Странно, я совсем не помню, откуда у меня этот кусок стекла. Красивый. Насколько может быть красивым кусок стекла. Не помню. Мёртвая вещь в моём доме. Ещё одна мёртвая вещь. В конце года принято выбрасывать старые, вышедшие из употребления вещи.
Кто-то не надевал рубашку со времён студенчества. Кто-то не помнит, как в его доме оказалась та или иная безделушка.
А кто-то не пользуется электробритвой Лысьва 19. Этот кто-то – Я. Уже и страны нет, где производились эти бритвы, а она лежит в ящике, заставляя зажмуриваться, чтобы не разреветься, подарок отца ведь. Пресс-папье - им дед промакивал чернила. Веретено – на него накручивала нить моя бабушка, из которой потом вязала мне свитера и шарфы, носки и варежки. Не только мне, конечно, но и мне тоже. Тем более что я постоянно терял варежки и шарфы, да и свитера на мне «горели». Гантели – подарок отца. И сейчас я нет-нет и займусь зарядкой, в вечной гонке за приемлемую форму, но бегун из меня так себе, не догоняю я эту приемлемую форму. Иконка из меди – реликвия, переходящая из поколения в поколение.
Это всё живые вещи, в каждой память о близких людях. Каждая – живая история моей жизни, интересная лишь мне одному, но тем не менее. Я храню их. Как храню свои ручки, чернильные и шариковые, которые мне дарили мои друзья и которыми я заполнял страницы своих блокнотов.
Блокноты я покупаю сам, а вот ручки с удовольствием принимаю и пользуюсь. Я люблю писать, хоть и не люблю свой почерк, в котором чёрт ногу сломит. У отца и деда были одинаковые почерки, с минимальными особенностями, а я стараюсь походить на них, но это длится мгновение, а потом лечу с горы, только успевай строчить. Куда там до аккуратности. И если сразу не перенёс на компьютер, то потом могу и не разобрать что хотел сказать миру. Сижу, чертыхаюсь, разбираю по буквам. Одно огорчение, а не почерк. Но писать люблю. Стихи и письма. Но последнее время письма предпочитаю набирать, а не писать. Время безжалостно к нашим любимым занятиям, они (занятия) выходят из моды. «Прощание с бумагой», кто не смотрел этот спектакль, предельно откровенно вскрывает проблему, не давая рецептов, просто и безжалостно констатируя факт. Но я борюсь. И вновь покупаю блокноты, куда записываю мысли, стихи, короткие зарисовки. Зачем? Не знаю. Пусть будут. Пока я это делаю, блокноты и ручки не превратятся в мёртвые вещи.
Пирамидка из нефрита, не помню, откуда она у меня. Ещё одна мёртвая вещь. В ней совсем нет жизни. Функционал неясен. Место занимает. Мешает ли? Нет. Но, зачем я её храню? С ней не связано ни одной истории, за ней не маячит ни одно лицо, ни один рассказ не начнётся с того, что я подумаю о ней.
Но возможно, если я подарю её (какой нелепый подарок), и придумаю для неё историю, пусть и выдуманную, то она станет живой вещью для кого-то другого. Глупо же выбрасывать такую элегантную вещь.
Сколько их, мёртвых и живых вещей, которые нас окружают, привлекая наше внимание, заставляя вспоминать свою и чужую жизнь, иногда оправдываясь, иногда радуясь, иногда предаваясь грусти.
Мы ведь и сами бываем «мёртвыми» и «живыми» для других людей. Малое в большом, и большое в малом, и ничего нового под небосводом, но…
В конце года принято выбрасывать старые, вышедшие из употребления, забытые и лишённые историй, мёртвые вещи. Однако прежде чем выкинуть их, подержите их в руках, вдруг тепло вашей ладони разбудит полузабытое чувство, способное остановить вас от непоправимого шага. И если не разбудит, то освобождайте полку для новых живых вещей, они не заставят себя ждать и обязательно придут в вашу жизнь.
Мне так кажется.