Я рекомендую моему дорогому читателю представлять в голове, все что я пишу - так у вас сложится яркая, красочная картинка. Вперед, надеюсь вы осилите много букв.
На подходе к Гонолулу
Географы называют Тихим Океаном громадное водное пространство, расстилающееся между Америкой и Азией. Счастливыми людьми должны были быть те, которые впервые пересекли его и окрестили — тогда, наверное, погода была лучше, чем при нашем переезде из Ванкувера в Гонолулу.
Много морей я объездил, но нигде старый Нептун так не трепал и не швырял меня, как на Великом Океане. Нужно принять во внимание, что пароходу, на котором находился я с моим другом, собственно, уже шесть лет тому назад нужно было выйти из строя; теперь же он был лишь на скорую руку починен и притом так, что имел, например, лишь один единственный винт. Тем не менее, трудно представить себе, сколько удовольствия доставило нам это путешествие.
Кто не страдает от пароходной качки и тряски, того она мало трогает, зато тот, кто подвержен злополучной морской болезни, проклинает ее. Особенно жалкое впечатление производили несколько парочек американцев, совершавших свадебное путешествие; они хотели там, на счастливых Гавайских островах, в стране вечной весны, провести свой медовый месяц. Они, по-видимому, особенно страдали от продолжительной качки.
Медленно, бесконечно медленно ползли мы к западу, качаясь, как на качелях. Волна за волной окатывали палубу, так что можно было держаться только на стороне, противоположной напору волн. Но и здесь радости было мало: каждую секунду наша посудина так сильно накренялась, что края палубы погружались в воду. С места на место можно было перейти, только крепко держась за натянутый канат; кто выпускал его из рук, беспомощно скатывался на мокрую палубу. По бокам натянули сетки, чтобы пассажиры во время сильного наклона парохода не упали в море,—предосторожность весьма уместная, иначе многие из нас могли бы очутиться за бортом, а спасение при этой бурной погоде было невозможно.
Вместо 230 узлов в день, мы делали только 130; это было очень мало. Мы шли с большим запозданием. Уже давно должны были мы быть на солнечных островах, а берега все еще не было видно.
Наконец, когда буря, как будто, немного стихла, показалась первая тропическая птица—знак, что близка суша.
А вот и первый пароход! Сверкая белизной, вынырнул он из нависшей над морем тонкой пелены тумана: то было американское военное судно. В Гонолулу хорошо знали ветхость нашего парохода и выслали крейсер на поиски. К счастью, он сразу нашел нас: при такой погоде мы свободнее могли разойтись, не заметив друг друга. Приветственный сигнал крейсера был лучом света для наших больных; теперь мы уже не чувствовали себя одинокими среди этой безлюдной водной пустыни.
Несколько часов крейсер шел одинаковым ходом с нами, затем выкинул сигнал, и высокие пенистые валы за его кормой показали нам, что гордому военному судну слишком скучно ползти нашим черепашьим шагом. Он покинул нас, чтобы отнести весть о том, что пропавшая без вести «Миовара» еще жива и медленно продвигается к Гонолулу.
Крейсер принес нам счастье: волны успокоились, буря стихла и только время от времени лил тропический дождь. На западе появилась радуга, а под ней, вырисовываясь в тумане, поднялись из моря первые горные хребты. Зубчатой линией возвышались непокорные громады лавы. Это был прославившийся скотоводством Мауи, второй по величине из Гавайских островов. На нас дохнул нежный, мягкий ветерок, и на море повеяло весной.
Вот выросли из моря горы Молокаи: то слал нам свой привет остров Оаху. Как быстро оправились наши больные! Один за другими выходили они из кают и сияющим взором смотрели вокруг, пока мы плыли вдоль берега. И восхищение их было вполне понятно: вряд ли есть еще одно побережье, которое было бы так чудесно и так привлекательно.
Высоко вздымались иссиня-черные, частью обвалившиеся кратеры вулканического острова, резко выделяясь на фоне пышной зелени, окружающей подножье горы, ослепительно белого берега, окаймленного склоняющимися кокосовыми пальмами, и светлых домиков, притаившихся в райски прекрасных садах. Это бухта Вайкики, любимое местопребывание Каме-хамехи I, самого могущественного короля Гавайских островов. Здесь отдыхал он от своих подвигов.
— Там на набережной, выстроенной частью над самым морем, стоит отель Моано, в котором мы проведем счастливые дни,—объяснял своей-жене американский врач.
Мимо, с поклонами и кивками, проплывали парусные яхты; по волнам прибоя, ударявшего о берег, скользили плоские лодки, любимый спорт туземцев и белых. Если даже их легкое суденышко опрокинется, им это не страшно; все они хорошие пловцы, а в случае беды вблизи всегда найдется помощь.
Здесь купаться совершенно безопасно, так как за пределы отмели, через которую перекатываются волны, не отважится проникнуть акула; лишь в глубоких водах охотится она за добычей.
На берегу, приветствуя наш пароход и его пассажиров, подняли звездное знамя и другие флаги.
Мы вошли в гавань Гонолулу
Докторский осмотр длился мучительно долго; но еще неприятнее был таможенный контроль. Я остаюсь с вещами, а мой попутчик отправляется в поиски хорошей гостиницы.
Беспросветные сумерки окружали нас; шел проливной дождь, ветер выл и ревел среди снастей, и пароход трещал по всем швам.
Ни одного парохода, ни одного парусника не встречалось нам на пути. Мы были точно в аду. И невольно приходило в голову: а кто поможет нам, если с нашей старой калошей что-нибудь приключится? Беспроволочного телеграфа у нас не было.
Настроение немногочисленных пассажиров, находившихся на палубе, вполне соответствовало погоде; остальные, лежа в каютах, стонали и с тупым равнодушием ожидали роковой развязки.
Так безрадостно-медленно текли дни за днями. Время от времени показывался, крутясь в вихре, альбатрос или скользил по волнам, как конькобежец, маленький черный буревестник; непогода — его стихия.
Окончив возню в таможне, мы в удобной коляске помчались в город, оставив позади пыльный и грязный порт с толпой оборванцев, предлагавших свои сомнительные услуги.
По чистым, наполненными пестрой толпой улицам мы направляемся к типичному американскому центру: рядом с нищенскими лачугами высятся громадные дворцы и торговые здания. Видно, что Гонолулу развивается!
Вскоре эта часть города сменяется другой: ослепительно белые виллы, окруженные цветущими садами; пруды, окаймленные розовыми и белыми лотосами и диковинными пальмами; банановые плантации и огромные поля, засеянные сахарным тростником, а над всем этим возвышаются вулканы: слева — «Чаша Пунша», прямо перед нами — Даймон Хэд («Бриллиантовая голова»).
Мы приближаемся к морю, так как подул свежий ветерок. Коляска свернула в эвкалиптовую аллею и остановилась перед выступом большого дома.
Отель Моана
Отель «Моана» не роскошное, но просторное и прохладное здание из темного полированного дерева, вполне отвечающее всем требованиям тропической гостиницы. Окна и балконные двери завешены сетками от москитов, к каждой комнате примыкает ванная. Японская прислуга очень чистоплотна.
Скорей под душ! Вода смывает все неприятные воспоминания.
Переодевшись, мы входим в обеденный зал. Это просторное отдельное здание, тоже из полированного дерева, выстроенное на сваях прямо над морем. Солнце только что опустилось. Пурпурный закат отражает в волнах тысячу разноцветных огоньков.
После мучительного и долгого путешествия мы еще полнее воспринимаем великолепие окружающего нас мира.
