О любви поэта к няне рассказал всё тот же бывший кучер Пётр Парфёнов: «Арину-то Родионовну? Как же ещё любил-то, она у него вот тут и жила. И он всё с ней, коли дома. Чуть встанет утром, уж и бежит её глядеть: “здорова ли, мама?” — он её всё мама называл. А она ему, бывало, эдак нараспев (она ведь из-за Гатчины была у них взята, с Суйды, там эдак все певком говорят): ”батюшка, ты за что меня всё мамой зовешь, какая я тебе мать”.
— Разумеется, ты мне мать: не то мать, что родила, а то, что своим молоком вскормила. — И уже чуть старуха занеможет там, что ли, он уж всё за ней».
Наверное, о многом говорит и письмо Пушкина брату, написанное в конце февраля 1825 года: «У меня произошла перемена в министерстве: Розу Григорьевну я принуждён был выгнать за непристойное поведение и слова, которых не должен я был вынести. А то бы она уморила няню, которая начала от неё худеть». Мы практически ничего не знаем об этой Р.Г.Горской, нанятой матерью поэта домоправительнице в Михайловском (судя по тому же самому письму, дамочка ещё кое-что подворовывала – «Впрочем, она мерзавка и воровка), но для Пушкина, видимо, главное – что обижала няню.
Очень тяжело пережила Арина Родионовна неожиданный отъезд своего воспитанника из Михайловского по приказу нового императора: «Приехал вдруг ночью жандармский офицер из городу, велел сейчас в дорогу собираться, а зачем — неизвестно. Арина Родионовна растужилась, навзрыд плачет. Александр-то Сергеевич её утешать: ”Не плачь, мама, говорит, сыты будем; царь хоть куды ни пошлет, а всё хлеба даст”. Жандарм торопил в дорогу», - вспоминал Парфёнов.
Сохранился и полукомический рассказ М.И.Осиповой: «1-го или 2 сентября 1826 года Пушкин был у нас; погода стояла прекрасная, мы долго гуляли; Пушкин был особенно весел. Часу в 11-м вечера сёстры и я проводили Александра Сергеевича по дороге в Михайловское… Вдруг рано на рассвете является к нам Арина Родионовна, няня Пушкина… На этот раз она прибежала вся запыхавшись; седые волосы её беспорядочными космами спадали на лицо и плечи; бедная няня плакала навзрыд. Из расспросов её оказалось, что вчера вечером, незадолго до прихода Александра Сергеевича, в Михайловское прискакал какой-то — не то офицер, не то солдат (впоследствии оказалось фельдъегерь). Он объявил Пушкину повеление немедленно ехать вместе с ним в Москву. Пушкин успел только взять деньги, накинуть шинель, и через полчаса его уже не было. ”Что ж, взял этот офицер какие-нибудь бумаги с собой?” — спрашивали мы няню. “Нет, родные, никаких бумаг не взял, и ничего в доме не ворошил; после только я сама кой-что поуничтожила”. — “Что такое?” — “Да сыр этот проклятый, что Александр Сергеевич кушать любил, а я так терпеть его не могу, и дух-то от него, от сыра-то этого немецкого, такой скверный”».
И знаменитое, хотя и незавершённое стихотворение «Няне», наверное, передаёт её состояние после столь неожиданного отъезда
Подруга дней моих суровых,
Голубка дряхлая моя!
Одна в глуши лесов сосновых
Давно, давно ты ждёшь меня.
Ты под окном своей светлицы
Горюешь, будто на часах,
И медлят поминутно спицы
В твоих наморщенных руках.
Глядишь в забытые вороты
На черный отдалённый путь:
Тоска, предчувствия, заботы
Теснят твою всечасно грудь.
То чудится тебе…
А 9 ноября 1826 года Пушкин, вновь приехавший в Михайловское напишет П.А.Вяземскому: «Деревня мне пришла как-то по сердцу. Есть какое-то поэтическое наслаждение возвратиться вольным в покинутую тюрьму. Ты знаешь, что я не корчу чувствительность, но встреча моей дворни, хамов и моей няни — ей-богу приятнее щекотит сердце, чем слава, наслаждения самолюбия, рассеянности и пр. Няня моя уморительна. Вообрази, что 70-ти лет она выучила наизусть новую молитву о умилении сердца владыки и укрощении духа его свирепости, молитвы, вероятно, сочиненной при царе Иване. Теперь у ней попы дерут молебен и мешают мне заниматься делом».
Мне за иронией поэта видится куда более глубокое чувство!
Любили няню и друзья Пушкина. И.И.Пущин рассказывает о своём приезде к поэту в деревню: «Прибежавшая старуха застала нас в объятьях друг друга... Не знаю, за кого приняла меня, только, ничего не спрашивая, бросилась обнимать. Я тотчас догадался, что это добрая его няня, столько раз им воспетая — и чуть не задушил её в объятиях...» А своё письмо поэту вскоре после их встречи закончит: «Прощай, будь здоров. Кланяйся няне».
