В школу я пошел в 1987 году и пошел с радостью. Так получилось, что первый класс я отходил в одну школу, но потом в связи с повышением и переводом отца на другую работу, мы переехали в соседнее село. Может быть это и к лучшему, так как там откуда мы переехали была всего лишь начальная школа и после третьего класса пришлось бы ездить в другую на автобусе. А так в селе была уже девятилетка, в которой я и проучился со второго по восьмой класс, пока мы опять не переехали на новое место.
Воспоминая о первом классе все-таки очень скудные, сказался к тому же и переезд, так получилось, что отчетливо свою школьную жизнь я помню почему-то как раз со второго класса. Обращу внимание на следующую специфику, у нас все-таки была сельская школа и классы были очень маленькие, во втором классе нас было 11 человек, но в последующие годы шло пополнение с одной стороны (были приезжие, как и моя семья) так и убывание, кто-то уезжал и пару человек оставили на второй год. В итоге наш класс все-таки «вышел в минус», в восьмом классе нас было 8, но на следующий год уже только 6, я уехал, а одного пацана оставили на второй год.
Кстати, о приезжих. В третьем классе мы получили сразу трех новеньких (в чистоте прибавился только один, так как одну девочку турнули на второй год, а одного славного пацана с которым я очень дружил, увезли из села после развода родителей), - девочку и двух пацанов. С девчонкой все просто, ее отца также перевели откуда-то на повышение, а вот с пацанами уже было необычно. Для тех лет, все еще только начиналось. Начался 1989 учебный год и это были «первые ласточки» беженцев, в нашем случае из солнечной Ферганы. В поселок приехало три семьи бежавшие из гостеприимной Средней Азии – русская, украинская и как ни странно… узбекская. Два пацана из первых двух семей и попали в наш класс. А вот у узбеков было трое детей, старшая девчонка пошла сразу в райцентровское ПТУ, старший сын класс в 9-ый, а самый младший в первый.
Что интересно пацаны – узбеки хоть и были беспросветными двоечниками (надо сказать, тут они особо не выделялись среди местных обормотов), но по русски они оба шпарили без малейшего акцента, что старший, что младший, абсолютно правильная русская речь, на фоне сермяжного владимирского говора она отличалась лишь характерными восточными интонациями.
Все мы были в ту пору, конечно октябрятами, а в конце третьего класса нас приняли в пионеры, до сих пор помню имя семиклассницы, которая на торжественной линейке повязала мне галстук. Она была… такая… Но идеология, она хороша в меру, а вот с этим в нашей школе как раз был напряг, как, наверное и везде. Наша старшая пионервожатая носилась как сумасшедшая с Зоей Космодемьянской, у нас и дружина называлась ее именем, вроде бы и нормально для той эпохи но вожатая (дочь, кстати, классического алкаша-трудовика) была на ней прямо повернута. Четко помню, как она нам втирала, что есть только три подлинные немецкие фотографии казни Зои и две(!) из них хранятся в нашей школе, а сейчас она добывает третью.
А вообще наши пионерские отряды носили имена молодогвардейцев, в конце третьего класса мы сами выбрали себе право именоваться отрядом имени Любы Шевцовой и с гордостью носили ее имя до конца пятого класса, пока наша классная, долбанутая уже на демократических веяниях, не заставила нас переименоваться в отряд «Алый парус». И мы заунывно тянули на линейках – «В той бухте где Ассоль дождалась Грея…», это был наш новый классный «гимн». Ну а там и сама пионерия приказала долго жить, как помните…
