Взятие русским полководцем Александром Суворовым турецкой крепости Измаил, которому в эти дни исполняется 228 лет (11 декабря 1790 года по старому стилю, или 22 декабря — по новому), является уникальным примером успешного «лобового» штурма хорошо укрепленной твердыни меньшей по численности армией. Заслуживают внимания и тактические хитрости, ранее не применявшиеся в осадах: войсковые учения непосредственно рядом с противником, создание иллюзии того, что русская армия куда больше, чем была на самом деле, ложные сигналы о штурме, чтобы скрыть истинный, и другие.
Коротко о предыстории штурма. Русско-турецкая война 1787-1791 гг., начавшаяся, кстати, из-за того, что Крым перешел в российское подданство (османы стремились любой ценой не выпустить Россию к Черному морю, а тут нате вам — целый полуостров!), складывалась удачно для войск императрицы Екатерины II. Турецкая армия потерпела крупные поражения под Фокшанами и Рымником, сдала крепость Очаков, но оставался последний «камень преткновения» - Измаил. Эта твердыня запирала выход в устье реки Дунай, полностью контролируя перемещения войск и флотов, кроме того, за стенами Измаила могло спокойно укрыться большое воинство. Обойти крепость было невозможно — ее гарнизон, насчитывавший до 43 тысяч человек, нанес бы мощнейший удар в тыл прорвавшейся армии.
Турки хорошо понимали значение Измаила, и к началу войны постарались сделать так, чтобы сама идея штурмовать его казалась безумной. Крепостные бастионы, выстроенные огромным треугольником, основанием к Дунаю, достигали общей длины 6 верст, высота валов — до 8,5 м, ширина и глубина рва, местами заполненного водой — до 13 и 11 метров соответственно. На 11 бастионах установили 260 орудий, сотню из них — со стороны реки, на случай попытки вторжения с помощью десанта. С юга Измаил упирался непосредственно в Дунай, с запада, через озеро Броска, также затруднительно было перебросить к нему крупные силы. Гарнизон не испытывал недостатка в боеприпасах и продовольствии, а в качестве «стимулирующего фактора» турецкий султан пообещал любому из защитников, кто оставит Измаил или попытается сдать его врагу, немедленную казнь.
Русские войска под командованием генералов Ивана Гудовича и Павла Потемкина - родственника знаменитого генерал-фельдмаршала Григория Потемкина, а также флот генерала де Рибаса подошли к Измаилу в конце октября. Первые попытки осады оказались неудачными, и 28 ноября 1790 года (все даты — по старому стилю) военный совет принял решение отвести войска на зимние квартиры. Однако этому мешала политическая ситуация: турки, уверенные в неприступности своей твердыни, затягивали переговоры о мире, предлагая заведомо невыгодные условия. Князь Григорий Потемкин, руководивший турецкой кампанией, понимал, что неудача у стен Измаила станет не только чисто боевым эпизодом, но и крупным политическим промахом, в результате которого Россия вынуждена будет частично отказаться от того, чего добилась в ходе войны. За три дня до решения военного совета, 25 ноября, Потемкин высылает генерал-аншефу Александру Суворову секретный ордер, в котором назначает его ответственным за взятие крепости и передает все войска, ведущие осаду, под его командование.
Проблема заключалась в том, что Суворов мог привести к Измаилу лишь весьма скромные подкрепления. Генерал-аншеф взял с собой обученный им самолично Фанагорийский гренадерский полк — порядка 2 тысяч человек, отряд арнаутов (крещеных албанцев в подданстве Российской империи) числом около тысячи человек, а также небольшой отряд «охотников»-добровольцев Апшеронского полка — 150 человек. Вместе с войсками, которые уже находились под Измаилом, силы Суворова насчитывали примерно 31 тысячу, заметно уступая гарнизону в численности — а ведь известная военная поговорка гласит, что один солдат при обороне равен трем наступающим! Но тот же военный опыт показывает, что бывают полководцы, которые «оцениваются» не в один десяток тысяч солдат, а сам Александр Васильевич, к примеру, в битве при Рымнике «стоил» аж 75 тысяч — именно столько составляла разница в количестве войск у русских и австрийцев с одной стороны и у турок — с другой.
Прибыв к Измаилу 2 декабря, Суворов начал с того, что поменял расположение войск: он поставил их полукругом вокруг крепости, а со стороны Дуная блокировал вражескую твердыню флотом. Кольцо окружения было слабым, но цель фельдмаршала заключалась в другом: он понимал, что турки не станут рисковать в полевом сражении, и хотел, во-первых, создать видимость своего превосходства в войсках, а во-вторых, убедить противника, что готовится длительная затяжная осада. Как минимум, первой цели полководец достиг: османы, как выяснилось позже, были убеждены, что у генерал-аншефа (сами турки называли Суворова Топал-паша - «хромой паша» - из-за небольшой хромоты от когда-то застрявшей в пятке иголки), по меньшей мере, 80 тысяч человек. Для пущей убедительности Суворов приказал поставить две батареи в непосредственной близости от крепости и вести с них регулярный обстрел, эффект от которого опять же был скорее психологическим.