Сохранилось два письма Арины Родионовны Александру Сергеевичу, написанные под её диктовку. В первом из них, от 30 января 1827 года из Михайловского, которое писал, видимо, кто-то из дворни, она поздравляет его: «Милостивой государь Александра, Сергеевичь имею честь поздравить вас с прошедшим, новым годом из новым, сщастием;: ижелаю я тебе любезнному моему благодетелю здравия и благополучия» (привожу цитату, ничего не изменяя). Здесь же она выговаривает ему за невнимание к близким: «А я вас уведоммляю, что я была в Петербурге: й об вас нихто — неможит знать где вы находитесь йтвоие родйтели, овас соболезнуют что вы к ним неприедите». После отчёта о денежных расходах няня заканчивает письмо: «Присем любезнной друг яцалую ваши ручьки с позволений вашего съто раз и желаю вам то чего йвы желаете йприбуду к вам с искренным почтением» и подпись – «Аринна Родивоновнна»
Второе письмо, от 6 марта того же года, написано в Тригорском под диктовку Анной Вульф (М.И.Осипова, в частности, писала о няне: «Бывала она у нас в Тригорском часто, и впоследствии у нас же составляла те письма, которые она посылала своему питомцу). Это письмо удивительно сердечно: «Любезный мой друг Александр Сергеевич, я получила ваше письмо и деньги, которые вы мне прислали. За все ваши милости я вам всем сердцем благодарна — вы у меня беспрестанно в сердце и на уме, и только, когда засну, то забуду вас и ваши милости ко мне… Ваше обещание к нам побывать летом меня очень радует. Приезжай, мой ангел, к нам в Михайловское, всех лошадей на дорогу выставлю… [Пушкин действительно приехал в Михайловское в конце июля и пробыл там до середины октября]. Я вас буду ожидать и молить Бога, чтоб он дал нам свидеться… Прощайте, мой батюшка, Александр Сергеевич. За ваше здоровье я просвиру вынула и молебен отслужила, поживи, дружочик, хорошенько, самому слюбится. Я слава Богу здорова, цалую ваши ручки и остаюсь вас многолюбящая няня ваша Арина Родивоновна».
Может быть, это письмо вспоминал Пушкин, заставив няньку написать Дубровскому: «Приезжай ты к нам, соколик мой ясный, мы тебе и лошадей вышлем на Песочное»? И её заботу о воспитаннике – «Полно тебе, Стёпка, — сказала она сердито, — барин почивает, а ты знай горланишь; нет у вас ни совести, ни жалости». И ворчливуые подчас замечания барину– «Зачем ты встал с постели, — говорила ему Егоровна, — на ногах не стоишь, а туда же норовишь, куда и люди».
После замужества Ольги Сергеевны Арина Родионовна перебралась к ней, но прожила недолго. «Умерла она у нас в доме, в 1828 году, лет семидесяти с лишком от роду, после кратковременной болезни», - написала Ольга Сергеевна.
Принято считать, что никто из семьи Пушкиных не был на её похоронах. Однако М.А.Цявловский в своей летописи жизни поэта напишет: «Июль, 31. Вторник. Пушкин несомненно был на отпевании няни Арины Родионовны во Владимирской церкви (заупокойную служил священник Алексей Нарбеков) и на похоронах её на Смоленском кладбище». Очень бы мне хотелось ему верить!
Н.М.Языков писал в стихотворении «На смерть няни А.С.Пушкина»:
Я отыщу тот крест смиренный,
Под коим, меж чужих гробов,
Твой прах улегся, изнуренный
Трудом и бременем годов.
Ты не умрёшь в воспоминаньях
О светлой юности моей,
И в поучительных преданьях
Про жизнь поэтов наших дней.
Увы, могила няни поэта потеряна. Уже в 1976 году на стене Смоленского кладбища была установлена памятная доска:
Однако остаётся только повторить вслед за Языковым: «Свет Родионовна, забуду ли тебя?» И Пушкин помнил о ней до последних дней. В 1835 году он сообщит жене из Михайловского: «Нашёл я всё по-старому, кроме того, что нет в нём няни моей». А в стихотворении «Вновь я посетил» напишет:
Вот опальный домик,
Где жил я с бедной нянею моей.
Уже старушки нет — уж за стеною
Не слышу я шагов её тяжёлых,
Ни кропотливого её дозора.
Домик няни в Михайловском сохранялся дольше всех строений, но был взорван фашистами во время Великой Отечественной войны. Сейчас он отстроен заново, и в нём можно увидеть найденные на месте взрыва некоторые вещи: серьгу, ножницы…
Мы не знаем, как выглядела няня. Сохранился лишь один её словесный портрет, оставленный М.И.Осиповой: «Это была старушка чрезвычайно почтенная — лицом полная, вся седая». В музее хранится предполагаемый портрет её работы неизвестного художника (в начале статьи), но её ли? Барельеф, помещённый в предыдущей статье, выполненный П.Серяковым в 1840-ые годы, каким-то путём попал в руки М.Горького на Капри. Он очень похож на рисунок самого поэта. Вновь процитирую Цявловского: «Помета Пушкина об этом событии [смерти няни] в рабочей тетради на листе рядом со стихотворением «Волненьем жизни утомленный». На следующем листе два портрета Арины Родионовны — в образе молодой девушки, с косой и в кокошнике, и в старости, сделанные, видимо, после известия о смерти няни»:
И ещё одно воспоминание о няне. Ольга Сергеевна писала «Была она настоящею представительницею русских нянь; мастерски говорила сказки, знала народные поверья и сыпала пословицами, поговорками». И недаром именно к няне относят строки Пушкина:
Да ещё её помянем:
Сказки сказывать мы станем —
Мастерица ведь была
И откуда что брала.
А куды разумны шутки,
Приговорки, прибаутки,
Небылицы, былины
Православной старины!...
Начало читайте здесь
Если понравилась статья, голосуйте и подписывайтесь на мой канал.
«Путеводитель» по всем моим публикациям о Пушкине вы можете найти здесь
Навигатор по всему каналу здесь