Город внизу тонул в огнях. На него сверху из рваной темноты ночного неба падал дождь, искажая контуры домов, стирая краски, смазывая пятна фонарей и квадраты светящихся окон.
Холодные тугие капли стегали Сашку по лицу. Порывы ветра трепали намокшие полы плаща, подталкивали в спину, вниз, к огням, к мокрой мостовой.
Где-то там, среди сгрудившихся тесно домов, горело окно его Ба — бабушки.
Сашка поёжился от холода и дождя. Он представил её седые волосы, уложенные в маленький пучок на затылке, круглое лицо, светло-серые добрые глаза, увеличенные линзами очков. Она коротала время за вязанием в ожидании его возвращения.
В шорохе ветра он словно услышал слова.
- Ты же рос таким хорошим мальчиком. Ты рисовал, играл на пианино, любил сказки. Никогда не поздно все исправить, начать сначала…
- Поздно, Ба, – ответил совсем юный голос с хрипотцой.
Ветер услышал, затих, ожидая продолжения.
- Как все началось? Да как у всех, Ба. Хотел свободы, почувствовать себя взрослым, крутым. Сначала сигареты, вино. Потом Заяц, Илья Зайцев, предложил косячок. Хорошо и весело проводили время. Да, с девчонками. А потом родители увезли его на Север.
В Новый Год в нашей компании появился только что освободившийся Волк — старший брат Славки Волкова. Мы слушали его, открыв рот. Ну, а как же. Прошёл школу жизни, и не где-нибудь, а на зоне. Мы себя рядом с ним чувствовали взрослыми, приобщёнными.
Однажды позвал нас к себе, мол, посидим по-взрослому. Можно было отказаться. Но как, Ба? Стыдно было показаться трусом, отбиваться от стаи. Будто я не пацан, а девчонка.
Играла музыка, мы пили, курили, разговаривали. Кто-то приходил, кто-то уходил. Лица менялись, как в калейдоскопе. Все друг другу казались братьями. Потом в ход пошёл косячок по кругу. В голове появилась легкость, хотелось смеяться и дурачиться. А потом…
Потом Волк сказал, что это детсадовская забава, для самых маленьких. А для серьезных мужиков есть вещи покруче. Тут я испугался. А он только смеялся. Говорил, что с одного раза ничего не будет. Сам не знаю как, в какой момент он взял меня на слабо.
Всё произошло так быстро… У меня вдруг крылья за спиной выросли, картинки перед глазами яркие, реальные закружились. И ощущение счастья. Словно в мире есть только радость и полёт. Ничего больше.
А в этот раз мне стало плохо. Мутило. Пол под ногами поплыл, голова стала чужой. Воздуха не хватало. Я вышел в прихожую, накинул чей-то плащ, и, шатаясь, пошёл по лестнице вниз, на улицу. Вроде даже толкнул кого-то, не помню. Как же мне было плохо, Ба.
На улице зашёл за кусты и желудок вывернуло. Потом увидел, чуть подальше кто-то сидит и плачет. Подошёл. Не сразу понял, что на земле лежит Олег из соседнего дома. Мы с ним в футбольной секции вместе занимались. А девчонка какая-то на коленях рядом сидит и тормошит его. Но он не вставал, лежал с открытыми глазами и смотрел в небо…
Девчонка вдруг вскочила на ноги и стала меня тащить оттуда. А я не мог глаз оторвать от Олега. Девчонка всё тянула меня за руку, повторяла, что надо бежать, что нас поймают. Тут только я услышал, что дверцы машин хлопают, люди из них выходят. «Облава. Бежим! Да шевели ногами», - в самое ухо сказала девчонка и потащила меня за угол дома. Но ноги стали ватными, не слушались. Голова соображала с трудом, словно в мозгу мысли разбежались и никак не могли вместе соединиться. Меня снова замутило. Я согнулся пополам. Она отпустила меня, махнула рукой и убежала.
Потом я хотел к Олегу вернуться. Выглянул из-за угла, а вокруг него уже полицейские стоят.
Я брёл куда-то и брёл. Начался дождь. Я почти ничего не чувствовал. Огляделся, и никак не мог вспомнить, как домой идти. Подумал, отсижусь в подъезде, пережду дождь, приду в себя, а потом пойду домой. Стал подниматься по лестнице. Всё шёл и шёл. Мне всё равно было. Казалось, если остановлюсь, то, как Олег…
Я не помню, как попал на крышу. Просто вдруг оказался под самым небом. Наверное, днём красиво здесь. Ты не понимала, почему меня все звали Колобком. Просто для прикола, для хохмы, потому что худой и длинный. Помнишь, я в детстве любил сказку «Колобок»?
