775 подписчиков

Позняков Н. И. Киця (с натуры) 1904

8 декабря 20208 дек 2020

11 мин

Оглавление

II. Ссора.
III. Кицины печали и радости.
IV. Наша разлука.

I. Наша дружба.

Вотъ говорятъ, что кошка привязывается не къ человѣку, а къ мѣсту. Неправда это. У меня напримѣръ, была кошечка „Киця“, которая такъ привязалась ко мнѣ и я къ ней, въ свою очередь, что теперь я вспоминаю о ней съ особеннымъ удовольствіемъ.

Я прожилъ нѣсколько мѣсяцевъ на югѣ, въ одномъ небольшомъ городкѣ. Когда я себѣ нанялъ тамъ домикъ, то съ первой-же ночи мыши не давали мнѣ покоя; а покой былъ мнѣ особенно нуженъ, потому что днемъ у меня бывало очень много работы, надъ которой я иногда засиживался до глубокой ночи. Тутъ-то мнѣ и доставили „Кицю“, отрекомендовавъ ее за самаго исправнаго и ловкаго врага юркихъ грызуновъ. „Киця“ была сѣрая кошечка, небольшая, съ бѣленькой грудкой, такою-же полоской на лбу и розовенькимъ носикомъ. Съ перваго-же раза она понравилась мнѣ

тѣмъ, что на все знала мѣру: и не очень была лѣнива, а если скакала, то никогда не надоѣдала своею рѣзвостью. Правда, были у нея нѣкоторыя привычки, отъ которыхъ мнѣ ее пришлось отъучать, и надо ей отдать справедливость въ томъ, что она была очень послушна. Напримѣръ, когда я садился обѣдать, „Киця“ начинала вертѣться около моего стула и нетерпѣливо мяукать. Но стоило мнѣ только построже прикрикнуть на нее — какъ ужъ она садилась на заднія лапки и, точь-въ-точь какъ собаченка, смотрѣла прямо мнѣ въ ротъ.

Между мной и „Кицей“ завязалась самая тѣсная дружба. Мы не разлучались: куда я — туда и она. Случалось-ли мнѣ иногда вечеркомъ пойти куда-нибудь въ гости — за мной слѣдомъ шла „Киця“, осторожно пробираясь между лужицами на дорогѣ и выискивая, гдѣ почище. Выждетъ, пока я посижу у знакомыхъ, угостятъ ее тамъ чѣмъ-нибудь, и домой путешествуемъ мы такимъ же образомъ. А когда, бывало, я до глубокой ночи засижусь надъ своей работой, „Киця“ сидитъ у меня на письменномъ столѣ, изображая изъ себя прессъ-папье, и такъ уморительно моетъ свою мордочку, что по-неволѣ, время отъ времени, кладешь перо и шепчешь своему сѣренькому другу:

— Ну, что, Кицюша? что, моя кошечка милая?

Она приблизится ко мнѣ.

— Ну, поцѣлуй, поцѣлуй,— скажешь ей, и она подставитъ свою розовую мордочку къ моимъ губамъ.

А какъ-только я лягу спать — является и „Киця“. Такъ осторожно крадется она по моей кровати, словно боится задѣть и побезпокоить меня. Потомъ, не спѣша,

ложится на моей подушкѣ, кладетъ голову мнѣ на плечо и мурлычетъ тихую-тихую пѣсенку, пока наконецъ подъ эту пѣсню не заснемъ мы оба.

Ну, и баловалъ-же я своего дружка! Каждое утро, когда прислуга возвращалась съ базара, накупивъ тамъ цѣлую корзинку провизіи,— я выбиралъ изъ этой корзинки кусокъ сыраго мяса и подзывалъ къ себѣ „Кицю“. Какъ у нея глаза-то горѣли въ эти минуты! точно огоньки какіе бѣгали въ нихъ. Она привскакивала на заднія лапки и очень граціозно ловила передними — то одною, то другою — кусокъ, который я держалъ надъ нею. Наконецъ, ухватившись за него обѣими лапками и перекинувъ его изъ нихъ себѣ въ ротъ, она быстро

скрывалась съ нимъ подъ диванъ или подъ кровать. Тутъ ужъ, бывало, къ „Кицѣ“ лучше не подходи. Поводя хвостомъ, съ какимъ - то жаднымъ ворчаньемъ, разрывала она мясо на куски и, какъ только слышались ей чьи-нибудь шаги по близости, ворчанье ея усиливалось, точно она опасалась, что у нея отнимутъ лакомый кусочекъ. И она забивалась еще глубже подъ диванъ, къ самой стѣнѣ. А когда мясо было уже все съѣдено, „Киця“ выходила изъ своего убѣжища и, съ удовольствіемъ облизывая губы, такъ посматривала на меня широкими зрачками, какъ-будто ожидала еще новой подачки. Но иногда „Киця“ и ошибалась въ своихъ расчетахъ.

