Виктор Петрович ушел, а Евдокия, вернувшись в комнату, вдруг почувствовала какую-то неловкость, даже вину перед дочкой: у нее все складывается хорошо, даже неожиданно хорошо, а у Ольги пока ничего не ясно. Но дочка встретила ее улыбкой:
- Мамочка, я так рада за тебя!
Она обняла, поцеловала мать.
- А Виктор Петрович такой классный!
- А я-то? Кто я такая? Я ведь и думать не могла...
- Он ведь нравится тебе?
- Ой, доча, он понравился мне сразу, как только я увидела его. Как только назначили его к нам. Да только могла разве я подумать, что он меня заметит?
- А почему нет? Ты вон какая молодая, красивая. А когда наденешь костюм новый, он и вовсе обалдеет.
- Ладно, посмотрим, давай Наташеньку купать. Проснулась она?
А директор, сев в машину, сидел, не заводя ее. Неужели жизнь его меняется? Он улыбнулся, вспомнив Евдокию. Смущается, как девчонка. Да ведь говорят, что не было у нее мужика всю ее жизнь, как родила дочку. А в селе все на виду. Тут и чего не было, придумают. А вот про нее не придумывают. Значит, нечего придумывать. Конечно, невеста не первой молодости, а все-таки сколько в ней нерастраченного - и ласки, и нежности... Он вспомнил, как она вспыхнула, когда он поцеловал ее. Петрович усмехнулся: «Ну, директор, готовься к атакам разговоров, слухов, сплетен!»
Он вышел из машины, закурил. На совершенно темном небе тонкой дугой вырисовывался молодой месяц. Вокруг него рассыпались звезды, будто рой пчелок золотых. А он плывет в тишине весенней ночи, такой молодой, изящный, такой тоненький, но не одинокий и будто даже веселый, готовый пуститься в пляс вместе со звездами.
Директор примерил глазом: удержится ли ведро на его нижнем рожке? Если удержится, значит не будет дождей, а это плохо - на посевы нужен дождик. Уже апрель кончается, надо бы дождик! Нет, рожки наклонены почти к земле, вроде бы не удержится ведро с водой, упадет. Быть дождям! «Да, Петрович, зачем тебе прогнозы, метеосводки: на месяц посмотрел – и погоду узнал!» - подумал он весело, вдохнул полной грудью весенний воздух, настоянный на цветении всего, сел в машину, завел ее и поехал. Увлеченный своими мыслями, он и не заметил, как из-за забора наблюдала за ним Татьяна, бухгалтерша из конторы.
Утром, когда директор пришел в свой кабинет, Люба встретила его любопытным взглядом и с загадочной улыбкой спросила, не надо ли ему чего.
Директор ответил, не глядя на нее, что если будет надо, он скажет.
Не успел он войти в кабинет, как секретарша взяла трубку и проговорила в нее почти шепотом:
- Пришел. Весь счастливый!
В бухгалтерии строили догадки, к кому это начальник ездил ночью. Перебирали всех, кто живет на этой улице, и пришли к тому, что кроме как к Серегиным, приходить было не к кому.
-Значит, правда, что эта малолетка его захомутала!- говорила уверенно Татьяна. Ее, конечно, заедало, что он отверг ее заигрывания.
Ее пожилая коллега неуверенно пыталась возразить:
- А может, и не к Ольге вовсе?
- А к кому? Не к Дуське же!
- А почему бы и не к Дуське? Она вон недавно костюм новый купила. К чему бы это?
- Не такой, случайно, как я купила? Джерси? Те, что Валентина привезла на этой неделе.
- Я не видела, но говорят, что такой. Синий.
- Это ж надо, у меня тоже синий! Значит, что - на майские в одинаковых будем, что ли? Вот змеюка!
- Татьяна, да успокойся ты! Чтоб только у одной тебя было, надо не в этом магазине покупать. А Валентина привезла их - ей продать надо. Так что будет вас в одинаковых костюмах не двое, в магазине их было, кажется четыре, говорила Валентина.
- Значит, говоришь, может к Дуське ездить?
- Да не знаю я. А чего ему и не ездить? Он человек свободный, Евдокия тоже, - словно дразнила Татьяну коллега.
- Что он в ней нашел?
- Татьяна, все просто привыкли, что Дуська да и Дуська – а кто всматривался в нее? А она по молодости была очень даже ничего. Да и сейчас посмотри: фигурка, как у молодой, а если ее причесать по-модному, да накрасить – она всем вам еще нос утрет.
Татьяна насупилась, замолчала и уткнулась в бумаги.
Новости распространяются в селе со скоростью весеннего ветра: стоит только дунуть в начале сада, как сразу зашевелятся листья в другом его конце. Когда Евдокия через день пришла на работу, Катька сразу бросилась к ней:
- А мы уже думали, что ты не выйдешь!
- Чего это мне не выходить?
- Ну как же – ты ж теперь нам не ровня!
- Что болтаешь, Катерина?
- Да не притворяйся ты! Видели ж, как от тебя директор выходил! Ночью!
- Ну не утром же! – улыбнулась Евдокия. – А тебе все неймется!
Она загадочно улыбнулась и замолчала. Замолчала и Катерина, заметив что-то новое в Дуське. То ли глаза другие, то ли помолодела она. И смотрит по-другому, и платок, кажется, по-другому завязала. Хотя кто ж замечал, как она его повязывала вчера?