Следующим шагом стало регулярное обучение войск приемам штурма, которое проводилось хоть и по ночам, но, тем не менее, на виду у врага. Вряд ли за неделю солдат можно было переучить азам боя, однако смысл в этих занятиях (не считая того, что их тоже можно расценивать как психологическое давление на противника) все же имелся: Суворов уже прикидывал диспозицию будущего сражения и старался сделать так, чтобы каждый подчиненный знал свой маневр до автоматизма. Сам штурм должен был начаться с запуска сигнальной ракеты, и здесь Александр Васильевич также применил смекалку: ракеты запускались каждую ночь с самого его приезда. Первая не на шутку переполошила турок, но атаки со стороны русских в ту ночь не последовало, в следующую — тоже, и османы постепенно перестали обращать внимание на сигналы. Наконец, отметим еще один совершенно новый тактический прием. Русская армия имела порядка 600 орудий, но чтобы усилить артиллерийскую мощь, Суворов приказал подвести к стенам Измаила корабли де Рибаса и нагрузить их до предела с одного борта. Оригинальных ход привел к тому, что накренившиеся суда вели по крепости навесной огонь: ядра перелетали через стены и обрушивались на головы защитников.
Одновременно с этим Александр Васильевич дал понять противникам, что отступать не намерен. 7 декабря он предложил коменданту крепости, трехбунчужному Айдозли-Мехмет-паше, сдать Измаил. Устно он передал с парламентерами сообщение, ставшее впоследствии известным: «24 часа на размышление — воля, первый мой выстрел — уже неволя, штурм — смерть». Мехмет-паша в письменном ответе попросил дать время на размышление, но устно сказал не менее «крылатую» фразу: «Скорее небо упадет в Дунай, чем Измаил сдастся». 9 декабря военный совет русских генералов изменил первоначальное решение и одобрил штурм, который был назначен на ночь на 11 декабря, примерно за три часа до рассвета.
В диспозиции боя Суворов выделил три основных направления: западное (колонны Львова, Ласси, Мекноба, общее командование — Павел Потемкин), восточное (колонны Орлова, Платова, Кутузова, общее командование — Александр Самойлов) и южное (колонны Арсеньева, Чепеги, Маркова, командир — Иосиф де Рибас). С юга атака шла непосредственно с Дуная высадкой десанта. Главные силы, 12 тысяч человек, генерал-аншеф бросил на восточное направление, со стороны Бендерских и Килийских ворот, где укрепления были чуть слабее, а пространства для размещения войск - больше. Предвидя, что все колонны встретят яростное сопротивление, Суворов потребовал, чтобы в резерве у каждой из них находились как минимум два батальона. Кроме того, общевойсковым резервом оставалась кавалерия — 2,5 тысячи всадников.
Все предосторожности Суворова в конечном счете оказались оправданными. В ходе ночного боя османы несколько раз оттесняли от стен русские колонны, но, благодаря резервам, войскам удавалось восстановить положение. Вопреки ожиданиям, раньше всего турки были отброшены во внутренний город с западного направления — это сделала вторая колонна под командованием Бориса Ласси. Уже в шесть утра бойцы колонны взошли на валы Измаила. Вскоре третья колонна генерала Мекноба прорвалась к Хотинским воротам, открыв путь в крепость русской кавалерии. С востока успешно действовали войска Михаила Кутузова — будущего победителя Наполеона: они захватили Килийские ворота и весь участок стены до соседних бастионов. Попытки турок перебросить подкрепления к местам прорывов не дали результата: к 8 утра все колонны Суворова закрепились на стенах. По сути, битва была выиграна, хотя жесточайших бой продолжился на улицах города и во внутренней крепости — османы, помня о приказе султана, сопротивлялись до последнего человека.
Сражение закончилось только к 11 часам утра, враг понес огромные потери: не менее 26 тысяч убитыми, еще 2 тысячи из числа попавших в плен на следующий день умерли от ран. Спастись удалось всего одному (!) человеку, случайно упавшему во время боя со стены в Дунай. Русские, согласно рапорту Суворова, потеряли 1830 человек убитыми и около 3 тысяч ранеными (в числе погибших — два генерала и 65 офицеров), но этот рапорт писался «по горячим следам» - многие умерли позже от последствий измаильских ран. Современные историки оценивают безвозвратные потери генерал-аншефа в 4 тысячи человек.
Но главное дело было сделано — самая неприступная из турецких твердынь пала, и стало ясно, что условия мира (он будет подписан в Яссах в следующем году) будет диктовать Российская империя. О значении битвы говорит, например, тот факт, что именно на взятие Измаила поэт Гавриил Державин написал песню «Гром победы, раздавайся», которая до появления «Боже, царя храни» оставалась неофициальным гимном государства.
Это интересно! Широко известна версия о том, что измаильский успех привел к ссоре между Суворовым и Григорием Потемкиным: первый не без оснований считал, что заслужил этой победой фельдмаршальский жезл, который, однако, в тот момент не получил. История на самом деле спорная, виновата в ней частично советская историография, стремившаяся противопоставить «народного» полководца сподвижнику императрицы (при этом не будем забывать, что Суворов активно участвовал в подавлении восстания Емельяна Пугачева). Также известно, что сам Потемкин предложил Екатерине II различные варианты повышения Александра Васильевича по службе. Императрица выбрала чин подполковника гвардии Преображенского полка (ровно на ступеньку ниже ее самой), по-видимому, не желая по политическим соображениям ставить генерал-аншефа на один уровень со своим ближайшим соратником и фаворитом. После смерти Григория Потемкина в 1791 году Суворов скажет о нем: «Великий человек и человек великий», имея в виду, вероятно, то, что, будучи «великим» в одних делах, князь оставался «человеком» в других. Но все-таки формулировку «великий человек» он поставил на первое место, что говорит о несомненном уважении и признании заслуг.