II. Ссора.

Итакъ, наша дружба была очень крѣпка: „Киця" — не отходила отъ меня, я — баловалъ „Кицю“. Но разъ я ее жестоко обидѣлъ, и до сихъ поръ не могу простить себѣ своей раздражительности и несправедливости.

Была уже глубокая ночь. Я спѣшилъ окончить одну очень сложную и важную работу. „Киця“, по обыкновенію, сидѣла около меня на столѣ. Углубившись въ свое занятіе, я забылъ про все кромѣ него, и ничего кромѣ бумагъ передъ собою не видѣлъ. Вдругъ какой-то глухой стукъ послышался въ комнатѣ. Это было такъ неожиданно для меня, что я вздрогнулъ и вскочилъ со стула. Отъ испуга меня всего холодомъ обдало и дрожь пробѣжала по тѣлу. Тутъ я увидѣлъ „Кицю“, которая стояла на полу и облизывалась. Я догадался, что это она стукнула, соскочивъ со стола на полъ, и такая меня злость на нее взяла за то, что она меня испугала, что я, схвативъ со стѣны полотенце, замахнулся на „Кицю“. Она юркнула подъ диванъ. Я махнулъ полотенцемъ за нею. Она выбѣжала оттуда, трусливо озираясь. Въ своей досадѣ я опять кинулся къ ней, но она пробѣжала въ спальню и спряталась подъ кроватью. Мнѣ стало еще досаднѣе, зачѣмъ она отъ

меня убѣгала (какъ-будто пріятно быть битымъ!), и я, нагнувшись и запустивъ руку подъ кровать, порывисто замахалъ тамъ полотенцемъ. „Киця“ жалобно мяукнула.

— А! ты еще пищать!.. Погоди-жъ, проучу я тебя, — злобно проговорилъ я и отворилъ двери въ прихожую и на крыльцо, чтобы выгнать „Кицю“.

Наконецъ, мнѣ удалось заставить ее выйти изъ-подъ кровати. Въ перепугѣ шмыгнула она на дворъ и скрылась въ темнотѣ ночи. А я, затворивъ двери, сѣлъ опять къ столу, довольный тѣмъ, что силъ у меня хватило на борьбу съ маленькимъ животнымъ.

Но эта возня такъ такъ встревожила меня, что я никакъ не могъ собрать мыслей и приняться за дѣло по-прежнему. Работа не клеилась и, видя, что заниматься спокойно я ужъ больше не могу, я пошелъ спать, не окончивъ своего дѣла. Мнѣ еще досаднѣе стало на кошечку, зачѣмъ она своимъ скачкомъ вывела меня изъ спокойствія, при которомъ я непремѣнно окончилъ-бы свое спѣшное занятіе.

А на дворѣ, между тѣмъ, бушевалъ вѣтеръ; капли дождя стучали въ окно спальни, точно кто просился переночевать. Я уже лежалъ въ постели и потушилъ свѣчу. Но мнѣ не спалось. И досадно было на „Кицю“, и мысли о неоконченной работѣ не давали мнѣ покоя. Вдругъ до моего уха донесся слабый пискъ. Это „Киця“, продрогнувъ на холодѣ, просилась въ комнату.

— Не пущу, вотъ на зло не пущу!— шепнулъ я:— пускай промочитъ хорошенько.

И мнѣ мысленно представилась „Киця“, мокрая,

дрожащая, сидящая на крылечкѣ, прижавшись къ стѣнкѣ, съежившись и стараясь спиною заслонить голову отъ вѣтра. Жалко мнѣ стало моего дружка, а уступить все-таки не хотѣлось: какое-то глупое самолюбіе не позволяло. И я насильно утѣшалъ себя:

— Ничего: не сахарная — не растаетъ...

Въ эту минуту, въ прихожей послышался звонокъ. „Должно быть, телеграмма",— подумалъ я и, накинувъ на себя одѣяло, пошелъ отворить дверь. Въ другой разъ я низачто не всталъ-бы съ постели, а дождался-бы пока прислуга проснется и отворитъ дверь; но въ этотъ разъ, хоть я и утѣшилъ себя тѣмъ, что „Киця" не сахарная, однако,— любопытство-ли, или состраданіе — ужъ и не разберу, что именно — заставило меня сдѣлать это самому. Принимая отъ посыльнаго телеграмму, я замѣтилъ, какъ „Киця" робко пробралась въ кабинетъ и спряталась за печкой. Но опять тоже самолюбіе не пустило меня примириться съ нею, и я пошелъ спать, не позвавъ ее къ себѣ.

