Результаты геологического бурения, электромагнитной и геомагнитной разведки, геоморфологические исследования позволили предполагать, что здесь было естественное понижение рельефа местности – видимо, один из древних притоков Которосли. Исследования выполнены Л. В. Заботкиной (Российский государственный геологоразведочный университет им. С. Орджоникидзе). Исследования под руководством д.г.н. И. Н. Модина (геологический факультет МГУ). Исследования проведены д.г-м.н. Ю. А. Лаврушиным (Геологический институт РАН)
Этот естественный ярко выраженный рельеф участка при впадении Которосли в Волгу был использован строителями города при устройстве оборонительных сооружений. Хорошая сохранность древесины во влажном слое позволила провести дендрохронологическое датирование построек, найденных во рву, по результатам которого сделан вывод, что некоторые из них относятся к рубежу XII–XIII в. [Карпухин, Соловьева, Энговатова]. Следовательно, к этому времени ров уже утратил свое фортификационное значение, но сохранялся в рельефе довольно долго.
ПОЛУЧЕННЫЕ ДАННЫЕ ПОЗВОЛИЛИ СДЕЛАТЬ СЛЕДУЮЩИЕ ВЫВОДЫ. Обнаружены остатки фортификационных сооружений – древо-земляная конструкция стен и ров, – созданных не позднее XI в. После потери оборонительного значения на рубеже XII–XIII в. участок, на котором находились первоначальные укрепления, стал активно застраиваться.
Одной из первых строительных инициатив ростовского князя Константина Всеволодовича по отношению к Ярославлю было возведение каменной Успенской церкви: «В лѣто 6723 (1215) … Того ж лѣт(а) бл(а)гоч(е)стивыи княз(ь) Костянтинъ заложи ц(е)рк(о)вь камену на Ярославли на дворѣ своем в имя св(я)тыя Б(огороди)ца Оуспенья». ПСРЛ. Т. 1. Стб. 438.
Локализация Успенского храма позволила бы выявить местоположение ярославского двора Константина, поэтому на данную постройку было обращено особое внимание исследователей.
Традиционно считалось, что и храм начала XIII в., и сменявшие его впоследствии здания находились на месте Успенского собора, выстроенного в 1660-х годах, но, как выяснилось, топографическая ситуация оказалась гораздо сложнее и интереснее.
В Ярославле на протяжении пяти столетий, по крайней мере, три из четырех главных церквей города меняли свое местоположение. Так, Успенская церковь 1215 г. пострадала во время пожара 1480-х годов, была отремонтирована и впоследствии окончательно разобрана на рубеже XV–XVI в. Построенный вместо нее храм, в свою очередь, сменил собор 1642– 1646 г., заложенный вблизи своего предшественника, а реконструированный храм начала XVI в. использовался как казенная палатка. После разрушительного пожара 10 июля 1658 г. возводится новый храм, завершенный в 1663 г. и затем разобранный в 1937 г.
Последовательное существование четырех разновременных храмов, три из которых располагались на разных площадках в пределах Рубленого города, позволяет по-иному взглянуть на издавна бытовавший в изучении топографии средневекового города постулат о незыблемости церковного места, превратившийся ныне в расхожую догму. Примеры таких перемещений главного храма города, возможно, были не столь редки, но недостаточная археологическая изученность церковных центров городских поселений не позволяет в полном объеме проследить все подобные случаи.
Попытки обнаружить Успенскую церковь 1215 г. предпринимались лишь однажды. В 1940 г. Н.Н. Ворониным были заложены раскоп вблизи апсид уже не существующего Успенского собора 1663 г. и шурф между остатками северо-западного столба подкупольного квадрата и выбранной северной стеной собора. По результатам работ исследователь пришел к выводу, что храм второй половины XVII в. «никак не связан ни с собором 1504 г., ни с собором 1215 г.» [Воронин, 1949, c. 187]. При раскопках найдены только обломки плинфы и поливных плиток пола [Воронин, 1962, c. 62–63]. С 1940 по 2004 г. никаких попыток обнаружить каменные храмы Рубленого города не предпринималось.
