Похоронные причитания (плачи, причети) – жанр семейно-бытового обрядового фольклора, связанный с погребально-поминальным обрядом, представляющим собой сложную ритуально-вербальную систему, состоящую из взаимообусловленных элементов, функционирование которых определено нормами народной традиции.
Похоронная причеть по праву считается одним из наиболее сложных для изучения и анализа жанров. Это связано с тем, что архаичные причитания во многом отличаются от бытующих в настоящее время. Из-за происходящих метаморфоз причеть теряет некоторые изначально приписываемые ей особенности. Рассмотрим происходящие с жанром изменения на примере конкретных текстов.
Причети по своей природе свойственна импровизация. Плакальщицы владели им в совершенстве. Нужно было отметить в причитании детали жизни покойника: «Ну, чё на ум придёт - и говорять. Ну как, это специально прямо есть такие люди, они прям начнут, они начнут тебя причитать, и ты закричишь. Жалобные такие всё…» Однако, в некоторых причитаниях места для импровизации нет, тексты приобрели твёрдую форму и больше напоминают духовные стихи:
Снова греет солнце, только не меня.
Я лежу в могиле и не вижу дня.
Я лежу спокойно, меж людских тревог,
Надо мной всё тихо, и со мною Бог.
Традиционная же причеть сохраняет форму, близкую к верлибру, но в настоящее время, исходя из результатов последних полевых практик, практически не встречается. Впрочем, это можно объяснить тем, что причитания собираются в основном во время, оторванное от погребально-похоронного ритуала, поэтому мы не можем с полной уверенностью говорить об уходе из бытования традиционной причети.
Просматриваются отличия и на родовом уровне. Архаичную причеть логичнее будет отнести к лиро-эпике. У таких текстов в основном присутствует развитый сюжет («Я приду, бедна горюшица,/ Я открою матушку сыру землю, / Я открою гробову доску,/ Погляжу, бедна горюшица,/ На своего мужа законного…»), что влияет на расширение хронотопа. При этом сохраняются признаки лирики (такие, как субъективность в изображении испытываемого чувства, переживание как мотив для раскрытия душевного мира и прочее). Новые причитания больше тяготеют к лирике: сюжет в большей мере ослаблен, пространство сосредоточено в одной или нескольких точках (поминальный стол, кладбище, дом покойника), акцент делается на личном переживании. Более того, многие новые причитания можно отнести к ролевой лирике, так как повествование в них ведётся от лица покойника, желающего высказать свою последнюю волю устами плакальщицы.
Здесь уместно будет обратить внимание на вопрос о функции причитаний. Традиционно считается, что главной их функцией является обеспечение правильного перехода умершего из мира живых в мир мёртвых. Однако эта функция не прослеживается напрямую во всех причитальных текстах. Например, в сюжете приведённой выше причети «Я приду, бедна горюшица», мы находим только плач жены по усопшему мужу, и это вряд ли способствует упокоению души. Также встречаются причитания, где родные заклинают покойного вернуться к ним: «Ужъ ты встань ко все на резвыи на ноженьки,/ Поедемъ-ко, кормилець родной батюшка,/ Домой въ свое хоромное строеньицё,/ По старому жить съ намы, по прежному…», что противоречит многим ритуалам похоронного обряда: покойника выносили вперёд ногами, чтобы он не запомнил пути назад, читали специальные молитвы на упокой души, чтобы усопший не боялся дороги в мир мёртвых. Мы считаем, что подобный парадокс вызван главенством лирического начала, когда чувство скорби становится на первый план. Подобная субъективность художественного мышления встречается и в старых, и новых текстах. Но основная функция нарушается не только таким образом. В ходе полевой практики мы обнаружили два текста с идентичным началом, но разным сюжетным развитием. Эти причети произносятся в селе Вышгород (Рязанская обл.) на сороковой день – последний, когда душа умершего прибывает на земле: «Под сороковой день, ага. И вот прям когда вечером садятся, после, когда уже всё, почитали псалтирь, и вот вечером, это, ночью садятся, это, помянать, и вот как раз садятся за столом помянать».
В первом тексте покойный просит родных: «Подойдёт последняя ночка,/ Не смыкайте вы очей,/ Помолитесь Богу о душе моей», после чего глазами покойника, стоящего за окном своего дома, мы наблюдаем за печальной картиной поминок. После чего покойный произносит: Улетаю, распрощаюсь/ На вечную жизнь я свою./ Ангел Божий меня встретит/ И грехи мои простит,/ Я страдала на белом свете/ И всегда его просила:/ О, Владычица святая,/ Будь ты мне родная Мать./ Ты мои страданья знала,/ Не давай мне погибать» – основную функцию причитания, обеспечение правильного, спокойного перехода в горний мир, можно считать выполненной. Во втором же тексте после того, как покойник видит свои поминки и говорит о том, что родственники, собравшиеся за столом – его последняя надежда на очищение от грехов, он просит о заступничестве Ангела Божьего, но тот, в отличие от первого сюжета, отвергает его: «А ты, раб же мой прегрешный,/ Отойди прочь от меня/<…>/ Добра вовсе не творил,/ Для своей души прегрешной/ Ничего не припасил» - в этом сюжете покойный лишается заступничества небесных сил, поэтому причитание мотивирует живых на дальнейшие молитвы за упокой души усопшего и на собственную праведную жизнь.
Итак, исходя из вышеизложенного, мы можем утверждать, что жанр похоронного причитания подвергся определённой трансформации, что выражается в изменении сюжета, образов и хронотопа. Новая причеть охарактеризовывается усиленным лирическим началом и измененной формой. Впрочем, основная проблема заключается в том, что причитание в принципе изживает себя как живой элемент народной культуры: «Ну, причитают бабушки, там, старые раньше. А щас уж почти никто не причитает. Ну, когда молодых-то хоронят, конечно, там, плачат, и много, эт, всё. А уже пожилых-то и всё, никто не причитывает».
Если вам понравилась моя эстетика, обязательно подписывайтесь на мой youtube-канал Gobbs' College.