На слѣдующее утро, подойдя къ своему столу, я увидѣлъ, что нѣкоторыя бумаги на немъ были запачканы грязью и поцарапаны. Ай да „Киця"! угадала она, какъ можно мнѣ отомстить! Но только видно было, что грамотѣ она не обучена, а потому и не съумѣла довершить своей мести: испортила она мнѣ какъ-разъ черновые листы, а бѣловые не попались подъ ея лапки...

III. Кицины печали и радости.

Когда у „Кици" родились котятки, я цѣлыми часами просиживалъ, любуясь на ея материнскую заботливость. Всѣ они были такіе-же сѣренькіе, какъ и сама „Киця“, съ такими-же бѣлыми носиками и грудками. Жили они въ корзинкѣ, которой было отведено мѣсто въ углу прихожей. Еще слѣпые, копошились они на днѣ этой корзинки, переползали другъ черезъ дружку, вскарабкивались на спину матери и, не умѣя удержаться, кувыркались съ нея внизъ... А она ле-

жала около нихъ такъ важно и съ любовью глядѣла на своихъ дѣтокъ, облизывала ихъ, кормила. Отрадно было смотрѣть на Кицино счастье.

Какъ-то разъ утромъ я замѣтилъ, что „Киця“ все ходитъ изъ угла въ уголъ, точно ищетъ кого-то, и изрѣдка тоскливо мяучетъ. Я пошелъ взглянуть на котятъ. Въ корзинѣ ихъ не было.

— Гдѣ котята?— спросилъ я кухарку.

— Да я ихъ, баринъ, забросила,— отвѣчала она.

— Зачѣмъ забросила?

— Да на что они?

— Экая-же ты чудная... Неужели тебѣ ихъ не жаль было?

— Жаль-то жаль... Вѣстимо, живутъ тоже... Только вѣдь котятъ завсегда такъ бросаютъ.

Итакъ, „Киця“ осиротѣла. Знай я, что это могло-бы случиться — я ни за что не допустилъ-бы до этого. Но было уже поздно, и оставалось только жалѣть „Кицю“ да смотрѣть, какъ печально она слонялась по всѣмъ комнатамъ, изъ угла въ уголъ, ища своихъ дѣтокъ, которыхъ, конечно, ужъ и не существовало: потонули, небось, гдѣ-нибудь въ мусорной ямѣ.

Мало-по-малу, „Киця“ какъ-будто примирилась со своимъ горемъ и позабыла о немъ. По крайней мѣрѣ, она замѣтно стала спокойнѣе, перестала искать и тоскливо мяукать. По-прежнему стали мы проводить время: „Киця“ была постояннымъ свидѣтелемъ моихъ занятій и неизмѣннымъ спутникомъ въ прогулкахъ.

Въ одну изъ такихъ прогулокъ, когда мы шли по самому глухому переулку города, мнѣ послышался въ сторонѣ какой-то слабый пискъ. При этомъ „Киця“

остановилась, какъ вкопанная, и насторожила уши. Вскорѣ тотъ-же пискъ повторился. „Киця“ однимъ сильнымъ прыжкомъ была уже около канавы и снова остановилась, всматриваясь въ густую траву и что-то ища въ ней. Мнѣ видно было, какъ она подвинулась немного впередъ и, какъ-только пискъ послышался въ третій разъ, полѣвѣе отъ нея, она мигомъ была около маленькаго чернаго котенка, который лежалъ въ ка-

навѣ, у самой воды. Бережно стала „Киця“ обнюхивать его; какая-то теплая заботливость проглядывала въ каждомъ ея движеніи. Она лизала своего найденыша, а онъ смотрѣлъ на нее своими маленькими, полуслипшимися глазенками и, казалось, соображалъ неужели ему не дадутъ погибнутъ въ этой грязной, канавѣ...