Работы Ярославской экспедиции Института археологии в 2004–2006 г. дали значительный материал не только архитектурно-археологического, но и историко-топографического плана. Была исследована площадь Успенского собора 1660–1663 г. и прилегающая к ней территория [Яганов, Рузаева]. В пределах раскопа не выявлено конструкций каменных зданий старше второй половины XVII в., однако в остатках фундаментов этого времени, засыпке выбранных фундаментных рвов, перекопах, связанных с разрушением собора, обнаружены материалы (плинфа, плитки пола, брусковый кирпич, фрагменты белокаменных деталей), которые, безусловно, относились к зданиям начала XIII – первой половины XVII в. Среди находок ВИТРАЖНЫЕ СТЕКЛА зеленого цвета (прямоугольное и два фигурных) [Энговатова, Столярова, Яганов]. В культурном слое начала XIII в. прослежены развалы не использованной в кладке бракованной плинфы [Яганов, Рузаева].
Зоны наибольшего распространения строительных остатков XIII–XVI в. позволили предположить, что здания этого времени располагались в юго-восточной оконечности городища. Шурфом, заложенным на этой территории, выявлен участок фундамента западной стены собора
начала XVI в. и его подвал, где, согласно письменным источникам, в первой половине XVII в. хранилась «зелейная казна» [Энговатова, Яганов].
Но наибольший интерес представляют фрагменты архитектурных деталей и строительные элементы собора начала XIII в., обнаруженные в засыпке технологического пространства с внешней стороны фундамента (Рис. 6). В этом комплексе выявлены крупные блоки кладки из плинфы; на некоторых кирпичах имеются следы обмазки известковым раствором.
Здесь же обнаружено три фрагмента белокаменной фасадной резьбы начала XIII в. – части полуколонок, украшенных растительным орнаментом – переплетенными сдвоенными гуртами, – заполненные внутри пальметтами (Рис. 7). На деталях имеются следы покрасок розоватым колером – они прослежены в промежутках между гуртами, внутреннем заполнении листьев пальметт.
Наличие в засыпке крупных фрагментов кладки свидетельствует о том, что они не могли быть перемещены издалека, а происходили непосредственно из руин начала XIII в., располагавшихся вблизи (или непосредственно на месте) постройки XVI в. Выявленные в 2008 г. типы плинфы аналогичны происходящим из охранных раскопок Рубленого города (в 2004–2009 г.) образцам. Плинфы, найденные на Успенском раскопе 2004–2006 г., определены и описаны А. В. Жервэ.
В засыпке найдены и несколько поливных плиток пола начала
XIII в. [Энговатова, Столярова, Яганов].
Результаты архитектурно-археологических исследований 2004–2008 г. в Рубленом городе Ярославля позволили нам прийти к следующим заключениям.
Сменяющие друг друга с начала XIII до первой половины XVII в. каменные церкви и летописный двор князя Константина находились в юго-восточной части городища, а не в западной, как предполагал Н.Н. Воронин. Успенская церковь 1215 г., судя по обнаруженному в 2008 г. материалу, находилась в пределах строительной площадки собора начала XVI в. Не исключено, что бóльшая часть остатков домонгольского храма была уничтожена при разработке котлована под новое здание или закладке фундаментов Архиерейского дома в конце XVIII в. Успенский собор 1642– 1646 г., по-видимому, располагался к северо-востоку от выявленного здания, ближе к Волге.
Перемещения разновременных каменных церковных зданий на городище Ярославля были вызваны в большей степени практическими соображениями. В свою очередь, выбор места для собора 1660–1663 г. после пожара 1658 г. также не случаен [Яганов, Рузаева, c. 231–232]. В 1660 г. царем Алексеем Михайловичем было задумано строительство в Ярославле каменной крепости, сопоставимой по размерам со смоленской, поэтому перенос новой, большей по размеру, церкви в центр городища вполне соответствовал духу этого проекта.
Следует отдельно остановиться на довольно редких для поселений Ростово-Суздальской земли вислых актовых печатях, которых за последние годы раскопок в Ярославле ОБНАРУЖЕНО УЖЕ ПЯТЬ.