А Олег не увидит этого. Ведь он умер, Ба. Как страшно. Если бы не пошли к Волку, если бы… Олег был бы жив. Мы снова играли бы в футбол. - Ветер с новой силой толкнул парня в спину, словно торопил рассказать историю.
- Уйди, не сейчас. Я ещё не рассказал. – И ветер услышал, понял, отступил. - Был бы я птицей, улетел бы далеко-далеко. И забыл всё. Только ведь не забуду. - Сашка пошатнулся.
Девушка в черном форменном платье с белым воротничком и в фартуке вытирала пыль с мебели, в номере на восьмом этаже. Она отодвинула занавеску, открыла окно. На фоне тёмно-серого ночного неба увидела чёрную фигуру на краю крыши девятиэтажного здания напротив. Её слабо освещал свет из окон гостиницы. Дома разделяла узкая улица. Девушка пригляделась. Нет, не показалось. Похоже, молодой парень. Она охнула, увидев, как он опасно зашатался под натиском ветра. Казалось, воздушной волной его сорвет с крыши, подхватит как осенний лист, закружит и бросит вниз.
Девушку звали Лизой, и она была смышлёной. Просто так парень ночью в дождь на крышу не погулять вышел. А зачем? «Да что, он, обкурился, что ли?» Она даже не догадывалась, как близка была к истине.
Лиза вытащила из кармана передника мобильник, набрала номер. Пока ждала ответа, смотрела в окно, не исчез ли. Парень, покачиваясь, стоял.
- Мишка, тут на крыше человек стоит. Говорю же – на крыше, напротив гостиницы. Я в восемьсот четырнадцатом номере… Прямо передо мной. Да не привиделось. Сам посмотри. Думаю, хочет спрыгнуть. Он не видит меня. – Она замолчала и только слушала, что говорит охранник гостиницы. - Сам полицию вызывай, вот только могут не успеть, – девушка подержала телефон у уха, кивая и агакая, потом бросилась вон из комнаты.
Сашка, ничего этого не слышал и не видел. Он смотрел вниз, на прямую линию улицы, зажатую с двух сторон каменными стенами домов. Машины с включенными фарами бежали друг за другом, от одного светофора в начале улицы, к другому - в конце. Сигналы одного светофора чуть отставали от другого. Это напомнило музыку. Тааа-тааа-ти-ти-таа-таа. Ти-ти, таа-таа, тааа-тааа.
- Я мечтал о машине, крутой, непременно красной и с кожаным салоном. Я бы отвез тебя к морю, Ба, где ты никогда не была. - Его начало трясти то ли от холодного дождя и ветра, то ли от окончания действия дозы.
- Прости, Ба. Сейчас дождусь повторения мелодии и тогда… Вот, долгий красный сигнал зажёгся… Теперь — короткий жёлтый, и сразу зелёный. Музыка огней. Красиво-то как!
Он поднял лицо вверх, к тёмному небу без звезд, раскинул широко руки. Капли больно били по лицу. Сашка закрыл глаза...
Чьи-то сильные руки обхватили его грудь и потащили назад. Сашка вырывался, но поскользнулся на мокрой крыше и упал.
- Думаешь, это легко сделать? А ты подумал о матери? О родных? Что бы с тобой ни случилось — это не выход. Никогда не поздно всё исправить, начать сначала. Ты же пацан ещё, - орал охранник Михаил, перекрикивая шум ветра, дождя и сигналы машин.
Сашка попытался встать, но нога придавила полу плаща. Он приподнялся и снова сел на мокрую крышу. По его лицу текли слезы вперемешку с дождем. Михаил вдруг сел на колени, обнял подростка и крепко прижал к себе.
- Зачем?! – Сашка выплюнул из горла то ли вопрос, то ли протест.
- Затем, что туда всегда успеешь. Обратно не получится. Держись, парень!
Сашка уткнулся в мокрую куртку, пропахшую сигаретами, дешёвым одеколоном, и зарыдал.
Где-то там, внизу, среди огней и дождя, у окна одного из серых мокрых домов стояла пожилая женщина, прижав руки к груди и шептала:
- Господи, спаси и сохрани моего Саню.
А дождь всё лил и лил, и ему не было никакого дела до запутавшегося Сашки, до его слёз, до умершего от передозировки такого же мальчишки, до старой Ба, молящейся о своём непутёвом, но таком любимом внуке...
