"Буря " - это последняя его пьеса. Была ещё совместная халтура или с Флетчером или ещё с кем-то, но он был уже болен и супер стар, поэтому не считается. Я смотрел ее в постановке "Глобуса", так сказать "в родных стенах", точнее, на месте родных стен сгоревшего театра. Было очень удивительно, оттого что меня может заставить смеяться средневековая юмореска. Мы за неделю получаем больше информации, чем житель начала семнадцатого века за год, и значит юмор у нас другой. Шутовской колпак и погремушка, огромные губы и нелепые башмаки, крохотная гармошка и писклявый голос сделались каким-то романтическим жанром, наверное, милым, но уж точно не смешным. Рыжие клоуны и румяные шутихи, те, что пятьсот лет назад смешили взрослых
мужчин, теперь смешат смешных пупсов на утренниках в детских садах. Всё это так. Но кроме закона простых чисел есть ещё и квантовая физика, а там иногда материя становится волной. А значит, пьяный шут и дворецкий на необитаемом острове спасли с тонущего корабля бочку Мадейры и напоили местного демона. Демон, похожий на голого колхозника, решив что они боги, которые живут на Луне ( это как надо было накидаться), стал молиться им. Потом они отправились убивать владельца острова, волшебника Просперо, но по дороге завязли в вонючем болоте, а когда выбрались, то стали примерять красивые штаны, которые нашли в лесу. Это занятие оказалось настолько увлекательным, что они забыли, куда шли.
Дочка Просперо никогда не видела мужчин. Повстречала выброшенного на берег, всего в тине, сына короля и, с удивлением ощупав, тут же влюбилась без памяти.
Повелитель ветров, могучий Ариэль, способный вызвать бурю и перевернуть королевский корабль, это педиковатый юноша впечатлительный, как гимназистка.
Свита короля болтает без умолку о разных пустяках и тем мешает сюзерену оплакивать якобы утонувшего сына.
Потом они находят волшебный стол с едой, и перед свежей бараниной отступают все несчастья этого мира.
В общем, всё это фарс, водевиль, трррагикомедия , смешение жанров черт подери.
Смешно и грустно, интересно, и мозги не кипят. Ну да хрен с ними, паяцы картонные нас не интересуют. Куклы Карабаса Барабаса нужны для того, чтобы их Создатель мог что-то сказать. Актеры - это голоса, которыми разговаривает Автор. Вот послушайте:
Отрекся я от волшебства.
Как все земные существа,
Своим я предоставлен силам.
На этом острове унылом
Меня оставить и проклясть
Иль взять в Неаполь - ваша власть.
Но, возвратив свои владенья
И дав обидчикам прощенье,
И я не вправе ли сейчас
Ждать милосердия от вас?
Итак, я полон упованья,
Что добрые рукоплесканья
Моей ладьи ускорят бег.
Я слабый, грешный человек,
Не служат духи мне, как прежде.
И я взываю к вам в надежде,
Что вы услышите мольбу,
Решая здесь мою судьбу.
Мольба, душевное смиренье
Рождает в судьях снисхожденье.
Все грешны, все прощенья ждут.
Да будет милостив ваш суд.
Это говорит Он. Мы слышим голос Шекспира. Это прямая речь. Для особо тугоумных стоит специальная ремарка: "Произносится актером, играющим Просперо".
Если можно было, была бы ремарка: "Выходит Шекспир, произносит текст, а потом навсегда уходит умирать".
На своем острове, на своём "Глобусе", в своем мире он бог и волшебник. Здесь он может любого сделать королём. Здесь он может любого убить. Да что убить? Помните " Исторические хроники"? Здесь он может создавать историю своей страны. Причем такую историю, какая выгодна ему. Ну ещё его высокородным друзьям-господам.
Сторуким организмом своих актёров он может сотворить рай и ад, бурю и волшебный остров. Убить отца, а сына заставить немыслимо долго, как в замедленной съёмке, разыгрывать мыслительные психологизмы и полтора часа плясать на лезвии ножа между ненавистью и любовью, между страхом и долгом.
Влюбить девочку и мальчика и показать, что перед любовью дети беззащитны. Сделать жену монстром и показать, что взрослые могут оправдать любое зло.
В своем мире он сеет всё, что угодно и всё даёт любые плоды.
И вот он уходит. На краю сцены, на берегу своего волшебного острова, сто раз перерожденный стотысячный аватар пять веков говорит слова автора.
Пять веков тысячью язЫками почти каждый день он сообщает нам, что готов жить жизнью обычного человека. И он просит о милости. Как все мы, он боится нас. Мы бываем жестокими. Прознав, что волшебник больше не опасен, мы станем хлопать его по плечу или будем сутяжничать. Он кланяется нам так низко, чтобы любая оплеуха пролетела выше. Волшебник хочет нам понравиться. Маугли идёт к неведомым людям. Он заговаривает своенравную эмоциональную, бурную, безжалостную стихию своих соседей по жизни: Мы С Тобой Одной Крови. Он знает, что всё-таки человек - это очень доброе существо. А значит его, наверное, не обидят. И, может быть, его полюбят, как своего. Сын человеческий идёт к своим зрителям. Бог становится смертным. Просперо возвращается в Неаполь.