Находки печатей свидетельствуют об определенных административных функциях города в начале XIII в. Отметим, что в городах Северо-Восточной Руси (Владимир, Суздаль, Ростов, Переславль) подобных артефактов зафиксировано всего одиннадцать.
Три из пяти ярославских находок принадлежат известным по письменным источникам историческим личностям конца XII – первой половины XIII в. [Энговатова, 2019, с. 90].
На одной из печатей в линейном ободке помещена фигура св. Иоанна Предтечи в полный рост, правая рука поднята вверх в благословляющем жесте, в левой – развернутый свиток.
По сторонам сокращенная надпись Ιω(άννης) и монограмма (Πρόδρομος). На другой стороне в линейном ободке помещена фигура св. Константина в рост в полном императорском облачении, в правой руке крест на длинном древке, в левой – развернутый свиток. По сторонам колончатая надпись: АГИОС – КО(С)ТЯНТИН. Оттиснута на круглой литой заготовке со сквозным каналом. Диаметр печати 23,5–25,0 мм, толщина 2,5 мм (Рис. 8а).
В Корпусе «Актовые печати Древней Руси X–XV вв.» ОНА ПОЛУЧИЛА № 213А.
По определению П.Г. Гайдукова, ее владельцем с достаточной степенью вероятности можно назвать первого удельного ярославского князя Всеволода (Иоанна) Константиновича (1218–1238), который
погиб 4 марта 1238 г. в битве на реке Сити [Энговатова, Гайдуков].
На обеих сторонах другой печати изображены святые – Константин и Мария (Рис. 8б), что указывает на ее принадлежность женщине. Владелицей можно с большой вероятностью назвать жену великого князя Константина Всеволодовича. В 1196 г. он женился на дочери
смоленского князя Мстислава Романовича, мирское имя которой до сих пор оставалось загадкой.
Известно лишь, что после смерти мужа она постриглась в монахини и до смерти в 1220 г. носила иноческое имя Агафья. Изображение святой помогло установить, что мать ярославского князя Всеволода Константиновича звали Марией.
На третьей печати помещено погрудное изображение Богоматери Оранты и пятистрочная надпись: «АФАНА|СИI ЕППЪ | СМОЛИ|НЬСКЫ|И» (Рис. 8в). Печать изготовлена необычным способом. Она оттиснута на согнутой пополам тонкой (около 1 мм) свинцовой пластине, которую после оттиска подрезали по краю вдоль ободков, придав печати округлую форму. В месте сгиба пластина осталась нетронутой, этот ровный край хорошо виден справа от фигуры Богоматери (диаметр печати 20–22 мм, толщина около 2,5 мм).
В Корпусе «Актовые печати Древней Руси X–XV вв.» она получила № 63б–1.
Находки печатей известных исторических личностей в древнейшей части Ярославля свидетельствуют о расцвете города в конце XII – первой трети XIII в., прерванном трагедией 1238 г.
Обширная коллекция керамического материала, собранная в ходе многолетних раскопок и исследованная Е. К. Кадиевой [Энговатова, Кадиева], позволила построить корректную типологическую шкалу для датировки культурных отложений на территории города.
Благодаря археозоологическим исследованиям на территории Ярославля были также получены данные о составе содержавшихся здесь в разные периоды домашних животных, а также о структуре мясного потребления жителей города [Энговатова, Добровольская и др.; Яворская и др.].
ПОДТВЕРЖДЕНИЕ в ходе археологических исследований получили летописные данные о взятии Ярославля во время похода Бату-хана на Северо-Восточную Русь в 1237–1238 г.
В раскопах в пределах Рубленого города выявлено девять коллективных захоронений жителей и защитников города, погибших в феврале 1238 г. (Рис. 2).
Первое из них было выявлено в 2005 г. в раскопе на месте воссоздания Успенского собора [Энговатова, Осипов и др.]. Это был котлован заглубленной в материк постройки размерами 4 × 3 м с ровным дном со следами пола в виде пятен древесного тлена и кольями по всему
периметру – вероятно, хозяйственный подклет либо отдельно стоящая хозяйственная постройка [Энговатова, Осипов и др., c. 69].
