Андрей РУБАНОВ
Комета Бунина оставила шлейф, и в этом шлейфе мне запомнились два факта.
Во-первых, фраза Пелевина «трипперные бунинские сеновалы». Из «Чапаева».
Помню, прочитал, и резануло. Почему «трипперные сеновалы»? Если уж на то пошло, юные барчуки ловили стыдные болезни не с дворовыми девками на сеновалах, — а в жёлтых домах с профессиональными проститутками.
Во-вторых, есть неплохой фильм режиссёра Учителя по неплохому сценарию Авдотьи Смирновой «Дневник его жены».
И есть там сцена, когда Иван Алексеевич, уже будучи нобелевским лауреатом, возвращаясь поездом из Швеции через Германию, подвергся унизительному обыску на немецкой границе: его заставили раздеться донага. Сильнейшее унижение он пережил. По-моему, даже разрыдался.
Долго не мог я забыть этой сцены, не понимал её. Потом спросил у самого режиссёра Алексея Учителя: реальный ли случай, действительно ли Бунина раздели на границе? Учитель сказал — да, реальный случай.
А я всё думал: ну раздели тебя, догола, ну и что, бывает. Конечно, унизительно, но чтоб делать из этого драму — не понимаю.
Конечно, во времена Бунина нагота воспринималась по-другому. Совершенно другое было представление о стыде, о сраме.
И всё-таки, всё-таки. Ну разделся, ну, конечно, возмутительно и гадко.
Нобелевский лауреат, а тут какие-то грубые фашисты, 1933 год. Но чего ж делать из этого отдельный факт биографии?
Так до сих пор и не могу примириться с этим.
У Бунина я ворую слова. Украл у него слово «грязи» — множественное число от «грязь». Украл слово «добришко» — уменьшительное от «добро», имущество. Украл прекрасное слово «бля.чонки». Ещё много чего заимствовал. Язык у него бездонный.