А „Киця“ и въ самомъ дѣлѣ вознамѣрилась его спасти. Осторожно взяла она его зубами за шейку, подняла и вынесла на дорогу. Худенькій и слабый, котенокъ весь дрожалъ, какъ листикъ. Выпустивъ его на землю, „Киця“ подняла голову вверхъ и стала смотрѣть на меня, переминаясь на одномъ мѣстѣ. Я понялъ, что этимъ она какъ бы просила меня помочь ей, и взялъ котенка къ себѣ на руки. Когда мы вернулись домой, она снесла его въ тотъ уголъ прихожей комнаты, гдѣ прежде стояла корзинка съ ея котятками, и заботливо его обчистила, смотрѣла, какъ онъ пилъ молоко съ блюдечка, сдѣлала ему удобную ямку въ принесенномъ для него клокѣ сѣна, и спать уже осталась около него, забывъ про мягкую подушку на моей кровати. Словомъ „Киця“ усыновила своего найденыша и окончательно утѣшилась въ своемъ горѣ.

Я-же не забылъ предупредить кухарку, чтобы она не вздумала забросить и этого котенка.

IV. Наша разлука.

Мнѣ такъ неожиданно пришлось уѣхать въ Петербургъ и такъ надо было торопиться, что я не рѣшился взять съ собою „Кицю“ и ея найденыша, потому что съ ними мнѣ было бы слишкомъ много хлопотъ по желѣзнымъ дорогамъ. Нечего было дѣлать: пришлось разстаться съ ними, хотя и жалко становилось. Мнѣ даже трудно было представить себѣ, какъ пойдутъ мои занятія безъ моего обычнаго прессъ-папье, съ которымъ я такъ свыкся: я нисколько не сомнѣвался, что этотъ прессъ-папье ободрялъ меня въ моемъ одиночествѣ и такимъ образомъ помогалъ въ работѣ.

Угостивъ на прощанье „Кицю“ большимъ кускомъ сырой говядины, а ея „найденыша“ вкусными сливками, я завезъ ихъ къ однимъ знакомымъ и просилъ взять ихъ и беречь. Дѣйствительно, котеночка берегутъ и теперь. Уже здѣсь, въ Петербургѣ, я какъ-то получилъ извѣстіе о покинутыхъ мною друзьяхъ:

„Ваши кошечки — просто прелесть!— пишутъ мнѣ:— когда вы уѣхали, онѣ не сразу привыкли къ нашему дому. Нѣсколько дней чувствовали онѣ себя здѣсь, какъ точно въ гостяхъ: такія были скучныя и ходили по всѣмъ комнатамъ, повѣсивъ головы — будто не умѣя найти себѣ мѣста. Но теперь онѣ, видимо, попривыкли: „Киця“ преважно дремлетъ на своей табуреточкѣ, а

котенокъ подросъ и такихъ козловъ задаетъ, что даже одинъ коверъ порвалъ когтями. Интересно, право, смотрѣть, какъ онъ привязался къ Кицѣ: точно и въ самомъ дѣлѣ благодаренъ ей за свое спасеніе. Вы насчетъ ихъ обѣихъ будьте покойны: и сыты онѣ будутъ, и въ холѣ. Даже въ посту, когда мы ѣли рыбное да грибное, для нихъ нарочно мясныя котлетки жарились..."

Это извѣстіе о моихъ друзьяхъ не мало обрадовало меня. Но только мнѣ и до сихъ поръ смѣшнымъ кажется: зачѣмъ кошечкамъ жарить котлеты, когда лучшаго лакомства, какъ сырое мясо, для нихъ и быть не можетъ?

[Н. И. Позняковъ. Блесточки. Воспоминанія и разсказы для дѣтей. Съ рисунками Литвиненко и др. Допущ. Учен. Ком. М. Н. Просв. въ учен. биб. низш. и среди. учеб. зав., и въ безпл. народ. чит. и биб. Москва. Изданіе 2-е книгопродавца М. В. Клюкина, Моховая, д. Бенкендорфъ. 1904.]

См.

Рождество 1914. 1915-1, 1915-2, 1915-3, 1915-4, 1915-5

С Рождеством Христовым 1914, 1915-1, 1915-2, 1915-3, 1915-4, 1915-5

Позняков Н. И. Весной запахло... (рассказ бабушки) 1897

Позняков Н. И. Из милого далека (воспоминания детства) 1897

Позняков Н. И. Паук Магомета (легенда) 1897

Позняков Н. И. Малыш (рассказ) 1897

Позняков Н. И. Без елки (святочный рассказ) 1897

Позняков Н. И. Кичливая и счастливая (рождественская сказка) 1897

Позняков Н. И. Первое горе (рассказ) 1897

Позняков Н. И. С того света (святочный рассказ) 1897

Позняков Н. И. В чем сила? (рассказ) 1897