов, внятные и прозрачные траектории карьерного роста и т.п. Важны не только несколько ярких примеров «грандов» - убедительных как с точки зрения занимаемых позиций, но и достижений, личных и неоспоримых, доказывающих их право на подобный статус, – но и достаточно широкое пространство «средних», как в центре, так и в регионах, имеющих привлекательный в глазах окружающих статус. Значимость «средних» связана с тем, что только на этой базе возможны достижения – нельзя только «выращивать чемпионов», точнее, чтобы стабильно взращивать последних, необходима широкая область средних, которые являются, помимо прочего, и потребителями, и воспроизводителями достижений выдающихся.
— То есть, по вашему, повышение уровня дохода может помочь в повышении престижа гуманитарного знания?
— Это не только про деньги, хотя без них говорить просто не о чем (деньги здесь условие необходимое, но недостаточное). Это еще и о возможности творческого труда – поскольку мы говорим о гуманитарном знании, то упираемся в вопросы порождения новых смыслов. Иными словами, это не только о говорении, но еще и о молчании, о возможности творчества – и, соответственно, возможности «играть в долгую». Для того, чтобы быть действительно «продуктивным», используя популярный теперь оборот, необходима возможность длинных пауз – не ежегодных «выставок индивидуальных достижений», а возможности несколько лет сосредоточенно работать над чем-то, без спешки и без того, чтобы регулярно демонстрировать всевозможные «активности». В целом же повышение престижа связано и с «игрой в долгую», и с улучшением положения страны в мировой экономике и связанным с ним ростом благосостояния.
— Какие меры могли бы сделать гуманитарных специалистов более востребованными и видимыми на рынке труда?
— Когда речь идет о гуманитарии, то множество гуманитариев находят себя в самых разных сферах деятельности – но с точки зрения привлекательности в первую очередь имеется в виду нахождение себя «в своем призвании», то есть в академическом и родственных ему мирах, от музейной до издательской деятельности и тому подобного. И здесь важно расширение университетского пространства, создание новых привлекательных позиций на разных уровнях – в том числе и потому, что это обеспечивает кумулятивный эффект: «люди академии» являются и ключевыми потребителями целого ряда сегментов книжного рынка – производимого другими гуманитариями или ими же самими, музейных и выставочных проектов и т.д. А все это обеспечивает уже гораздо более важное – сложность и плотность культурной среды, которая необходима для инноваций, обеспечивающих рост, и привлекательность – для того, чтобы здесь жить, действовать – и вносить свой собственный вклад в производство и воспроизводство культурной сложности.
— А какие специальности сейчас наиболее актуальны?
—Наиболее востребованные делятся на четыре большие группы. Во-первых, те, что отражают взлет не-гуманитарных направлений и дисциплин, выросших за последние годы. Сюда относятся всевозможные пограничные области от «цифровой гуманитаристики» до вполне понятного и устойчиво растущего на протяжении последних десятилетий востоковедения.
Во-вторых, гуманитарные специальности, предполагающие более или менее прямую связку с будущей работой – начиная, с различных иностранных филологий, где граница между собственно специальностью и регионалистикой не очень важна. В-третьих, и это особенно любопытно, поскольку в нашей стране относится к тенденциям совсем недавнего времени – интерес к «самодостаточному» знанию, стремление получить теоретическую подготовку, навыки в областях, которые будут давать жизненное наполнение, а не только отвечать на вопросы о том, как заработать себе на жизнь. И, в-четвертых, гуманитарные специальности, которые удовлетворяют запрос на «высшее образование» как таковое, с пониженными проходными требованиями и т.д. Со своей стороны отмечу, что не вижу в этом ничего дурного самого по себе – высшее образование в этом случае выполняет и важную функцию социализации, и наложено на удлинившийся в современном мире период взросления, и восполняет пробелы среднего образования. Низкий старт отнюдь не обязательно означает и последующую низкую траекторию – вхождение через подобные специальности в интеллектуальное пространство затем может обернуться как глубокой работой над собой в академическом плане, так и открытием сфер деятельности, непосредственно не являющихся университетскими, но связанными с ними – начиная от художественных активностей вплоть до нахождения себя в различных предпринимательских начинаниях, т.е. обретение опыта, который за пределами университета скорее всего остался бы недоступным.
— Напоследок хочется спросить, в чем состоят особенности гуманитарной подготовки в БФУ им. И. Канта?
— На данный момент большая часть магистерских программ университета носит ярко выраженный междициплинарный характер. Перечислю лишь несколько – из запущенных в этом, 2018/19 году это «Русская философия: средства и способы производства смыслов», где русская философия исследуется с точки зрения политэкономии идей и истории общественной мысли, то есть одновременно и в ракурсе традиционно-историческом, и социологии знания, и истории понятий. То есть ее целью является не только и не столько подготовка специалистов в области истории русской философии, сколько – на материале изучения русской философии – специалистов, работающих как с историей, так и с современностью интеллектуальной сферы. Другая значительная магистратура – «Цифровые технологии в гуманитарных исследованиях». Здесь ведется подготовка исследователей, которые воспринимают цифровые технологии не как некое «дополнение», еще один инструмент в рамках сохранения прежней исследовательской оптики, но как технологии, открывающие новые проблемные поля, позволяющие задавать вопросы, которые ранее были невозможны – то есть это орудие, влияющее на само пространство исследований. В предстоящем учебном году запускается магистерская программа «Новое просвещение и научная журналистика», синтезирующая проблематику критической философии и современные медиа в сфере науки.