О хозяйственном назначении сооружения свидетельствовали находки бытовых предметов в его нижней части: двух жерновов, железного рабочего топора, цилиндрических замков, ключей. Также обнаружено большое количество сгоревшего зерна – ржи, овса, пшеницы и ячменя. Обожженное зерно, а также обугленные деревянные плахи указывают на гибель постройки в пожаре. Определение выполнено Е. Ю. Лебедевой.
После пожара сооружение было использовано как вместилище человеческих останков (около 90 человек), уложенных в несколько ярусов [Энговатова, Осипов и др., c. 69]. Хаотичное расположение останков говорит о том, что тела захоронены в спешном порядке (Рис. 9).
При разборке костяков были найдены предметы, вероятно, принадлежавшие погребенным – височные кольца, кресало, пряжка, каменный нательный крест, стеклянные бусы, обломки стеклянных браслетов, фрагменты льняных, шерстяных и шелковых тканей.
Определение выполнено О. В. Орфинской
В составе засыпки обнаружены фрагмент зеленого витражного стекла [Столярова, Энговатова], а также керамическая плитка – детали убранства раннего Успенского собора [Энговатова, Столярова, Яганов]. Собрана коллекция древнерусской круговой керамики начала XIII в. Определение выполнено Е. К. Кадиевой
Сверху погребение было завалено обгоревшими бревнами, плахами и отдельными крупными камнями. При дальнейших исследованиях в 2006–2008 г. на территории Рубленого города было выявлено еще восемь подобных захоронений. Все погребения практически единовременны. Это доказывается в том числе однотипностью системы захоронений – полуразложившиеся трупы были собраны и наспех захоронены в подполах сгоревших домов, в ямах и даже в колодце (Рис. 10). Вместе с людьми в санитарные захоронения закапывали и животных (лошадей, коров, собак и др.).[Археология древнего Ярославля, c. 261–265].
Антропологические исследования показали, что все погребенные были убиты. Нападали конные воины – большинству погибших удары наносились сверху. Видимо, убитые в большинстве своем были без шлемов – среди ранений часто встречаются смертельные травмы головы [Гончарова, Бужилова].
Полученные в ходе раскопок данные позволяют нам частично восстановить истинные масштабы и крайнюю жестокость погрома, соответствующие описанной в источниках тактике, применяемой монголами по отношению к завоеванным ими городам, оказавшим сопротивление.
Для проверки датировки коллективных захоронений были проведены естественнонаучные исследования с использованием различных методик.
Например, кости людей и животных продатированы радиоуглеродным методом в различных лабораториях. AMS-датирование позволило сузить интервал события до диапазона 1221–1259 г., что согласуется со временем разрушения Ярославля армией Бату-хана в 1238 г.
Проводилось в Центре изотопных исследований Университета Джорджии (США), руководитель – А. Черкинский.
Согласно проведенным А.А. Карпухиным дендрохронологическим исследованиям (продатированы детали конструкций подклетов сгоревших домов и колодца), постройки, использованные для вмещения коллективных захоронений, были возведены не позднее начала 30-х годов XIII в.
Соответственно, разгром города должен был произойти в интервале от начала 30-х годов до конца 40-х годов XIII в.
В коллективных захоронениях найдены остатки меховых шапок и шерстяная двухслойная одежда, что также косвенно подтверждает зимнее время гибели людей.
Результаты патологоанатомических исследований (изучение степени разложения тел ко времени захоронения) позволили предположить, что с момента смерти до захоронения останков прошло несколько месяцев.
Это подтверждается также и тем, что кожаные вещи из погребений были значительно поедены грызунами.
Уточнить временные рамки одного захоронения позволила находка скопления коконов (пупариев) мух внутри сапог одного из погребенных и в заполнении могильной ямы.
Энтомологические исследования показали, что оно было совершено не ранее конца мая – середины июня [Энговатова, Антипина и др.].
Исследования проводились Д. В. Власовым.
А.В. Энговатова
